– Демаскирует!

– Зато дисциплинирует и обязывает. А этот знак вам, Максим Петрович. Его на Гознаке лично мать Аллилюлина сделала.

– От него – возьму! Спасибо, Салават. Передай матери спасибо от всей роты.

Коротко обмыли награды и тронулись в обратный путь. Машины придется вернуть в роту, а самим выбивать что-то из тылов фронта. Ночью подняли коменданта дома – была такая должность, выборная, кстати, из жильцов дома. Низенькая пожилая женщина в пуховом платке внимательно рассмотрела предписания, открыла небольшой сейф и выдала нам три ключа.

– Вот этот от левого подъезда, дверь должна быть постоянно закрытой, товарищи! В подъезде никто не живет, по предписанию весь он отводится какому-то 2-му отделу, старший – майор Иволгин.

– Это я.

– Предъявите документы, товарищ майор!

– Пожалуйста!

– А этот от 67-й квартиры, она в том подъезде на третьем этаже. Единственная с мебелью. Остальные пустые. Всего двенадцать квартир. Ключи в тумбочке в правой квартире на первом этаже.

– Мы возьмем все под охрану, там будет постоянный пост на входе.

– Да уж, товарищи военные. Имущество народное, попрошу не безобразить и мусор выносить своевременно. А это ваш ключ, товарищ старший лейтенант. Сейчас черкну записку Фросе, чтобы пустила. Сколько вас?

– Двое: я и товарищ Рамсай.

– Документы покажите! А это что? Почему у гражданки такие документы? Я сообщу куда следует!

– Конечно! Но это мои сотрудники. У товарища Рамсай пока других документов нет. Будут. Вот ее финский паспорт, она из Финляндии. По-русски не говорит.

Тетка подозрительно посмотрела на всех, отметила все в карточке, переспросила фамилии новых жильцов. Поворчала, что ходют тут разные по ночам… На этом все было завершено. Мы вышли во двор. Из «доджа», «виллиса» и «опеля» вышли Павел и шесть бойцов, сопровождавших нас.

– Становись!

– Товарищ майор, отделение сопровождения построено, старший – сержант Андреев, – доложил Павел.

– Ключ от подъезда, выходишь и направо. Осмотреть подъезд, подвал, чердак. После осмотра установить пост на первом этаже. Квартиру справа использовать как караульное помещение. Взять подъезд под охрану. В роту поедете, когда появится смена. Начальник караула: сержант Андреев. Охрименко! Развернуть радиостанцию в квартире на шестом этаже и установить связь с ротой и разведупром. В роту передай, чтобы с утра выслали сюда отделение Князева. Станцию ставить с возможностью подзарядки или стационарно.

Хлопнул по руке Сашке, покачал пальцами руки Хуун. Она не отрывается от Саши ни на секунду. Видимо, напугана событиями. На ухо Сашке сказал об этом:

– Ничем больше не пугай, дай человеку успокоиться и во всем ей потакай. Понял? Продукты есть?

– Немного есть.

– Все, давай! Утром ко мне.

Подбежал Павлик, доложил, что дом осмотрен, в подвале обнаружен человек, его отправили в комендатуру. Лаз, через который он попадал в подвал, обнаружен, его забивают. По документам – беженец, а может быть, и не только.

– Оружия не было?

– Нет, но утром еще раз внимательно проверим подвал.

– Хорошо! Женечка, пойдем!

Мы вошли в квартиру, обставленную мебелью прошлого века. Кругом картины, дорогой хрусталь, ковры – музей, да и только.

– Вот это да! – вырвалось у Жени. – Это – наша квартира?

– На время проведения операции – да.

– Какой операции?

– Ты проявляешь ненужное любопытство!

– Ну, я же женщина!

– Шпионской! С погонями и стрельбой, шампанским и фруктами!

– А красивые шпионки будут тебя охмурять? Не позволю!

– Я им тоже не позволю этого делать! У меня же есть ты, моя фея! Ваше высокопревосходительство! Позвольте проводить вас в спальню! Так! Не сюда! И это не то! Да где же здесь спальня? А, вот! Пришли! Надо запомнить! Тут заплутать – дважды два!

– Господи! Какая огромная! – сказала Женя, указывая на кровать. Она подошла и упала на нее. – Господи! А пыли!!! Здесь со времен революции никто не убирался!

