Бард приноровился двигаться так, чтобы каждый раз, когда он входил в это податливое тело, его член задевал сладкую точку внутри, заставляя юного красавца стонать во весь голос и что-то неразборчиво хрипеть на эльфийском. Нет, долго он так не продержится! Голодный взгляд карих глаз огладил извивавшегося на его члене юношу. Леголас был строен и гибок, как молодой бук, но тело его не было телом изнеженного мальчишки, то было тело воина: мускулистое, подтянутое, тренированное. Вот только кожа… Его кожа была мягче шёлка. Бард с трудом оторвал взгляд от идеальной спины, посмотрел в зеркало и забыл как дышать.

Леголас вырывался из сильных рук отца, но те держали его очень крепко, заставляя заглатывать его член, закатывать глаза, хрипеть и задыхаться, давиться слюной, стекавшей по губам и подбородку. Это было неправильно, но в высшей степени возбуждающе, и Бард мог бы с лёгкостью кончить от одного этого зрелища.

— Я хочу кончить! Позволь мне… Позволь…

Но этому не суждено было сбыться. Принц не знал, был ли человек милосерден, но в списке добродетелей его отца милосердие не значилось.

— Какой же у тебя талантливый ротик, — сказал Трандуил, и Бард вздохнул с облегчением впервые за весь вечер.

Голос Короля дрожал. Его битва была проиграна. Не прошло и секунды, а властный самец уже вовсю насаживал сына на член в том же ритме, в котором Бард имел его отпрыска в зад. Леголас думал, что они разорвут его надвое, что он задохнётся от нехватки кислорода, что он сгорит дотла в пламени дракона. Несчастный юноша царапался и брыкался, пытаясь вырваться из мёртвой хватки отца, но всё без толку. И хоть это было в высшей степени возбуждающее зрелище, Барду стало жаль красивое извивающееся под ним создание.

Не задумываясь о последствиях, Леголас решил помочь себе рукой, надеясь, что так он сможет контролировать глубину вторжения члена отца в его многострадальное горло, но стало только хуже.

— Без рук. Если не хочешь, чтобы их я тоже связал.

Бард мало знал о том, как всё устроено в королевстве Лесного Короля, но одно он знал наверняка: в этом королевстве слова не привыкли бросать на ветер.

Леголас кивнул, подтверждая, что он услышал приказ, но стоило члену отца снова войти в его горло, как угроза Трандуила была позабыта, а рука бессознательно потянулась вверх, где и была застигнута врасплох, схвачена с поличным и обезврежена.

— Я неясно выразился? — раздражённо вздохнул Трандуил, но было в его голосе что-то ещё. Он стал как будто мягче. — Я сказал никаких рук, Леголас.

Одно неуловимое движение и вот Трандуил уже сжимает шёлковую ленту в руке. Леголас открыл было рот, чтобы возмутиться, огромные глаза предательски увлажнились, но одного строгого взгляда хватило, чтобы дерзкий ротик закрылся, не издав ни звука, а глаза цвета неба виновато опустились долу.

— Ada… — прошептал юноша.

— Да, Леголас, — рыкнул на сына отец. Безжалостная рука сжалась на узком запястье крепче, а юноша жалобно застонал в ответ. — Я знаю, как тебе это не нравится. Пока, по крайней мере. Но это не имеет никакого значения. Моё желание — твоё желание. Так было и так будет всегда.

— Больной ублюдок! — выплюнул Леголас, когда его запястья были крепко связаны у него за спиной и лишь руки Барда удерживали его от падения.

Улыбка невиданной красоты озарила королевские губы, когда тот приподнял подбородок сына, заставляя взглянуть ему в глаза.

— Ты такой красивый, когда злишься. Дуйся сколько влезет, моего решения это не изменит, тыковка. А теперь сделай милость, заткнись и покажи нашему дорогому гостю, что я хорошо тебя обучил.

