— Тебя разнесёт. Стоило мне отойти на пару минут. Поспорил? Всё отдавай бутылку назад.
— Не-е… — Быстрыми рывками Эдвард пытался отнять бутылку, реакция Рассела не дала это сделать. Вылетели слова Хантера: «Вы чё творите?».
— Отбери у него бутылку. — Попросил Эдвард.
— Слушай, сегодня праздник, между прочим и пускай гуляет.
— Ты в курсе, что он даже в новый год не пьёт, и это хоть о чём-то тебе говорит?
— Так, — встрял Рассел, — это самое… я захотел выпить и тем более поспорил, и это моё решение. Ты же пил тогда, на заброшке, да, и всегда, а мне, что, нельзя?
— На то были причины.
— Какие?
— А я то думал… — сказал Эдд, стряхивая голову от снега, — что друг… да, и ладно, делай что хочешь.
«А как-то раз он говорил, что друг не бросит друга, что если пить, то вместе, если идти, то вместе, а тут поспорил, да было бы с кем с Хантером. Да, ладно, его жизнь, его правила» — возмущался мысленно Эдд, медленно выдыхая струю пара в холодный воздух.
7
Последний раз, когда Эдвард посещал «Рай», в воспоминании остался след. След рисовал картинки. Картинки следующие: брутальные парни, как в фильме, сидящие за барной стойкой, выпивали дорогие виски, а за ними танцуют красивые девицы. Все это под басы современных песен, под фиолетово-розовым лазерным светом, а все предметы от пола до потолка настолько новые, нетронутые.
Воспоминание не подвело, всё так и есть. Парни дошли до «Рая». Перед входом, вывеска над коньковой деревянной крышей: «Рай», светилась неоновым то красным, то жёлтым цветом. У входа толпились люди, брутальные парни, курящие и пьющие, ни одной девушки. Одна стояла у парковки, среди множества иномарок, заметила и пошла к нашим парням навстречу, это та самая, «баба» Хантера. Сразу, обхватив голову своего возлюбленного, безотрывно присосалась к его губам. Бар, «Рай», делился на два этажа: на первом этаже тусили, в основном, парни; первый этаж изрисован «граффити» с пола до потолка, Эдд не помнил этого, воспоминание рисовало второй этаж, по памяти.
Поднимаясь по чистым железным ступенькам, Эдд видел своё отражение на стенах; огромные, чистые зеркала, прикреплённые, направлены в сторону лестницы. Множество людей проходило вверх и вниз; темноволосая девушка прихорашивалась, стоя напротив зеркал. Под трек давно нашумевшей песни, под биты, разрывающий звук: «Воу, воу, е, е, в голове столько проблем, красота её колен, я бы её от им…». Лёгкий искусственный дым захватил зал. Танцевали, как могли парни и девушки.
Наши парни пошли к барной стойке, заказали всем по 0,5 пива, даже Эдду, но тот оставил свою бутылку на столе, сидевшая за ним девушка не постеснялась взять себе и докопаться до молодого человека, что её оставил. Руки незнакомки схватили руку Эдда, стонущим голосом: «Как тебя зовут? Ну, скажи». Вмешалась Кайла, отбивала своего любимого Эдварда из рук незнакомой девицы. Чуть не началась драка — Люси разняла. Кайла выпила всех больше из девочек, лезла к Эдду целоваться, это удивило Люси, Молли.
Встретил Алан Диану долгим поцелуем. Во рту почувствовала привкус сигарет и горького алкоголя; Он давно не курил, обещал. «Но все-таки день рождение.» — уговаривала себя Диана. «В «Раю» ты забываешь прошлые обиды, несчастья, ты просто поддаешься звукам песен, гипнотическому лазерному свету и входишь в: «Экстази меня увези…»». Диана танцевала с Молли в дали от парней. Сегодня они очень близки, неразлучны, а когда такое было? В далёком прошлом детстве. Молли вытянул за руку Даниил. Сказал пару слов, возвращалась к Диане, не дал покоя, опять схватил за руку. Диана заметила её гнев, громкие слова, прорезавшие вуаль песен. Молли хотела побыть с подругой, оторваться спустя стольких дней. Даниил не отпускал свою девушку, целуя её шею, присасываясь к губам. Диана одна, не впервой такое. Смотрела на них чувствовав: отвращение, сожаление, грусть, тоску. Не хотелось больше плясать, хотелось пойти домой в кровать.
С бутылкой в руках Рассел не видел дальше метра. Зал кружился в глазах, мало воздуха. Отпил пару глотков продолжал танцевать перед Эдвардом.
— Дружище, чё не танцуешь? Ведь все танцуют. Всем весело. А ты вообще выпил ли? — Не связанно промолвил Рассел.