Она вскочила с кровати и начала отряхиваться. Вместо сна состоялась большая приборка, как я ни уговаривал. Я же примостился на кожаном диванчике в соседней комнате и добирал то, что недобрал за вчера и позавчера. Под утро меня разбудили и повели мыться в ванную. Размеры ванной меня впечатлили, и, несмотря на бурные возражения, что Женя уже мылась, ее раздели, расцеловали и усадили рядом, говоря о том, что она недостаточно хорошо вымыла шейку, спинку и ножки. И особенно грудку. Женьке понравилось, и она с удовольствием подставляла под мочалку и руки все. Когда ее вытерли, набросили халат и понесли в спальню, она нежно обнимала мою шею и говорила какие-то нежности. Там в спальне она вынесла приговор:

– Я хочу ребенка. Возражения не принимаются, товарищ майор. Мы уже не на фронте.

Она не преминула похвастаться родителям, которых привезла через день на личном «Опель-капитане».

Женя оказалась в отделе не потому, что она моя жена, а потому, что у нее был контакт с Хуун, так как она была единственной женщиной в роте и медработником, который выхаживал ее. Ей Хуун доверяла не меньше, чем Саше, если не больше. Все-таки Саша – мужчина, а у Хуун – комплекс против мужчин. Сложности у них начались почти сразу: Хуун попросила Сашу повенчаться в церкви, а Сашка хоть и крещеный, но атеист, причем активный. Он обалдело сообщил мне об этом и сказал, что это невыполнимое условие. Нам с Евстигнеевым пришлось приказать ему согласиться с условиями Хуун. Женя нашла свадебное платье, вместе с Хуун они переделали и перешили его. Та попросила Женю быть воспреемницей на свадьбе. Женю я предупредил заранее, чтобы не препятствовала Хуун, хотя Женя тоже была неверующей. Но «шпионский роман» уже захватил Евгению, она все мерила через него. Пока ход романа ее устраивал, несмотря на то что приходилось подолгу вести разговоры с Хуун, а потом подробно переписывать их в протоколах. Выяснилось, что по-английски Хуун говорит, как по-фински, свободно, отец из семьи английских дипломатов, но родился и вырос в Гельсингфорсе. Мать – православная финка, заставившая мужа перед браком поменять вероисповедание. Убежденная, строго соблюдающая посты и таинства. Она так же воспитала и дочь. Поэтому Сашке приходилось подстраиваться под требования Хуун. Основную роль в их семье играла мать, поэтому было принято решение в первую очередь работать через нее. У дочери был ранее плотный контакт с матерью. Отец, несмотря на довольно долгий брак, по словам Хуун, всегда прислушивался к матери и считал ее чрезвычайно умной и обладающей даром предвидения женщиной. Венчались молодые в Никольской церкви. Саша был в парадной форме со Звездой Героя на груди, пятью орденами и тремя медалями. Несмотря на то что церковь не приветствовала съемки во время таинства, после переговоров, отец Питирим разрешил снимать внутри церкви. Снимки нам были нужны для давления на Рамсая: он возглавлял в правительстве и парламенте «партию войны», и публикация таких снимков могла серьезно повредить его карьере. Это наш козырный туз в рукаве.

Свадьбу отмечали в квартире у Овечкиных. Она меньше нашей, четырехкомнатная, и сами комнаты поменьше, но обставлена очень хорошо, в едином стиле – под барокко. Хуун сидела очень серьезная, немного напряженная. По-русски она понимала еще плохо, поэтому вылавливала знакомые слова и просила переводить то Сашу, то сидящую рядом Женю. Но охотно танцевала со всеми. Во время танца она и сказала мне заветную фразу: «Как бы я хотела, чтобы здесь и сейчас были мои родители. Такой счастливый день для меня, а их рядом нет!» Клиент созрел для контакта!

– Напиши матери обо всем, что с тобой произошло. Я постараюсь, чтобы письмо попало по адресу через Швецию.

– Правда? Можно?

– Я когда-нибудь тебе врал? Пусть это будет моим свадебным подарком тебе.

– Нет, вы всегда говорите только правду, какой бы горькой она ни была. У вас такая особенность, Максим. Саша вас очень любит и уважает. И вам всегда будут рады в нашем доме.