— А что я должна говорить? — наконец спросила Клементина и вздохнула. — Понимаешь… — не знаю, как это объяснить, — но ты совершенно не похож на того Шона, к которому я привыкла. Это доходит до крайности какой-то. Ты, наверное, думаешь обо мне так же, — нахмурилась она, и Шон поспешил ответить, кивнув. — Вот именно. Ты из параллельного мира и ты, вот какой есть сейчас, — два разных человека. Шон другой. Вот, в сравнении с тобой, он очень закрытый человек. Угрюмый, отчаявшийся. Когда связь только возникла, я впервые сбежала из дома. Мне было не к кому обратиться, я осталась одна, но я понимала, что поступаю правильно. Дома мне было плохо, неуютно, а здесь — в свободном мире — это совершенно другие ощущения. Я выбралась на волю. Но в то же время я почувствовала, что я не просто забытая родителями девочка, я поняла, что на самом деле все еще хуже. Объективно, ты не нужен никому в этом мире, люди вокруг не замечают тебя, всем плевать. Ну и что, что ребенок, которому даже четырнадцати еще не исполнилось, слоняется по улице, почти ночью, один. И вот в такой период моей жизни появился Шон. Я видела в нем шанс отвлечься от собственных проблем, я быстро привязалась к нему, к его жизни, к этим снам. Но ему все это время, пока я ломала голову, переживала, было как будто плевать на связь, на все сны, на меня. Нет, он не плохой, ты не подумай, просто он… отрешенный?.. Наверное. Он через многое прошел, не представляю, кем нужно быть, чтобы суметь вытерпеть все это. Это самый сильный человек, которого я только знаю. И тем не менее он недосягаемый. Сколько бы я ни пыталась, он не воспринимал меня, не хотел даже попробовать понять или услышать. Ему просто это, будто… было не нужно никогда. И вот недавно, всего пару дней до того, как связь пропала, он открылся мне. Наконец принял факт, что мы связаны, что я тоже живой человек. И я это все так… — Клементина вскинула руками, — так тупо испортила.
— Что случилось?
— Случилась моя любопытность, — горько усмехнулась девушка и повернула голову к Шону. В янтарных глазах юноша обнаружил смутную грань между истеричной радостью и сжимающим легкие отчаянием. Клементина попыталась улыбнуться, заметив волнение в глазах Шона, и продолжила: — Все из-за Даниэля.
— Даниэля?
— Да, Даниэля, — голос девушки надломился, и она поспешила отвернуться, сжав со всей силы кулак, дабы скрыть дрожь в руках. — Или нет. Не Даниэля. Из-за семьи. Я посчитала нужным поделиться с Шоном своими переживаниями насчет родителей, рассказала о своих радужных детских воспоминаниях, которые разбились о настоящую действительность. Они меня не любили, или любили, но просто не умели показывать эту любовь. Слишком заняты. И я решила спросить Шона о его — о твоей — семье. Мне всегда было интересно, кто его близкие люди, где они и так далее…
— А он один?.. — шепотом спросил Шон и нахмурился. Краем глаза посмотрев на Даниэля, свернувшегося в клубочек и крепко обнимающего игрушку, прихваченную им еще из хижины в лесу, Шон не смог сдержать своего волнения. В его взгляде отразилась искра мимолетного страха.
— Даниэля с ним нет, — заключила девушка, поняв, что Шон и без того догадался. — Шон вступил в Дельту, как я поняла, не от хорошей жизни. Он не хотел делиться со мной, но невольно стал прокручивать в голове воспоминания, и я все видела. Когда Шону было шестнадцать, как тебе сейчас, Даниэль тяжело заболел, была зима, а лекарств у них не было. Они были сами по себе, выживали самостоятельно. Да, Шон пытался помочь Даниэлю, они искали помощь, хоть что-то за что могли бы зацепиться, но в итоге ничего не вышло, — выдохнула Клементина, а Шон тем временем молча прожигал пустоту перед собой. Апокалипсис начался, когда ему было десять лет. Даниэлю тогда было вообще три года — три! И они протянули так долго, думал Шон, и все равно… — Даниэль не смог, — заключила Клементина. — Болезнь сморила его, и Шону, когда ничего не осталось, пришлось…
— Нет…
— Он его застрелил! — с надрывом прошептала Клементина, не выдержав. Ногтями вцепившись в рюкзак, она старалась сдержать непрошеные слезы, но ничего не получалось. Все эмоции, что девушка скрывала еще с утра, вырвались наружу. Клементина дрожала, а Шон не знал, как ей помочь. Он сам в шоке пытался переварить эту информацию. Шон не мог этого сделать. Ни один, ни второй. Но Клементина продолжала разубеждать: — Я видела, с какой любовью тот Шон относился к Даниэлю, он вспоминал это так. Шон был совершенно другим, не таким, как в Дельте. Он был любящим, открытым, но случившееся с Даниэлем сломало его. И я об этом напомнила. А потом еще и ярмарка… — Клементину уже откровенно трясло, она говорила рвано, путалась в словах, и тогда Шон придвинулся ближе и приобнял девушку, позволяя ей вцепиться в его куртку.
