Группа была очень интересная, но довольно «невезучая». Сергей Павлов – 34 года. До этого окончил Горный техникум, работал мастером на шахте, заработал бронхиальную астму. Решил стать врачом, чтобы лечить у шахтёров астму и силикоз. На 6-м курсе умер во время приступа астмы. Второй по возрасту была Ада Ворчакова – 32 года. Мы звали ее «мама Ада» – добрая, полная, отработала уже лет десять акушеркой. Олег Пайкин до медицинского института окончил Военный институт физкультуры. В 1961 году его демобилизовали в звании капитана. Он единственный из группы жил в отдельной квартире на улице Скороходова в доме № 18 с родителями и сестрой. У его отца, Залмана Пайкина, в прошлом полковника-танкиста, было огромное количество наград. Олег говорил, что он даже был представлен к Звезде Героя Советского Союза, так как его танковая часть прорывала блокаду Ленинграда, но был награжден одним из первых орденом Кутузова. Олег служил в авиационной дивизии, у него были первые спортивные разряды и звание кандидата в мастера по нескольким видам спорта. После демобилизации он пришел работать тренером в I Мединститут и затем решил стать спортивным врачом. Красавец чеченец Резван Ибрагимов поступил в институт, отслужив в воздушно-десантных войсках, был очень хорошим товарищем, мечтал стать хирургом и стал им. Работал хирургом в Грозненском госпитале и во время чеченской войны был убит снайпером вместе с операционной сестрой, когда они вышли на крыльцо покурить после операции. Резван оперировал всех – и русских, и чеченцев. Этого ему и не простили боевики, как об этом случае писала «Комсомольская правда». Володя Богданов, который уже упоминался, на каникулах после 1-го курса на Алтае заболел энцефалитом, отстал на год. Сейчас заведует отделением физиотерапии в 31-й городской больнице (Свердловке). Слава Зудин был из Ухты. В конце 3-го курса у него выявили туберкулёз, пришлось лечиться, и он отстал от нас на год. Стал хирургом. Наташа Забежинская, Элла Брускина и Людмила Антоневич были медсестрами со стажем. Голос Эллы был знаком каждому юному ленинградцу – она вела на ленинградском радио передачу «Пионерская зорька». Василий Кушпела, украинец, был военным фельдшером после училища на Украине; женатый, лет 28, очень солидный. Умер на 1-м курсе – у него была аневризма мозга. Ему на экзамене стало плохо, он сел рядом с девчонками на стул – и всё… Борис Друян – фельдшер из Риги, был старше меня года на три. Он был женат, с 1-го курса подрабатывал на кафедре анатомии лаборантом, со 2-го курса занялся наукой – ездил на Каменный остров в Институт онкологии, где вводил пилюли с канцерогеном крысам для индукции у них опухолей семенных пузырьков. Борис защитил кандидатскую диссертацию и ушел потом в практическую урологию, работал в Сестрорецкой больнице. В начале 70-х годов прошлого века уехал в Израиль, был военным врачом во время арабско-израильской «шестидневной» войны, затем перебрался в Германию, где стал одним из ведущих андрологов страны – лечил мужское бесплодие. К сожалению, неумолимое время (я пишу эти строки спустя 50 лет после поступления в I Мед) сократило практически до минимума список моей первой учебной группы.

Когда в декабре 1962 года мне исполнилось 17 лет, товарищи по группе подарили мне бутылку молока с надетой на нее соской. Они называли меня «пионерчиком». Конечно, я был много младше всех. Зато учился лучше и помогал, как мог, старшим товарищам.

Олег Пайкин и Резван Ибрагимов приобщили меня к спорту. Олег как-то объявил о создании в институте секции гандбола. В те годы на стоматологическом факультете училось много студентов из ГДР. В Германии гандбол был очень популярен, и немецкие студенты попросили организовать спортивную секцию. Пригласили хорошего тренера, рядом со зданием кафедры физической культуры оборудовали площадку и объявили запись в секцию. Резван играл в ручной мяч в армии и сразу записался сам и привел в секцию меня и Славу Зудина. Игра мне понравилась, занятия в секции были интересными и интенсивными. Институтская сборная команда, куда меня сравнительно быстро включили, успешно выступала в первенстве вузов Ленинграда и уже через год вошла в число лидеров, занимая на протяжении нескольких лет призовые места.

