Так вот что бывает, если свершить чудо и достичь своей мечты? Неужели мы просто спросим: «Все, конец?» Вот потому-то я и считаю книги о Гарри Поттере одним из величайших литературных достижений прошлого века. Джоан Роулинг совершила чудо – она сделала следующий шаг.

Гарри Поттер – не Эллен Макартур. У него никогда не было великой мечты. Просто случилось так, что именно он совершил чудо, которого не смог совершить никто другой, причем даже не верилось, что он на это способен. А когда после семи томов приключений он в конце концов побеждает ужасного Волан-де-Морта, он живет дальше, мирно, с пользой для общества, обычным волшебником без грандиозных мечтаний, – таким же, каким был бы, не окажись он единственным, у кого была надежда победить «Того-Кого-Нельзя-Называть». Он волшебник, и чудеса – его основное занятие, но он не совершает больше никаких чудес, и его это вполне устраивает. Он делает свое дело, любит жену и детей и лишь время от времени вспоминает о волнительной, полной опасностей жизни.

Роулинг совершила с «Гарри Поттером» еще одно чудо: заставила миллионы детей прочитать три с половиной тысячи страниц в эпоху, когда мы почти перестали надеяться, что молодое поколение способно предпочесть книги интернету и телевидению. Эта маниакальная страсть к чтению была столь же внезапной и неожиданной, как падение Берлинской стены или крупный экономический кризис, и, возможно, столь же неповторимой, – то есть речь, возможно, идет об истинном чуде в нашем смысле этого слова. Об этом же говорят и те трудности, с которыми Роулинг искала издателя. Точно так же, как бессчетные производители и продавцы игрушек отвергали кубик Рубика, десятки издательств отказались печатать «Гарри Поттера» – и, несомненно, с тех пор только и делают, что кусают локти.

В наше время для успеха масштабного проекта нужны «спецы», умеющие решать проблемы по ходу дела, – именно такие, каким стал повзрослевший Гарри Поттер. Возможно, именно поэтому его история могла возникнуть лишь в наши дни. Думаю, Роулинг изначально знала, что ее книги, помимо всех их великих приключений, рассказывают именно об этом – и, разумеется, о чуде любви.

Можно спросить: останется ли место для чудес, когда их у нас на глазах теснит наука, раскрывая суть все новых явлений, некогда казавшихся непостижимыми? Да, возможно, когда-нибудь она опишет нам все мысли Эрнё Рубика, всю отвагу Эллен Макартур или замечательный и неожиданный успех «Гарри Поттера». Пока что она явно на это не способна. Но может, уже сейчас она даст нам метод анализа этих необъяснимых, однократных, неповторимых чудес?

Альберт Эйнштейн распорядился в завещании, чтобы его мозг после смерти был передан исследователям, но изучение его анатомии не дало почти никаких интересных результатов[19]. Хотя мозг Эйнштейна во многих отношениях отличался от всех других, исследованных до этого, было невозможно выделить конкретные характеристики, сочетание которых сделало его гениальным. Для этого потребовалось бы изучение большого числа эйнштейнов, чтобы исследователи могли охарактеризовать типичный эйнштейновский мозг и выявить его отличия от столь же типичного мозга неэйнштейновского. Но Эйнштейн был только один, и его мозг оказался в точности таким же уникальным, как мозг любого другого человека.

Мы обычно считаем, что «средний» означает «типичный», а упоминания или изучения заслуживают отклонения от среднего. Однако очень часто это не так. По любому конкретному параметру – объему, весу, числу и глубине складок или любой другой характеристике – наш мозг так же отличается от среднего, как наш рост. Средний рост венгра – метр семьдесят пять, но мужчин именно этого роста мало. Почти все они слегка выше или ниже.

В связи с такими отклонениями от среднего статистики определяют не только среднее значение величины, которую исследуют, но и среднее отклонение от нее. На профессиональном языке статистиков этот параметр называется «стандартным отклонением». Например, рост типичного мужчины «ниже среднего» – на одно стандартное отклонение меньший среднего роста – равен 1 м 67 см, а рост типичного мужчины «выше среднего» – метр восемьдесят три. В этом смысле можно сказать, что мужчина ростом 167 см – такой же «средний», как и мужчина ростом 183 см; рост обоих отличается от среднего на одно стандартное отклонение. Строго говоря, то, что я тут описываю, не вполне точно соответствует стандартному отклонению; математики предпочитают использовать чуть более сложную формулу[20].

Из психологических исследований нам известно, что мы воспринимаем мир сквозь призму языка. Мы не считаем человека ростом 183 см поразительно высоким, как и человека ростом 167 см – удивительно низким. То, что большинство из нас считает примечательным, начинается где-то в паре стандартных отклонений от среднего. Так, рост 191 см мы считаем высоким, а уж когда со стула встанет человек, рост которого отличается от среднего на три стандартных отклонения – то есть равен 199 см, – он, несомненно, привлечет наше внимание. Но это все еще не чудо. А вот человек пятиметрового роста считался бы явлением чудесным. Его рост отличался бы от среднего более чем на сорок стандартных отклонений. Но на самом деле людей пятиметрового – и даже трехметрового – роста не существует.

Если кто-то говорит о среднем, не называя стандартного отклонения, к его словам всегда следует относиться с некоторым подозрением[21]. Такой человек вовсе не обязательно пытается нас обмануть; вполне возможно, что он говорит по незнанию. Но следует помнить, что средняя величина без стандартного отклонения дает мало информации. Взять, например, тот факт, что типичный ребенок начинает говорить в полтора года. Следует ли нам беспокоиться об умственном развитии нашей маленькой Моники, если ей уже исполнилось два года, а она все еще не научилась говорить? Если бы стандартное отклонение для возраста освоения речи равнялось паре месяцев, тогда у нас был бы повод для беспокойства. На самом деле оно составляет около полугода, так что запаздывание речевого развития Моники – вполне нормальное. Когда мама привела меня по этому же поводу к врачу, он сказал ей: «Не беспокойтесь, моя милая; он скоро наверстает упущенное».

У одного Эйнштейна нет стандартного отклонения. Он – уникальное явление, которое невозможно объяснить методами статистики. Эта же уникальность так сильно затрудняет точное определение концепции гениальности. Многие скажут, что гений – это человек с необыкновенным талантом, но талант – это другая концепция.

По счастью, талантливых людей много, так что эту концепцию можно исследовать с использованием статистических методов. Мне нравится следующее определение: иметь талант означает знать или уметь нечто, чему вы никогда не учились. Психологические исследования талантливых людей приходят приблизительно к тому же определению, возможно более профессионально сформулированному. Кого бы мы ни исследовали – лучших учеников старшей школы или золотых медалистов Международной научной олимпиады, – психологические профили талантливых личностей выходят, по сути дела, одинаковыми: чем больше человек знает за пределами того, чему он учился, тем он талантливее.

Умения людей с разными уровнями талантливости различаются словно небо и земля. Например, необычайно талантливый программист может превосходить программиста среднеталантливого на целый порядок по эффективности. Это до некоторой степени удивительно. Ситуация такая же, как если бы человек ростом 190 см оказался в десять раз более эффективным – или в десять раз более каким угодно, – чем человек ростом всего 183 см. По-видимому, разница в росте не имеет столь радикальных последствий даже для баскетболистов, для которых большой рост является преимуществом. Однако уровень таланта оказывается чрезвычайно важен.