– В бабушку, конечно, – засмеялся Лёша. Морозный ветер подхватил его светлый хвост и прилепил прядь к губам. – Тьфу… обрежу их. А это что? – он покосился на папку. – Так любовно к себе прижимаешь, будто там научная дисса или рецепт вечной жизни.

– Я бы сказал, вечной любви, – и дал другу посмотреть.

Он задумчиво листал партитуру и довольно щелкал языком, а меня гордость брала за студентку, даже сердце зашлось в немыслимом бое. Теперь бы ее до Нового года выцепить, а то это уже ни в какие ворота… Я себя чувствую бесполезным, когда ученица, ни разу не появившись на уроке за два месяца, выдает на аттестацию работу уровня четвертого курса. Или она гений, или просто списала. Долго ли умеючи найти в сети нужную партитуру?

– Просто, но очень занятно, – проговорил Алексей и заулыбался шире. – Да, отличный ход, молодчина… – перелистнул еще, добравшись до кульминации. – О! Даже круто, я бы сказал. А кто автор? – Леша заглянул на последнюю страницу. – Чудакова, значит. Интересно…

– Подозреваю, что плагиат, вот, дома проверю.

– У Насти плагиат? – друг нахмурил брови. – Не думаю.

– Ты ее знаешь? – я приподнял бровь и надел перчатки. Холодно на улице сегодня, давит хороший минус, и ветер крепчает к ночи.

Лёша сложил губы в трубочку, словно хотел быстро что-то сказать, но потом резко вздрогнул и, отдав папку, потер плечи.

– Ох, зябко сегодня! Сталкивался я с Анастасией. Не думаю, что она украла аранжировку, но ты проверь, конечно, – он ринулся к двери, будто бежал от пожара, или, как в фильме «Послезавтра», за другом гнался жуткий мороз.

Тяжелая дверь почти спрятала дирижера, но потом снова приоткрылась.

– Да! Сань, ты же тридцать первого с нами?

– Не буду обещать…

– Да, конечно. Мама, братья, сестры, дяди… скукота смертная, – он скривился и состроил страдальческие глаза. – А у нас девочки, музыка и веселье. Так что ты обязан быть.

– Я не любитель, пора бы запомнить.

– Ну, на концерт хоть придешь?

Я спустился ниже по проспекту и выкрикнул:

– Не обещаю!

Шагая мимо Лешкиного кабинета, заглянул в окно. Штор там никогда не было, и свет из кабинета очерчивал силуэт юной девушки, что сидела на подоконнике. Наверное, та самая, что поет в оркестре. Не всматриваясь, я отмахнулся от желания рассмотреть ее поближе и пошел дальше. Работа и личное – несовместимые вещи, но послушать концерт я приду.

– Прости, что долго, – Алексей пожал плечом и занес в кабинет небольшой бумажный пакет. – Встретил упертого старого друга.

– Он не хотел отпускать вас? – я слабо улыбнулась. Признаваться, что мне все еще худо, не буду.

– Не, это я его держал, – открыто засмеялся дирижер. У него такая широкая и светлая улыбка, что даже теплее стало. – Хотел с тобой познакомить, а он спешил, вредина.

– Наверное, что-то важное, – я пожала плечом и пропустила мимо ушей «с тобой познакомить».

Это почти бесполезно. Ну, не цепляют меня местные дрыщи-музыканты. Не знаю почему, но большая часть парней – это такие ху-у-уденькие, костлявенькие и низенькие ребята. Они не в моем вкусе. Я хочу ПЛЕЧО, а не острый угол в висок, когда буду прижиматься к моему мужчине. И вообще, я не готова к отношениям после Эдика. Тем более, вот не ёкает у меня, даже к Алексею нет никакой тяги. Я какая-то неправильная…

– Важное, конечно, а то я бы затащил его в подвал, сказав, что так и было.

– О, так вы маньяк, – я наигранно захлопала ресницами и прикрыла ладошкой рот. – Боюсь-боюсь…

– Да хватит «выкать», – возмутился Алексей, сдерживая смех. – Давай, на «ты» перейдем? Я ведь не намного тебя старше.

– Это будет удобно?

– Еще бы! Неудобно чувствовать себя стариком, – пакет из рук дирижера опустился на стол.

Я проследила, как изнутри появились румяные булочки, что-то завернутое в пищевую пленку и несколько кексов.

– Голодная?

Я уже допивала простудный чай и чувствовала, как напиток добирается до клеточек моего тела и остужает его изнутри.