— Тш-ш-ш, — успокаивающе прошипел юноша, мягко поглаживая девушку по спине, но она, казалось, вообще не замечала его попыток успокоить.
— И на ярмарке. Когда я увидела тебя и Даниэля, я не знаю, у Даниэля такие чистые глаза, такой добрый взгляд, а я смотрю и вижу только тот вечер, когда он… — девушка снова дернулась в руках Шона. — После этого Шон изменился. Он стал жестоким, закрылся ото всех, ты не представляешь, что он делал в Дельте. Я столько раз видела, как он убивал, не ходячих… людей, вообще без задней мысли, с таким хладнокровием. Это страшно. Ты не представляешь… И я боюсь, что… Если ты говоришь, что Клементина хотела проникнуть на их корабль, то он же ее… Он точно мог бы… — Клементина замолчала, не в силах озвучить главное свое предположение — главный свой страх — вслух. Шон слушал ее, но слова в голове не укладывались. Только юноша представлял себя на месте того Шона, как его передергивало. Он помнил о том, каким стал мир в апокалипсисе, люди шли на отчаянные поступки, но себя в таком мире он упорно не мог представить и Даниэля… Он убил его, застрелил ребенка, младшего брата, Даниэля. А после хладнокровно резал и других, воюя за Дельту. Шон видел человеческие смерти, тот же отец… Но он никогда не убивал. Он никогда не видел, как убивают намеренно. Какие чувства человек испытывает в эти моменты. Даже с Клем. Сейчас, сидя с ее альтернативной версией, утешая ее, единственное, о чем мог думать Шон, — это его Клементина. Юноша прокручивал в голове все дни, что они были вместе, и упорно не мог вспомнить, чтобы Клементина убивала кого-то. Не уже мертвого, не ходячего, а живого, дышащего человека. При нем — никогда, но это же не значит, что она вообще не убивала. Шон замер, отчаянно думая. Он всегда считал, что знает Клементину лучше кого-либо, но сейчас вдруг понял, что на самом деле это не так. Как альтернативная Клементина видела в альтернативном Шоне только то, что он ей показывал, так и настоящая могла поступать так же. И тем не менее, даже если Клементина от него что-то скрывала, Шон все равно был в ней уверен, он знал, на что девушка способна, а на что нет.
— Встреться они, он бы ее не убил, — спустя время тихо произнес Шон, и его на секунду пронзило уверенностью. Точно. Тут что-то другое. Он чувствовал несколько недель назад, что Клементина жива, чувствует и сейчас. Да и сама девушка не позволила бы даже Шону себе навредить. Она выше этого, сильнее. — Я чувствую, что она жива, — наконец выдохнул юноша, и в этот момент Клементина, уткнувшаяся Шону в плечо, резко отстранилась, заглянув тому в глаза. — Я не знаю, это на уровне просто чутья. Шон бы ее не убил. Не смог бы. Я верю в нее.
И тут Клементина рассмеялась. Тихо, чтобы не разбудить Даниэля, и все же. Шон непонимающе посмотрел на девушку, но ничего не сказал.
— Даже сейчас, — через смех проговорила Клем. — Даже сейчас ты так о ней говоришь, — она улыбнулась, стараясь спрятать бывшие слезы. — Видимо, она и правда такая. Или еще лучше. Кто знает. — Шон нахмурился, почувствовав в словах Клементины какой-то скрытый подтекст, но внимания на том заострять не хотел. — Нет, правда. Я не знаю, как объяснить, но… ты хороший человек, Шон. Серьезно. Ты так говоришь о той Клементине, с такой теплотой, верой. И причем я вижу, что ты говоришь искренне. Ты ведь ее любишь. Не важно, что ты там говорил Даниэлю про «хорошие друзья», но я вижу, что ты ее любишь. Так, как мой Шон никогда бы не полюбил меня… Он меня ненавидит.