— Что? Я не слышу! — Перед ухом рявкнул Эдд.
— Я говорю! Что не танцуешь?
— Не хочу! Нет настроения! Сегодня не мой день! И я трезвый!
— Ну так, это самое, выпей! — Протянул Рассел почти пустую бутылку.
— Нет! Не хочу!
— Ещё друг называется!
— Что?! Пойдём выйдем!
Стёкла на машинах покрывались коркой льда; сильно морозило. На углу здания мёрзли два друга. Эдд понимал: разговаривать с таким Расселом бесполезно, ничего не понимает, пьяно улыбается.
— Ты что-то про друга сказал? — Повторил Эдд на улице.
— Ага, друг бы выпил с другом. И напился бы вместе и, это самое, не бросил бы одного, пьющего в одиночку.
— Я же тебе говорил, что сегодня я не могу пить, я отцу в глаза сказал: не буду сегодня пить. Меня мама в прошлый раз спалила, и до сих пор не простила, наверное, а ты мне тут говоришь про дружбу?
— Да, говорю! Ты всегда меня этим упрекал, это самое: друг никогда не бросит, друг прейдёт на помощь, будет рядом. Вечно мне такое говоришь! А ты сам задумывался обо мне? Какого мне на самом деле! Ии почему я должен вечно выполнять это всё? Вот, «друг», где ты был, когда Хантер поспорил со мной на бабки, что я не выпью полторашку. Вот она, дружба-то.
— Да пошёл ты! — Уходя, Эдд плечом задел Рассела, тот чуть не упал на спину.
У Рассела засветилась мысль в голове о скучающей дома Нине. Она и вправду скучала, это нравилось, не тревожило. Она решала заданные на каникулы примеры по алгебре; всё никак не могла уснуть, бессонница не отпускала всю неделю. «Ты почему не спишь? Уже поздно» — приговаривала мама Нины. Та продолжала сидеть, перейдя на рисование. Рука выводила узоры, пририсовывала острые кончики похожие на шипы. Играл телефон, с незнакомым номером, на столе, Нина нажала, выключила звук. Смотрит, не припоминает чей номер, думала ответить, но так поздно и к тому, кто может звонить ей в такое время. Долго звонил номер, в итоге решила ответить.
— Ал-ло. — Заикнулись в трубке.
— А, это кто? — Тревожно спросила Нина.
— Ты меня, это самое, не узнала? Я думал ты сохранила мой номер, хотя б в дружеских целях.
— Я не понимаю кто это, и вас плохо слышно.
— Я говорю, это Рассел!
— Рассел? Тебе чего? — Последний вопрос Нина сказала с отвращением.
— Мы тогда расстались очень плохо на мосту, помнишь? И я хотел позвать тебя прогуляться, поговорить с тобой. Когда Диана сказала мне про тебя и когда я увидел, как ты стоишь перед окном в тот день. Я понял, что мы не можем быть просто друзьями. Я знаю, ты возможно чувствовала ко мне совершенно другие чувства, что я к тебе, но… я чувствовал нечто… нечто такое, я никогда более не чувствовал. Я хотел быть только с тобой, хотел говорить с тобой, хотел обнять тебя и никогда не отпускать…
— Рассел, — перебила Нина, — ты в порядке? Где ты сейчас?
— Мне хорошо, как никогда, поверь, сегодня такой хороший день и-и-и я хотел бы что б ты была сейчас рядом со мной.
— Что? Я не поняла, где ты сейчас?
— Я в «Раю». Приходи, я хочу, что б ты была рядом и всё. Мне тебя не хватает. — Отключил звонок, оставил Нину в недоумении.
Это взрыв мозга, такое ещё не происходило в жизни Нины. На часах 00:11 и куда идти в такое время? А Рассел говорил правду. «Говорят, пьяные люди, дети и люди в гневе самые честные. Но пьяный может поменять мнение сотню раз, только помани к себе, но основная мысль будет присутствовать всегда. Проще всего с детьми они не задумываются ни о чём возвышенном, только могут говорить первое на уме, а это часто бывает правдой; не путайте с фантазиями ребёнка, он может взять за правду любую ложь. Человек в гневе скажет в лицо, но правду ли? Он выскажет только своё мнение о человеке и никакое другое».
Одевала Нина пальто, не могла не натягивать тёмные штаны, руки действовали сами по себе, вдали от головы, протягивая другую руку к свитеру. «Зачем, зачем, куда я пойду? И по голосу он сильно пьян, вдруг он мне наврал? Зачем, зачем». Прошла к прихожей, не включая свет аккуратно закрыла дверь; у родителей в комнате громко говорил телевизор.