***

Это произошло на следующее утро. Когда Шон и Даниэль еще мирно высыпались после долгого вечера и короткой ночи, Клементина уже стояла на ногах, молча орудуя в их «походном лагере». Такими методичными действиями девушка пыталась себя успокоить. Всю ночь ее мучили странные ощущения: Клементина ворочалась, не в силах найти удобное положение, в котором прекратился бы этот навязчивый зуд где-то под сердцем; ей было холодно или жарко — девушка сама толком не могла объяснить то состояние, в котором она провела целую ночь. Подобное уже случалось раньше, но гораздо тише и ласковее. В то время как прежде ее новая «болезнь» больше напоминала приятный морской бриз, сейчас она превратилась в настоящий пугающий ураган. С каждым днем Клементина чувствовала, как что-то в ней заметно менялось. Она все чаще и отчетливее испытывала один и тот же спектр эмоций: необъяснимый страх, тревогу, волнение — и, кроме всего прочего, пульсом под сердцем бьющее ощущение, которым она все это время так хотела поделиться с Шоном. Но, как ни странно, тот отказывался ей верить. Возможно, юноша и не озвучивал свои мысли вслух, но Клементина спокойно читала это по его глазам. Хотя старший брат Диас из ее мира по характеру больше напоминал противоположность ее Шона, нежели копию, мимикой парни соответствовали друг другу, не допуская ошибок. Поэтому увидеть скрытое Клементине не составило большого труда, однако, несмотря на то что ей и было несколько неприятно чувствовать недоверие, умом она все понимала. Это была не ситуация, а сплошное невероятное совпадение, больше походящее на выдумку больной детской фантазии. Только Шон упоминает о своем чутье, как Клементину посещает точно такое же чувство. И самое интересное, что при этом, последние пару дней, когда девушка ловила на себе косые взгляды Шона, она не расстраивалась, напротив, лишь усмехалась, глубоко в душе смеясь сама над собой. Кто бы что ни говорил, а она привыкла к такому отношению. Сколько бы ни старалась, на фоне других Клементина всегда будет оставаться всего лишь глупым ребенком с ее детскими выдумками. И это факт.

Закончив задумчиво перебирать и пересчитывать остатки еды, Клементина поднялась с колен, отряхнулась и уверенно решила насобирать хвороста для костра. К тому моменту, как братья проснутся, девушка хотела закончить приготовления к завтраку самостоятельно — порадовать их, принести хоть какую-то пользу. И тем не менее такие благородные мысли, если и занимали какое-то место в голове Клементины, то совсем незначительное. Она просто хотела побыть одной, все обдумать, и маломальское «партийное задание» вполне могло создать ей внушительное алиби для этого. Снова и снова, несмотря на какие-либо попытки отвлечь себя, Клементина возвращалась к одному и тому же. Она — глупый ребенок. И всегда была им. Для родителей, для друзей, даже для Шона — что для одного, что для другого. Вот какие мысли занимали голову девушки и занимали ее далеко не первый день. Казалось бы, откуда Клементина могла взять подобные громкие выводы, а главное — зачем ей думать об этом? Все дело в Шоне. И даже не в том, который спит не так далеко, в лагере, нет. Дело в Шоне из ее снов. Из-за мучающего ее чувства близости к парню, близости к разгадке произошедшего, Клементина все чаще ловила себя на мыслях о нем. Вспоминая диалог в поезде, девушка думала: Шон так много может рассказать о ее параллельной версии, столько хорошего, мол, она его многому научила, — а она что, сама Клементина? Говоря о своем Шоне из апокалипсиса, что она может назвать хорошего? В чем он ее изменил? Где помог? Почему они все-таки связаны? Вот какие вопросы наталкивали Клементину на мысли о том, что она всего лишь глупый ребенок. Ведь это был не кто иной, как Шон, кто наконец раскрыл ей на это глаза. Он помог ей в этом, в этом и изменил. Вот причина, особенность их связи.

