Папа сказал, что каждая клавиша на клавиатуре имела смысл – каждая буква, каждая цифра – и все их сочетания также! И точно так же, как с рычажками на консоли или джойстиком, ты мог творить чудеса с их помощью. Чтобы мне это продемонстрировать, он перегнулся над моим плечом, набрал команду и нажал кнопку Enter – «Ввод». Что-то появилось на экране – как я понимаю теперь, текстовой редактор. Потом папа написал на самоклеющемся листочке несколько букв и чисел и сказал, чтобы я их напечатал, пока он будет заниматься поломанным Nintendo.

Когда он отошел, я начал повторять написанное на листочке, нажимая на клавиши. Леворукий малыш стал действовать как правша – этот способ мгновенно показался мне самым естественным из всех прочих способов писать.

10 input «Как тебя зовут?»; name$

20 print «Привет,» + name$ + «!»

Вам все это кажется простым, но вы – не маленький мальчик, каким тогда был я. Я был мальчиком с толстенькими, короткими пальцами, не знавшим даже, что такое кавычки, не говоря уже о том, что надо было нажать кнопку Shift, прежде чем их напечатать. После многократных усилий и ошибок я все-таки закончил файл. Нажал «Ввод» – и вдруг компьютер задал мне вопрос: «Как тебя зовут?»

Я был потрясен. Больше ничего не говорилось, что мне делать, поэтому я решил ответить и вновь нажал на уже хорошо знакомую кнопку «Ввод». «Привет, Эдди!» – всплыло вдруг радиоактивной зеленой вспышкой поверх темного экрана.

Так состоялось мое вступление в программирование и информатику на самом общем уровне. Урок про то, что эти машины делают то, что они делают, потому что кто-то сказал им это делать – очень особым и очень бережным способом. И этому «кому-то» может быть только семь лет от роду!

Я тут же понял все недостатки игровых систем. В них было тесно по сравнению с компьютерными. Nintendo, Atari, Sega – все они привязывали вас к мирам и уровням, где можно было идти вперед, даже побеждать, но ничего нельзя было изменить. Отремонтированная консоль Nintendo вернулась в «берлогу», где мы с папой вдвоем состязались в Mario Kart, Double Dragon и Street Fighter. Вскоре я уже перегнал отца во всех этих играх (первый случай, когда я мог в чем-то с ним поспорить!). Но очень-очень часто я еще позволял ему одержать надо мной победу. Мне не хотелось, чтобы он считал меня неблагодарным.

Я не считаю себя прирожденным программистом и не особенно силен в этом деле. Но все-таки за последнее десятилетие или около того я вырос и стал опасен. По сей день процесс мне кажется волшебством: пишешь команды на всех этих странных языках, которые процессор переводит в реальность, доступную не только мне, но всем и каждому. Я был поражен тем, что один отдельно взятый человек может программировать что-то универсальное, что не связано никакими законами и правилами, никакими инструкциями, за исключением тех, что сводятся к причине и следствию. Есть четкое логическое взаимодействие между тем, что вводишь и что в итоге получаешь. Если мой ввод был неверен, неверным будет и результат на выходе. Никогда прежде я не сталкивался с чем-то настолько согласованным и честным, столь недвусмысленно непредвзятым.

Компьютер способен до бесконечности дожидаться моей команды, и он выполнит ее незамедлительно, стоит мне только нажать клавишу «Ввод». Без лишних вопросов. Ни один учитель не бывает столь терпеливым – и столь отзывчивым. Нигде и никогда я не чувствовал себя – в школе или даже дома – до такой степени уверенным в себе. То, что безупречно написанный набор команд будет безупречно выполняться – раз за разом, показалось мне (как и многим сообразительным, имеющим технические склонности детям миллениума) единственной надежной и спасительной истиной нашего поколения.

Помню, каким я был застенчивым к своему девятому дню рождения, когда наша семья переехала из Северной Каролины в Мэриленд. К моему удивлению, оказалось, что мое имя шло впереди меня. «Сноуден» то и дело можно услышать по всему округу Анн-Арандел, где мы тогда поселились, хотя я еще долго не мог понять, почему.

