Гадес подошел к столику и под взглядом Сета взял бутылку. Ни стаканов, ни чего-то подобного не обнаружилось, так что Гадес просто хлебнул из горла. Алкоголь драл горло и обжигал нутро, на глазах едва ли не наворачивались слёзы. Оставалось гадать, из чего сделана настолько ядреная штука, и откуда она у Сета.

Он вряд ли в эти дни ходил на работу — всегда ожидал возвращения Анубиса, а уж в этот раз особенно. Но Сет казался поразительно спокойным. И трезвым.

— Ты знаешь, что бедуин возвращается после смерти в пустыню? — спросил Сет. — Не важно, жил он в палатке или стал шейхом с виллой. После смерти его тело отдают пустыне, закапывают в обычную яму без памятников и надгробий. Они приходят из пустыни и уходят обратно в пустыню. Мне нравится этот обычай. Инпу тоже всегда был в восторге. Жаль, после настоящей смерти богов, не остается тел. Но даже для временной квартира — это… неправильно.

— Прекрати, Сет. Надо просто подождать.

— Он не может вернуться. И я не могу его вернуть. У тебя есть идеи, что с этим делать?

Гадес покачал головой. Он и правда не представлял. Ему всё еще казалось, что они драматизируют. Пусть нужно больше времени, но Геката не стала бы делать ничего необратимого.

— Я видел смерти тела, Аид. Я даже тебя убивал несколько раз собственными руками, когда это было необходимо. Но здесь… было иначе. По-другому. Как будто яд с расчетом, чтобы он мучился. Удар исподтишка, грязный, не напрямую. Не сойтись в честном бою, не защититься. Я его не защитил.

Нефтида когда-то сказала Гадесу, что в ее связи с Осирисом не было ни романтики, ни страсти. «Почти наваждение». Она говорила, что, может, они сошлись только ради того, чтобы привести в мир Анубиса.

И он всегда был не столько сыном Нефтиды, пусть она и его мать, сколько сыном Сета, пусть он ему и не родной отец.

— Ему было больно, Аид. Очень больно. А я мог только смотреть.

Гадес молча протянул Сету бутылку, и тот взял ее, хотя пить не стал. Он казался спокойным, но это было спокойствие выжженной земли, сквозь трещины которой видна бурлящая магма.

За окном прогрохотало вдали, и Гадес подумал, интересно, может ли Сет вызвать бурю? Он никогда не видел этого в таком прямом смысле… что не значило, что Сет не может.

Гадес поднял бутылку, намереваясь отпить, когда раздался оглушительный звонок в дверь.

— Ты кого-то ждешь? — нахмурился Гадес.

Сет качнул головой. Нефтида рядом встрепенулась, поднимаясь, Сет тоже встал, одним гибким движением, будто пума, готовая ко всему. Он пружинисто шел к двери, а Гадес прямо за ним, так что отлично увидел, кто стоит на пороге.

Геката была в темном плаще, с волосами, заплетенными в хитрые косы, и губами цвета спелых ягод.

— Назови хоть одну причину, почему я должен пустить тебя и не убить прямо здесь.

— Половичок запачкаешь. И то, что я хочу сказать, важно для всех.

Сет медлил мгновение, а потом отошел, приглашая Гекату. Какой бы ни была защита квартиры, она впускала тех, кого звал сам Сет. Идти против него на его территории всё равно самоубийство.

Нефтида уже была в комнате, как и Гор, с удивлением рассматривающий гостью. Персефона вела Амона, он вцепился в спинку дивана, как будто боялся ее отпустить. Повернул голову в сторону Гекаты, он наверняка ощущал ее темную, клубящуюся силу, но не мог понять. Его взгляд остановился где-то за спиной Гекаты.

— Кто это? — нахмурился Амон.

— Моя устроившая бардак сестрица, — усмехнулась Персефона.

Геката не ощущала себя неуютно. Из-под плаща виднелась темная юбка, которая шелестела в такт шагам, пока Геката проходила, чтобы по-хозяйски усесться в кресло. Гадес рядом с Сетом почти физически ощутил, как тот напрягся. Да и сам Гадес был наготове. Мысленно он позвал Цербера, и через миг почувствовал, как голова добермана ткнулась в бедро.

Дождь за огромными окнами поутих, словно тоже хотел послушать.

Взгляд Гекаты остановился на Амоне:

— Мне жаль, что так вышло, солнечный бог. Она слишком хотела, чтобы тебе было больно.