Леголас тяжело вздохнул, гадая, как ему теперь справляться без рук. Он был в ярости от подобного обращения, но ещё он был возбуждён, как не был уже очень много лет. Сколько ночей он провёл без сна, копаясь в самых тёмных развратных закоулках своего сознания. В своих фантазиях он представлял себя связанным, с кляпом во рту, отданным на милость прихоти любовника, снова и снова теряющим сознание от истощения. И теперь самый безумный и желанный из его снов ожил. Он бы сейчас должен был кричать от восторга, но вместо этого он брыкался и лягался, как необъезженный жеребец. Но разве борьба не была частью этой жестокой игры? Разве она не была последним проблеском гордости, ещё сохранившейся в нём. По крайней мере, пока он должен был притворяться, что всё происходящее ему ни капельки не нравилось (даже если бы это было так). А виноватое выражение, застывшее на лице Барда, лишь играло ему на руку. Человек сомневался. В черных глазах горела неописуемая похоть, но было в них и кое-что ещё. Сомнения? Беспокойство? Возможно даже вызов, брошенный Его Величеству? Леголас не мог сказать наверняка.

— Как это ни прискорбно, но придётся тебя остановить, — небрежно бросил Король, когда его пальцы снова запутались в светлых прядях сына. Сколь бы бесконечно долго не продолжалась его бессмертная жизнь, Трандуил знал, что никогда не устанет от тех восхитительных звуков, которые его сын издавал на пике страсти, едва различимых среди неистовых стонов мельчайших нюансов, которые он уже с лёгкостью мог различить в брачной песне Леголаса.

Принц знал, что это значит, и сердце его замерло в предвкушении.

Да!!! Тысячу раз да.

Он хотел этого так сильно, что ленты, обмотанные вокруг его члена, грозили разорваться напополам; а потом ничего не случилось.

— Ada, — взмолился Леголас. Ему было наплевать, какой похотливой сучкой он выглядел в глазах мужчин. Отчаявшейся шлюхой, готовой на всё, чтобы кончить и воспарить к небесам. — Умоляю, трахни меня.

— Как же я люблю, когда ты умоляешь меня столь красиво, — почти нежно выдохнул Король, позволяя пальцам другой руки коснуться губ наследника. Приятное и греховное разнообразие по сравнению с той болью, которую причиняли пальцы другой руки Короля, сжимавшие белоснежные волосы принца при каждом слове, пока красивое личико не исказилось в страдальческой гримасе.

— Сносно, — промурлыкал Трандуил и заставил Леголаса принять его член целиком, заполнив рот и горло, пока разбитые в кровь губы не встретились с шелковистой кожей его паха, пока наследник почти не лишился сознания. Только тогда Леголасу было позволено сделать вдох, но лишь для того, чтобы лишить его. Снова и снова.

Бард смотрел в зеркало, как загипнотизированный, очарованный потемневшими очами цвета грозового неба, розовыми губами, плотно сомкнутыми вокруг основания члена отца, пульсирующим отверстием вокруг его собственного члена. Поддавшись искушению, Король Дейла ускорил темп, трахая жёстко, грубо, безжалостно.

Продолжительная двойная атака возвела принца на пик удовольствия, о существовании которого он и помыслить не мог. Он был распят, увенчан синяками как медалями, унижен во всех мыслимых и немыслимых смыслах. И он наслаждался каждым мигом.

— Уже лучше, — как будто из ниоткуда раздался голос Короля. Бард видел серебряные капельки, повисшие на кончиках чёрных как смоль ресниц. В них отражалось мерцание догорающих свечей. То, что они делали, было в корне неправильно, и в то же время это казалось таким естественным! — Намного лучше, любовь моя.

Каждое слово, каждый взгляд Короля был преисполнен любви и обожания. Не было ничего удивительного в том, что принц поддался демону искушения, коим, без сомнения, был Лесной Король. И не только Леголас, потому как Бард тоже попал под чары Лесного Колдуна.

— Восхитительно, — слова сорвались с губ Трандуила, прежде чем тот понял, что сказал это вслух, затерявшись в удовольствии, которые дарил влажный рот каждому сантиметру его члена.

Восхищённый призрачным самообладанием Трандуила, Бард ускорил темп, пока совершенное тело не начало трепетать в его руках, содрогаясь словно листик на ветру. С каждым поступательным движением, с каждым бескомпромиссным толчком Леголас насаживался на член отца глубже, а тот рассыпался от его жарких развратных поцелуев на мириады осколков, практически теряя сознание.

— Больше, — лёгкая рябь на некогда сталой воде превратилась в волны, и с каждым толчком в горло сына Трандуил чувствовал, как в глубине кажущегося спокойным океана чувств рождаются первые едва различимые признаки оргазма, столь яркого и неистового, что он будет подобен шторму.