Ричард Сноуден был британским майором, который появился в провинции Мэриленд в 1658 году в полной уверенности, что гарантии религиозных свобод, обещанных лордом Балтимором католикам и протестантам, распространятся также и на квакеров. В 1674 году к Ричарду присоединился его брат Джон, который согласился покинуть Йоркшир с тем, чтобы сократить срок тюремного заключения по приговору за приверженность движению квакеров[21]. Когда парусный корабль Уильяма Пенна[22] под названием «Добро пожаловать» поднялся в 1682 году вверх по реке Делавэр, Джон был одним из немногих европейцев, кто приветствовал его прибытие.

Три внука Джона поступили на службу в Континентальную армию во время Войны за независимость. Квакеры были пацифистами. В своих общинах они порицали участие в боях за независимость, однако их совесть требовала пересмотра пацифистских взглядов. Уильям Сноуден, мой прямой предок по отцу, дослужился до капитана, был взят британцами в плен при штурме форта Вашингтон под Нью-Йорком и умер в заключении, в одной из тюрем на острове Манхэттен, печально известной как «сахарный завод» (молва гласила, будто британцы убивали военнопленных, подсыпая им в еду толченое стекло). Жена Уильяма Сноудена Элизабет, урожденная Мур, была неоценимым консультантом генерала Вашингтона и матерью следующего Джона Сноудена – политика, историка и газетного издателя в Пенсильвании, чьи потомки забрались глубже на юг и расселились в Мэриленде промеж владений своих родичей Сноуденов.

Округ Анн-Арандел охватывает почти все 1976 акров[23] покрытых лесами земель, которые король Карл II пожаловал в 1686 году семье Ричарда Сноудена. Тот основал литейное предприятие Патаксент, одно из важнейших в колониях, производившее ядра и пули, и положил начало плантации Сноуден, с молочной фермой и маслодельней, которыми управляли внуки Ричарда Сноудена. Отслужив в войсках Мэриленда в составе Континентальной армии, они возвратились на плантацию и совершенно в духе принципов независимости освободили 200 чернокожих рабов – почти за столетие до Гражданской войны.

В наше время бывшие сельскохозяйственные земли Сноуденов разрезаны пополам дорогой Сноуден Ривер Парквей. Это нагруженный участок коммерческой магистрали с большим количеством престижных ресторанов и автосалонов. Ближайшая автострада Патаксент – Трасса 32 ведет прямиком к Форт-Мид, второй по значению в стране авиабазе и центру АНБ. Так получилось, что сам Форт-Мид построен на землях, некогда принадлежавших моим родственникам Сноуденам, либо приобретенных у них (по одной версии), либо (согласно иным версиям) – экспроприированных правительством США.

Я к тому времени, как мы туда переехали, ничего об этой истории не знал, а родители шутили, что имена на дорожных знаках меняются всякий раз, как кто-то переезжает в Мэриленд на жительство. Им все это казалось забавным, но я был отчаянно напуган. Округ Анн-Арандел находится всего в 250 милях[24] от Элизабет-сити, если ехать по шоссе I-95, но мне чудилось, будто я попал на другую планету. Мы променяли тенистые аллеи у реки на бетонированные дорожки, а школа, где я был популярен и успешен в плане успеваемости, сменилась другой, где меня дразнили из-за моих очков, моего равнодушия к спорту и, самое главное, моего тягучего южного акцента, по причине которого в классе меня считали умственно отсталым.

Я так тяжело переживал за свое произношение, что вообще перестал разговаривать в классе, до тех пор пока не стал говорить «нормально» или хотя бы перестал называть место своего позора – класс английского языка с певучими, растянутыми гласными – «в кла-ассе». И не заявлять на потеху всем, что порезал бумагой «па-алец». Как бы то ни было, все это время я боялся говорить свободно, оценки мои упали ниже некуда, и кое-кто из учителей решил подвергнуть меня IQ-тестированию для диагностики предполагавшейся «необучаемости».