Приподняла почти пустую чашку и отрапортовала:

– Лекарство принято, можно и поесть.

– Мне нравится такой подход, – он обернулся через плечо и задержал взгляд. Но я никак не могла его прочитать. Кого он во мне видит? Девушку, коллегу, друга, ученицу? Почему на «ты» переходит? Не даю ли я ложную надежду? Я это жутко не люблю.

– Ты чего на подоконнике сидишь? Там дует, – Алексей подошел ближе и всмотрелся в мое лицо. Так загадочно и пронзительно, что я с опаской отстранилась.

– Просто город, – отвернулась, стараясь не выдавать свои переживания и сомнения, и выглянула на раскрашенную фонарями площадь, – такой красивый ночью. Там, где-то над белыми шапками деревьев, небо, утыканное звездами, как гвоздями.

– Хорошо видеть мир вот таким, – проговорил мужчина, отдалившись, и стукнул чашкой по столу.

Неосознанно обернулась на звук. Алексей смотрел мне в глаза и недвусмысленно улыбался, но я его не боялась. Он – теплый человек, это чувствовалось.

– Мир твоими глазами кажется не таким и плохим, – договорил он и распечатал пленку. – Теплый бутерброд специально для тебя, – положил аккуратно на тарелочку. – А во мне давно умер романтик.

– А я без этого погибаю… – стало спокойно. Мне казалось, что между мной и этим человеком есть какая-то странная гармония. Она не походила на отношения мужчины и женщины. От взгляда на Алексея не дрожало все внутри, не застывало сердце под ребрами, а просто становилось уютно. Наверное, так рождается дружба.

– Есть у меня к тебе предложение, – бодро проговорил дирижер и, поправив тугой хвост, взял со стола кекс и присел на край стола.

– Какое? – все-таки сползла с окна и пересела на стульчик. Меня откровенно вело, но я старалась не показывать слабость. Дождусь пока отпустит немного и поеду домой.

– Тридцать первого у нас будет концерт и вечеринка. Ну, мы со своими будем Новый год отмечать. Пойдешь?

– Концерт? Так я же… – меня перекосило от удушающего кашля. Сдавливая слезы, пробухала в кулак.

– До пятницы еще время есть. Если расхвораешься, мы просто передвинем программу, не переживай.

– Я буду, – поставила точку и взглянула в его глаза, доказывая, что прилезу, даже если проваляюсь в постели перед этим. У меня же целая неделя в запасе!

– Вот и отлично. А сейчас доедай, и я тебя отвезу домой.

Я поежилась. Этого еще не хватало. Точно потом буду должна, не отверчусь от свиданий и приставаний. А по виду не скажешь, что Алексей на меня глаз положил.

– Я далеко живу… – осторожно промямлила.

Дирижер немного отодвинулся, сложил ноты на учительском столе, достал из угла черную строгую сумку, только потом сказал:

– Тем более. А концерт в субботу ты все-таки пропусти, пусть горло восстановится.

Я поджала губы и опустила взгляд в пол.

– Не выбрасывайте меня, пожалуйста. Я буду в форме, – только бы голос не дрожал, только бы не дрожал…

– Настя, эти рабочие концерты не стоят твоего здоровья, – Алексей замер рядом.

– Стоят, – я подняла голову и посмотрела в его лицо, вкладывая во взгляд всю свою решительность. Дирижер растянулся в улыбке.

– Упертая.

– Вся в бабулю, – скромно повела плечом и увела взгляд в угол.

Алексей долго молчал, шуршал пакетами на столе, стучал чашками, а потом подошел ближе. Остроносые туфли уставились в мою сторону.

Я приподняла голову, ожидая отказа. Мол, какой оркестр, когда ты еле на ногах стоишь, хрипишь, как старушка. Слабакам не место на сцене.

– Тогда в пятницу ждем тебя, – коротко, быстро и строго. Алексей потянулся к вешалке и сдернул с крючка пальто. – Поехали домой.

– Спасибо… Лёша.

Елка попалась пышная и густая. Занимала теперь пустой угол, где обычно пряталось кресло отца. Я долго любуюсь, как она расцвела от игрушек и гирлянд, как восстала в доме, гордо подперев потолок, и в «окошках» стеклянных шаров отражались десятки моих фигур, изогнутых до неузнаваемости. Девчонки с бабушкой оторвались в дизайне лесной красавицы: здесь бы позавидовал даже Диор, а я просто наслаждался тихим предпраздничным вечером.