Время от времени Леголас срывался с катушек, особенно если что-то происходило не так, как он себе нафантазировал в своей вздорной голове. И эта несдержанность частенько провоцировала Трандуила на крайние меры в отношении неуправляемого отпрыска. Отец ненавидел это, но порой Леголас просто не оставлял ему иного выхода. Вот и сейчас эта бестия показала ему средний палец, явно напрашиваясь на грубость.

— Что и требовалось доказать. Невоспитанный мальчишка, которого нужно держать в ежовых рукавицах, — съязвил Трандуила, бросив на сына вожделеющий взгляд. Ведь именно за эту неуправляемость Король, перед которым все дрожали и падали ниц, и любил неуправляемого бесёныша так, что словами не передать. — А ещё лучше в наручниках и наморднике.

— Иди ты в жопу! — фыркнул Леголас, раздражённо зыркнув на отца с другого конца комнаты.

— Я тебя тоже очень люблю, дорогой, — прошептал в ответ отец. И то была чистая правда.

Лишь по истечении нескольких столетий, которые отец и сын избегали друг друга, терзаемые виной и страхом, они наконец-то примирились со своими запретными чувствами друг к другу. О, они многое положили на алтарь этой неравной и заведомо проигрышной войны, пытаясь вытравить из сердца порочные желания, без стука входившие в их сны. Но что бы они ни делали, как бы сильно они ни старались — это лишь ещё больше распаляло огонь их желания. Эта медленная пытка продолжалась до тех пор, пока оба не оказались истощены настолько, что, казалось, ещё немного и жар запретной любви сожжёт их дотла.

Всё началось с «невинных» ухаживаний, нежных поцелуев и прикосновений, но спустя несколько месяцев переросло в нечто большее — страстную и неистовую любовь, не ведавшую границ и оков. Это случилось тогда, когда маленький негодник выведал секрет отца, который тот хранил за семью печатями, боясь испортить невинного юношу, извратить его чистый разум своими грязными желаниями и фантазиями. Как Леголас узнал об нём и от кого, так и осталось для Трандуила неразгаданной загадкой. Но какие бы изощрённые пытки отец не применял, пытаясь расколоть хитреца, он раз за разом терпел крах. Маленький упрямец молчал, как партизан на допросе, так и не сдав имя своего осведомителя.

Отец долго держал оборону. Но вода точит даже камень, и однажды ночью под действием пары-тройки бокалов терпкого вина, в которое сын для верности подмешал бренди, Трандуил взял его так, как всегда хотел, но никогда не осмелился бы, если бы не настойчивость одного неугомонного создания. Тогда-то всё и завертелось. Их отношения развивались стремительно, подпитываемые желанием, для которого не существовало слова ни на языке смертных, ни на языках эльфов. Никто и никогда ещё не подчинялся ему так охотно, так естественно и красиво, как это делал его собственный сын. Порой Лесной Король даже ловил себя на мысли, что они созданы друг для друга, что их судьба и проклятие любить друг друга до конца дней, скрываясь во мраке ночи, как воришки, а днём играя свои роли. Трандуил не ведал, было ли то даром или же проклятием Валар, но после долгих лет одиночества он наконец-то нашёл свою вторую половинку там, где меньше всего ожидал.

Но Бард не ведал всего этого. Карие глаза с нескрываемым восторгом блуждали по изумрудным простыням из чистого шёлка, грубым каменным стенам, которые, к его удивлению, были лишены всякого декора. Бард и сам не знал, чего он ожидал от интерьера этой комнаты, но по какой-то неведомой ему причине в его воображении она должна была изобиловать предметами эльфийского искусства. Но ничего подобного в ней не наблюдалось. В спальне Короля не было ничего, кроме тяжёлых занавесок из кроваво-красного бархата, украшавших противоположную стену, да огромного ложа.

Любопытство взяло верх, и Бард решил взглянуть, какой вид открывается из окна спальни Короля. По его мнению, он должен был быть просто роскошным. Но каково же было его удивление, когда вместо окна под слоем тяжёлой ткани обнаружилось зеркало во всю стену.

— Я даже и не надеялся найти здесь нечто отдалённо напоминающее окно, — усмехнулся Бард.

