– Начнем с внешности. Я урод?

Я с тоской смотрела на него. Шеф готовно продемонстрировал мне фас и профиль. Не был он уродом, хоть и не был смазливым – терпеть не могу красавчиков – и я со вздохом признала это:

– Нет.

– Следующее – как насчет мозгов?

– Ну, если вы создали и руководите такой фирмой…

– Так. Значит, мозги есть? Оставим в покое мой ангельский характер, и не смотрите на меня так – ангельский, точно.

Мы рехнулись – вот что точно.

– Как насчет моего материального положения?

– А что с вашим материальным положением?

– Оно приемлемо?

– Для кого?

– Ну, скажем, для девушек вашего достатка?

– Лучше скажите – НЕдостатка, – пробормотала я. И вздохнула. – Да.

– Что – да?

– Для девушек моего э-э… достатка ваш э-э… достаток вполне приемлем.

– Ага, – сказал Глеб. – Теперь насчет вас. Что для вас – лично для вас – главное в мужчине?

– Огласить весь список?

Глеб ждал, подняв брови. Я подперла рукой голову.

– Вроде бы за такую же нищету выходить нечего, что нищету плодить… И урода тоже не хочется, хотя знаете, есть такие обаятельные… И секс для меня не последнее дело…

– Знаю, – пробормотал Глеб. Я немедленно затолкала назад вполне естественный вопрос – откуда?

– И чтоб голова варила, и юмор, и внимание… – я затормозила, приметив блуждающую на лице шефа странную улыбку.

– Чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил…

– Ну да, примерно. А вы?

– Что я?

– А у вас какие требования к женщине? В смысле, к жене?

– У меня… – Глеб посмотрел в окно. – Мало требований. Я хочу, чтобы она меня любила.

Я вежливо помолчала. Но так как шеф по-прежнему смотрел в окно, спросила:

– И все?

– Считаете, этого мало? Просто любила – просто так, ни за что, со всеми моими недостатками. Просто.

Он посидел, глядя на свои руки, приподняв брови, словно сам удивлялся своим словам. Потом посмотрел на часы и сказал обыденно:

– О чем вы думаете? Вам к вечеру нужно сдать программу, а вы тут разговоры разговариваете.

– Я? – я в свою очередь посмотрела на часы – ну надо же, как время летит за разговором! Особенно, за таким содержательным… Начальство право, право, во всем право. А если не право, смотри правило первое.

– Спасибо за кофе, – я с трудом выбралась из кресла: оно явно не было создано для деловых переговоров – настолько расслабляюще действовала его мягкость и глубина. Шеф, не глядя на меня, уже набирал номер телефона – тоже, наверное, наверстывал упущенное со мной время. Я на всякий случай кивнула ему и удрала из кабинета. Строевым шагом пересекла приемную под прицельным взглядом Лены – расслабься, детка, оставила я тебе твои конфетки!

На столе у меня лежала “сладкая парочка” – коржик с пирожком. Тетки подняли сочувственные глаза.

– Что так долго? Без обеда осталась…

– Много вопросов? – спросил Буров, не отрывая глаз от экрана.

– Каких вопросов?

– По дискам?

Я и думать про них забыла.

– Всего два…

Ну да – про мои несуществующие туфли и моего несуществующего мужа. Рассеянно расправляясь с пирогом, я смотрела на экран. Странно как-то это было слышать от него. Любовь. В нашем возрасте как-то даже неприлично его употреблять – засмеют. Ну – влюбился, втюрился, втрескался – куда еще не шло. Теперь не умирают от любви. Насмешливая трезвая эпоха. Лишь падает гемоглобин в крови. Лишь без причины человеку плохо. Лишь сердце барахлит ночами. Но "неотложку", мама, не зови – врачи пожмут беспомощно плечами – теперь не умирают от любви… И вообще какой-то странный разговор у нас вышел: деньги-туфли-Буров-замужество-он… Тьфу, черт, опять не туда нажала…

Я перешагнула через порог и едва не угодила в ведра с водой, стоящие у порога.

– Чего это у вас? Потоп? Или пол моешь?

– А! – Нинка отмахнулась, подхватила ведра и пошлепала на кухню. Я пошла следом.

– Где твои?

– К маме спихнула на субботу. Хоть отоспаться, соскакивают ведь ни свет ни заря…

Нинка штопала. Аккуратная стопка носков лежала на столе, своей очереди дожидалась еще разноцветная куча.