Благодаря регулярным тренировкам и участию в соревнованиях по гандоболу, я физически окреп и с удовольствием участвовал в многочисленных институтских кроссах, лыжных состязаниях. Среди сокурсников было довольно много спортсменов, имевших высокие спортивные разряды, – кандидатов и мастеров спорта, некоторые даже входили в сборные команды страны по разным видам спорта.

Во время зимних каникул после первой успешно сданной сессии я поехал в спортлагерь на Карельском перешейке, начальниками которого были О. Пайкин и В. Гуреев – член сборной страны по пятиборью. В лагере было человек 20 студентов 1-го и 2-го курсов, занимавшихся в разных спортивных секциях. Мы жили в двух снятых финских домиках на довольно крутом берегу заснеженного озера, спрятавшегося в прекрасных сосновых лесах Карелии. Каждое утро мы начинали с умывания по пояс в незамерзающем ключе. После завтрака становились на лыжи и под руководством Олега пробегали 15–20 км по лесам. После обеда катались на лыжах с горок и даже прыгали с небольшого трамплина, который сами и оборудовали. После ужина пели песни под гитару, танцевали под музыку, которую ловили по приемнику «Спидола». Каникулы пролетели стремительно…

Вскоре после начала весеннего семестра 1963 года нам объявили, что формируется студенческий строительный отряд, который будет строить птицефабрику в совхозе «Ленинградский» Ленин-градского района Кокчетавской области в Казахстане. Тех, кто поедет на целину, не пошлют в сентябре «на картошку» – в пригородный совхоз убирать урожай. Конечно же, целина манила романтикой и новым невиданным делом – до этого на целину студенты ездили лишь убирать урожай. Записывали студентов 1-го и 2-го курсов. Из нашей учебной группы записались в стройотряд Люся Антоневич и я. Незадолго до отъезда прислали разнарядку еще на один отряд. Но добровольцев уже почти не осталось – все, кто хотел, уже записались. И тогда комитет комсомола и деканат стали насильно «загонять» в отряд, кого стращая карами, кого уговаривали, давя на комсомольскую сознательность. Сборы были недолгими.

Провожать меня пришли мама с папой. Я ужасно стеснялся – мол, не маленький, было мне уже целых 17 лет! Люську Антоневич провожал какой-то парень, с которым она долго целовалась перед отходом поезда. Ехали трое суток в плацкартных вагонах в три полки, с песнями под гитару и баян, на котором виртуозно играл Игорь Прокопец. В нашем эшелоне ехали два отряда I ЛМИ по 50–60 человек, занимавшие два вагона, остальные вагоны длиннющего состава занимали отряды, которые были сформированы в ЛЭТИ – Ленинградском электротехническом институте им. В. И. Ульянова (Ленина). ЛЭТИ был нашим соседом – он располагался напротив нашего института через речку Карповку за Ботаническим садом. На второй день пути к нам в отряд пришло «начальство» – районный штаб. Комиссар районного отряда Геннадий Медведев обратился к медикам с неожиданным вопросом – есть ли среди бойцов отряда окончившие медицинское училище и имеющие диплом фельдшера или медсестры. Поскольку опыта поездок на целину ни у кого еще не было, в процессе подготовки забыли, что ни в одном из отрядов не было врачей. Выяснилось это только в поезде. В двух отрядах I ЛМИ нашлись пять девушек и один юноша (это был я) с дипломами медсестёр. Добровольно никто не хотел ехать с чужим институтом. Девушки стали тянуть жребий, так как меня сразу оставили в своём отряде. Нечего парней отдавать, когда девиц избыток. Короткую спичку вытянула Алла Дворкина, которая стала врачом первого отряда; не помню, кто был во втором. Люська Антоневич со слезами вернулась из вагона, где ехал отряд ЛЭТИ, который достался ей и с которым она пошла знакомиться. «Вовка, они все такие противные», – канючила Люська, еще не зная, что вытянула она не просто жребий, а судьбу: после целины она вышла замуж за лэтишника Германа Коропальцева.