Все проблемы человека идут из его детства. Слыша эту фразу, юная Клементина лишь уверенно кивала головой и соглашалась. Во всех своих бедах девушка привыкла винить родителей, их несерьезное отношение; это они сделали из нее «глупого ребенка», и именно этот предлог использовала Клем, когда сбегала из дома. Она хотела доказать, что способна жить самостоятельно, способна быть взрослой, и не нужна ей помощь мамы и папы. Однако встречи с Шоном из ее снов, образовавшаяся между ними связь, со временем изменили ее позицию. Благодаря Шону, Клементина наконец поняла, в чем заключалась ошибка. Нельзя винить родителей во всех своих неудачах. И Шон из апокалипсиса, который лишился этих родителей еще в первый год конца света, дал ей понять почему. Каждый человек формирует себя сам, а вместе с тем меняет и отношение окружающих к себе. Не люди виноваты, что они смеются над тобой, а ты виновата, раз даешь им такие поводы и возможности. Клементина всю жизнь обвиняла родителей за то, что, уезжая в командировки, они ей не доверяли, не давали шанса самой о себе позаботиться, даже в тринадцать лет оставляя на попечительство няни. Всю жизнь она обвиняла друзей и одноклассников за их временами деланные улыбки, прямо кричащие: «Хотя ты и сморозила глупость, мы все равно тебя любим». И среди этой толпы лицемеров один только Шон — как оказалось, не вечный спутник ее снов — не улыбался, молча глядя на то, как Клементина в очередной раз оступалась, по детской глупости допуская ошибку. Он не поощрял ее, как другие, наоборот, лишь упрекал и насмехался. Конечно, легко судить ребенка, будучи восемнадцатилетней «сознательной личностью», думала Клем сперва, но впоследствии именно этот жестокий суд и стал для Клементины тем костылем, на который она могла опереться.

Их отношения с Шоном нельзя назвать идеальными, потому время с ним Клементина привыкла делить на своеобразные периоды. Были моменты, когда Шон особенно старался отгородиться от девушки, закрывался в себе. Холодный, жестокий и неприступный, он пытался оттолкнуть Клементину от себя, но девушка продолжала терпеливо игнорировать такие попытки, ведь каждая его темная полоса сменялась по-своему светлой. Несмотря на колючий характер, Шон умел улыбаться, умел шутить, пускай иногда и чересчур некрасиво, даже обидно. Наблюдая за тем, как Клементина в очередной раз оговаривалась в магазине из-за волнения перед страшной и наверняка кусающейся продавщицой; или, например, чувствуя, как сердце девушки резко ускоряло свой ритм, стоило очереди продвинуться еще хоть на одного человека вперед, вечно хмурый Шон искренне смеялся. «Ты такой ребенок, ей-богу, — говорил он поутру, улыбаясь, — у тебя такие «серьезные» проблемы по жизни, я в шоке, мне бы так». А Клементина в ответ лишь смущалась, что, конечно же, не мог видеть Шон из-за особенностей их связи. И такими урывками, перепадами от светлой идиллии до беспросветного мрака, протекали их отношения, лишь одно оставалось неизменным: «Клем, ты глупый ребенок» — неустанно повторял Шон, время от времени меняя лишь интонацию. Иногда он срывался, иногда говорил по-доброму и шутя. И Клементина это запомнила. Больше всего от жизни в то время девушка хотела доказать. Доказать Шону, что он ошибается, что она давно уже выросла, хотя по невеликому росту и возрасту так не скажешь. «Ты хочешь доказать… — хмуро повторял ее слова Шон и закатывал глаза, в очередной раз слыша одно и то же. — Невозможно доказать, что ты взрослая, ведь именно такое «доказательство» делает из тебя гребанного ребенка» — читал нотации он, но девушка не слышала, продолжая гнуть свою линию. Однако, так думал Шон, будто Клементина глухая, на деле же она все понимала. Понимала и ничего не могла с собой поделать. И сейчас, ловя себя на мысли, будто все их отношения с Шоном представляли из себя сплошную скачку от света к тьме на фоне ее «детской глупости», Клементина ощущала горькое разочарование. Разочарование в себе, в потраченном времени. Шон убил несколько месяцев на то, чтобы сделать ее лучше, на то, чтобы она наконец поумнела, а на деле как все сложилось? Вот Клементина встречает его альтернативную версию из обычного мира, и все, что она видит в глазах, это знакомое: «Я знаю, что ты сморозила глупость, но я все равно на твоей стороне». Шон не верил ей, когда она говорила о «чутье», Шон не хотел доверять ей что-то важнее сбора хвороста в лесу — она для него младшая сестра, второй Даниэль, но чуть постарше, и разве к этому стремился Шон из апокалипсиса? Разве этому он ее учил? Столько времени прошло, столько сил было потрачено, а она все так же осталась глупым ребенком, над которым когда-то любил подтрунивать «рано повзрослевший» Шон.