– Садись. Есть будешь? Нитки кончились, счас…

Подхватила ведра и удалилась в комнату. Вернувшись, поставила ведра и оседлала табурет. Я подозрительно заглянула. Вода.

– Нин, ты чего это? Грудь качаешь?

Нинка скривилась.

– Грудь! Залетела я.

– Ну?

– Пальцы гну! Я уже лет пять аборт не делала. Боюсь. Одна на работе посоветовала тяжести таскать. Вот и таскаю с утра.

– Ну?

– Что – ну? Как слону дробина. Это же только в сериалах – чуть споткнулся, сразу выкидыш. А тут хоть дрелью высверливай!

Я задумалась.

– Нин, а у Кусовых ремонт…

– И что?

– Так им мебель надо двигать. Может, попросишься?

– Не могу, – рассеянно отозвалась Нинка, – у меня хондроз… У, злыдня! Жрать, спрашиваю, будешь?

– Я сегодня без обеда, – честно предупредила я. – Все подмету.

– Ладно, мой сегодня во вторую, еще поджарю.

Уплетая картошку с капустой, я предложила:

– Может, девочку родишь?

– Да иди ты!.. Я что, больная? Смейся-смейся, вот выйдешь замуж, узнаешь! Будешь толстой, как я, психованной, и скрестись через месяц!

– Вот типун тебе на язык!

Нинка, пригорюнившись, смотрела на драные носки:

– У этих мужиков-сволочей одна проблема – встанет-не встанет. А у нас, – Нинка начала загибать пальцы, – месячные – раз, девственность – два, беременность – три, роды – четыре, аборты – пять…

Мы дружно вздохнули над тяжелой женской долей.

– Не ходи замуж, Наташка, – вдруг сказала Нина. – Ничего хорошего там нет. Роди себе ребеночка…

Известная песня! Как все хорошо – так ты бедная, несчастная, одинокая, безмужняя, а как что не так – счастливая, никаких проблем… Ненавижу!

– А кстати, – тут же нелогично оживилась Нинка, – я тут объявление прочитала – как раз про тебя!

Соскочила, запнувшись за абортивное средство, вода щедро плеснула на пол. Нинка, выругавшись, сгребла ведра и с шумом вылила в ванну. Притащила свернутую трубочкой газету.

– Так, где он, я же обводила… А, вот! Брюнет, глаза карие, спортивного… 170,80,35… нормально… материально независим, детей нет. Хочет, так… стройную, сексуально раскрепощенную, без жилищных проблем… ну вылитая ты!

– Ты куда смотришь! – я ткнула пальцем. – Ему же модель нужна: 90-60-90… Да еще наверняка блондинка с ногами от коренных зубов…

– А ты объявления не давала?

– Его надо еще сочинить… ты погляди, какие они все здесь умные, красивые, нежные, сексапильные… А что, давай! Только всю правду: не умная, не красивая, нервная, ленивая, мужчин люблю, но недолго… Думаешь, кто-нибудь откликнется?

– Разве что такой же ненормальный. Нет, ну его, этого брюнета! Знаешь, я где-то читала, что брюнетам нужны блондинки и наоборот! Так, какие у тебя глаза? Почти карие… угу, у него должны быть серые, синие, голубые, а волосы если не блондинистые, то русые…

Нинка уставилась на меня с надеждой. Я честно перебрала свое окружение: в памяти упорно всплывали почему-то только стальные глаза Глеба. Изыди! Я сдалась и решительно заявила:

– Не нравятся мне блондины!

– Да? А кто тебе нравится?

– В данный момент никто! Но мы квиты – я им тоже не нравлюсь. Нин, а ты мужа любишь?

Похоже, такой простой вопрос поставил ее в тупик. Нинка выпятила нижнюю губу. Спросила настороженно:

– А что?

– Любишь или нет?

Она пожала плечами, забрала у меня тарелку.

– Ну…

– Что – ну?

– Ну люблю, а что?

– Да ничего, – я полезла из-за стола.

– А чего ты тогда? – подозрительно спросила Нинка, сопровождая меня в прихожую. Я тяжело вздохнула:

– Откуда я знаю? Пока, спасибо за ужин!

Я поглядела в глазок и с некоторым недоумением открыла дверь.

– Привет, – сказал Макс, сходу сунув мне в руки гигантскую шоколадку.