— Тиамат?

— Да.

— Ну, не она делала Ключ к мертвецам. Не сработало? Не вышло их выпустить?

Геката вскинула темные брови:

— Я не пыталась выпустить мертвецов. Ключ работает в обе стороны. Я хотела запереть их.

— С чего бы?

— А вы разве не заметили? После Кроноса мир разваливается. Загробные тоже, это всего лишь вопрос времени, когда они рухнут. Я хотела Ключом запереть границы. Чтобы мертвецы никогда не выбрались.

— Поэтому убила Анубиса? Не пришла к нам? — Амон чуть повернул голову, так что теперь казалось, его слепой взгляд смотрит прямо на Гекату. — И позволь напомнить, это ты выпустила Кроноса, чтобы всё разваливалось.

— Это не было моим планом. Она хотела хаоса. Она хотела Ключ. Я была вынуждена подчиняться. Неужели вы еще не поняли? Это всегда была она. Тиамат.

Амон легко вел разговор, и никто не протестовал, так что Гадес даже не сразу уловил, о чем говорит Геката.

— Подожди, — нахмурился он. — А Кронос-то зачем тогда?

— Тиамат надеялась, в этой войне поляжет большее количество богов. И пока вы будете заниматься им, то не заметите, что равновесие пошатнулось, и мир рассыпается.

— А это ей зачем? Как можно завоевать разрушающийся мир?

Геката посмотрела так, будто он спрашивает несусветную глупость:

— Тиамат всегда хотела уничтожить большую часть мира. И построить на его обломках нечто новое. Она верит, что может создать более прекрасное. С любопытством понаблюдать за вами, как за зверьками, крысами в лабиринте. А потом создать своих богов.

— А мертвецы…

— Если они вырвутся в мир людей, это будет хаос. Который устраивает Тиамат. Она посмотрит, сможете ли вы с ним справиться. А если нет — не беда, она сделает выводы и построит новый мир. Она верит в это. И у нее достаточно сил. И своих собственных, и тех, что позаимствовала у Кроноса.

Даже если она врет во всем остальном, Гадесу не нравилась мысль, что Тиамат могла захватить часть сил Кроноса.

— А ты зачем с ней была, если всё так?

— Думала, смогу в нужный момент вмешаться в ее планы. И она… — Геката замялась и посмотрела на Персефону. В ее взгляде отчетливо мелькнула грусть. — Она попросту пригрозила, что иначе плохо придется моей семье и тем, кого я люблю. Я должна была играть роль злодейки, чтобы вы ни о чем не догадывались.

— Ты была не слишком против.

— Я могла только уговорить начать не с Подземного мира моей сестры, — Геката глянула на Амона. — Думаешь, почему Анубис так мучился от яда? Этого хотела Тиамат. Потому что он твой друг, солнечный бог.

Амон побледнел и отшатнулся, но всё еще цеплялся за диван как за единственную опору.

— Я должна была использовать Ключ и открыть границу мертвых, — продолжила Геката. — Но тут-то я и решила воспользоваться шансом… закрыть границу. Сказать, что не вышло. Прийти к вам. Только Дуат и Анубис оказались связаны куда крепче. Я не смогла ничего сделать. Дуат защищает своего принца.

Гадес не мог поверить во всю эту историю. И задавался вопросом: неужели это и правда всё время была Тиамат? Со своими безумными планами. Наблюдающая за ними, как за лабораторными крысами.

И Геката такая же крыса, а вовсе не ученый.

— Я пришла к вам с миром, — сказала она. — Мы закроем другие царства мертвых. Восстановим баланс и уничтожим Тиамат.

Гадес хотел сказать, что надо еще о многом подумать и начать с того, верят ли они Гекате. Сейчас она может говорить что угодно, но даже если за всем стоит Тиамат, это не значит, что теперь Геката и правда против нее.

Но вместо него сказал Сет:

— Сначала верни Анубиса.

— Я не могу.

— Верни. Анубиса. А потом, может быть, поговорим о том, что ты можешь в чем-то не врать. Или о том, что и сейчас ты делаешь то, что велела Тиамат.

На лице Гекаты отразилось что-то непонятное, как будто Сет ее раскусил — или как будто она недоумевала, как можно ей не поверить.

— Я не могу вернуть Анубиса, — ответила Геката. — Зелье разделяет божественную сущность и тело. Это необратимо.