— И это правильно, — невозмутимо заметил Трандуил, стоявший за его спиной. — От окна в спальне нет никакой пользы, а вот от зеркала на стене огромная.

Тот факт, что это была вообще-то не его обычная спальня, Король решил опустить. В конце концов, какое это имело значение. Ночи предназначались для удовлетворения его желаний и страстей, а вовсе не для сна.

— И какая же от него польза, позволь спросить?

— Разве ты никогда не сожалел о том, что не можешь любоваться лицом любовника в своей любимой позе? — ответил Трандуил с ослепительной красоты улыбкой. В тот же миг Леголас отдёрнул тяжелую занавеску, являя глазам Барда огромное зеркало, занимавшее почти всю стену.

Н-да, с этим заявлением Бард никак не мог поспорить. Как это ни прискорбно, но на ум приходило лишь с десяток позиций, в которых любовники могли видеть лица друг друга на пике страсти. Поэтому повесить зеркало на стену спальни казалось вовсе не такой уж и странной идеей, хоть и не лишённой некой экстравагантности.

В довершение всего Леголас подчёркнуто сексуально вскарабкался на огромное ложе и бесстыдно представил на обозрение отцу и его любовнику натруженную розовую дырочку. Бард тяжело вздохнул и бросил на Трандуила умоляющий взгляд. Сын Короля на коленях был живым воплощением соблазна и не желать его мог лишь тот, у кого в жилах текла ртуть, а не кровь.

— Ни манер, ни гордости, ни достоинства, — закатил глаза Трандуил. Сильные руки обвились вокруг талии Барда, а желанные губы опалили жарким дыханием и без того раскалённую кожу. Слова, небрежно брошенные Королём, кружились в вальсе на его плечах и шее, как будто вовсе ему и не предназначались.

— Насколько я помню, ты сделал всё возможное и невозможное, чтобы изгнать из меня эти похвальные качества.

— Насколько я помню, ты не был против, Леголас. А сейчас, будь добр, слезь с кровати. СЕЙЧАС ЖЕ, — ледяным тоном, не оставлявшим простора для непослушания, отдал приказ Трандуил. — Позволь напомнить, что мир не вертится вокруг твоей растраханной дырки. Особенно, эта конкретная ночь.

В считанные секунды Леголас снова оказался на ногах и теперь гипнотизировал Барда. Бедняга же не знал куда глаза девать, мечась между оригиналом и его утончённой копией.

— Ты как предпочитаешь? С огоньком или безопасно? — вывел его из транса страстный шёпот Леголаса. Чувственные розовые губы почти касались чувствительной кожи.

Сам того не заметив, Бард бессознательно подался вперёд и приоткрыл рот. Завораживающий танец горячего дыхания в сочетании с якобы невинными словами, проникавшими под кожу, подобно смертельному яду, заставил человека вздрогнуть. К своему стыду Бард признавал, что он наслаждается каждой выходкой и извращённой фантазией бессмертных созданий. Защита крепости пала, не выдержав осады.

— Ненавижу! — пробормотал Бард. — Вас обоих!

Это была откровенная ложь, он не ненавидел, а желал их. Их обоих.

А между тем, коварное создание уже расправилось с завязками на его штанах и те бесславно пали на пол. Бард задохнулся от возмущения, но страстный умопомрачительный поцелуй заставил его умолкнуть. Нежные пальцы скользили по его члену каким-то совершенно немыслимым образом. Воистину Леголас обладал врождённым даром в том, что касалось удовольствий, которые любовник мог доставить руками, ртом и языком. Или же ступнями, как он уже имел счастье убедиться на личном опыте. Но это и неудивительно, учитывая, что у него была почти тысяча лет, чтобы отточить свои навыки, и Трандуил, в качестве подопытного кролика. А этот эльф не признавал ничего, кроме совершенства. Вряд ли для сына он сделал бы исключение.

— Ты внизу такой же узкий, как девственница на выданье? — бесцеремонно уставился на него принц, не отрываясь от своего занятия.

— Я тебе не девственница! — поставил на место наглого мальчишку Бард. Трандуил был далеко не первым мужчиной, с кем он делил постель. Обычно он предпочитал быть сверху, конечно, но и внизу ему пару раз доводилось побывать.