Персефона посмотрела на Анубиса с удивлением, и он весело подмигнул. Пирсинг на его лице как будто мерцал в мутном свете фар.

— Ну тебя, — фыркнула Персефона. — Вы сговорились. Нефтида уже звала к себе в галерею. Амон предлагал выращивать траву и продавать ее через Ебей.

— Для него актуальный вопрос. Амон жаловался, что почти израсходовал скопленные на счете деньги, и надо либо удачно их вложить, либо чем-то заняться. Мне кажется, он много потратил на Эбби, и ему попросту скучно.

Обычно это и было причиной, почему боги устраивались на вполне человеческие работы: в этом мире им тоже надо на что-то жить, либо же они чем-то интересовались. У них целая вечность осваивать новое.

Листья проворно летели в руки Персефоны, и она быстро закончила венок. Правда, успела пожалеть, что не сняла перчатки — теперь шерсть вымокла.

— Он тебе, конечно, пойдет, — заметил Анубис. — Но шлем надевать неудобно.

Фыркнув, Персефона повернулась и водрузила венок на голову Анубиса. Смотрелось весьма странно, а он еще и резко выпрямился:

— Проклятье, он мокрый!

Быстро поняв ошибку, Персефона щелкнула пальцами, и венок из пожухлых осенних листьев сменился на темные розы. На бархатных лепестках поблескивали капельки влаги, точно в тон пирсингу на лице Анубиса.

— Даже не хочу знать, что это, — проворчал он. — Убирай свою цветочную магию и поехали. Успеем к чаю.

Нефтида любила заканчивать вечера с чаем, и Персефона знала, что на сегодня та специально отмеряла ягоды шиповника и сушеные листья смородины. Персефона взмахнула рукой, рассыпая венок розами и отправляя в поле.

— Не хочу опаздывать. Сможешь довезти нас быстро?

— Без проблем. Залезай.

Сняв бесполезные перчатки, Персефона снова надела шлем, затянула ремешки и устроилась за спиной Анубиса. Сейчас ей не хотелось смотреть по сторонам, она почти уткнулась в кожу, даже сквозь пластик ощущая запах дыма и чего-то густого, бальзамического.

Анубис всегда оставался еще и богом погребения.

Персефона ощущала движение, чувствовала, как они несутся сквозь ночь, и ей нравились поездки и скорость. Гадес всегда пожимал плечами на любовь Персефоны к мотоциклам, а Сет улыбался уголками губ и произносил одну и ту же фразу.

Когда хочешь привести мысли в порядок, просто двигайся вперед.

Двигайся.

Персефона не смогла бы точно объяснить, она почувствовала напряжение Анубиса, или сама ощутила что-то. Они ехали еще далеко от города, если судить по тому, что свет фонарей оставался таким же жидким, а с их стороны дороги темнели кусты.

Персефона осторожно обернулась и поняла, что их мотоцикл освещается фарами идущей позади машины. Та прибавила скорости, как будто хотела обогнать, и в этом не было ничего странного.

Пока, почти поравнявшись с ними, машина не сделала резкий рывок в сторону, так что Анубис с трудом остался на дороге, быстро сбросив скорость и оказавшись позади преследователей.

В следующий момент он снова прибавил газу, чтобы вырваться вперед, и Персефона вцепилась крепче. Это было не совсем то, что она могла любить в поездках, но ей тоже категорически не нравилась машина, темная, с тонированными стеклами, которая устремилась за ними.

Анубис использовал силу, чтобы оторваться, но и машина не отставала, убеждая Персефону, что там за рулем тоже не люди. Да и кому бы из людей пришло в голову их преследовать?

Огни проносились мимо смазанным пятном, а единственное, о чем могла думать Персефона, как бы не навернуться с мотоцикла. Она подозревала, потому и Анубис не делал резких поворотов и уходил очень плавно, опасаясь за Персефону.

Может, именно поэтому машина не отставала.

Она еще пару раз попыталась сбросить их в кювет, и после очередного раза Анубис снизил скорость — наверняка тоже куда медленнее, чем мог бы, но Персефона была благодарна. Руки без перчаток совсем замерзли и одеревенели, девушка не была уверена, что смогла бы удержаться.

Мотоцикл остановился, машина встала чуть впереди.

Анубис снял шлем и, не поворачиваясь, сказал:

— Будь готова. Если что, стартуем и обходим их.

— Хочешь поговорить?

— Тебе разве не интересно, кто это и зачем?

По правде говоря, Персефоне было любопытно. Кто мог выследить их на пустынной дороге за городом. Оставалась еще небольшая надежда, что кто-то из местных решил поиграть.

Мысль истаяла, когда вместе с открывшейся дверцей в ночь вырвались сполохи теней. Гибкие щупальца, истаявшие черным дымом — просто демонстрация силы, чтобы показать, что это она.

Геката изменила своей любви к юбкам: на этот раз на ней были темные джинсы и черная водолазка. Только обилие серебряных украшений осталось тем же: плотно охватывающие запястья широкие браслеты, кулоны с изображением Луны, длинные серьги-капельки. Темные волосы Геката собрала в высокий хвост. Любимая ею шоколадная помада.

Она шагала легкой походкой, сейчас похожая на обычного человека.

Анубис оставил мотоцикл, повесив шлем, Персефона осторожно двинулась за ним, одновременно с Анубисом поняв, то, что он озвучил:

— Она не одна.

Геката вышла с пассажирского сидения, оставив дверцу машины открытой. С ней еще водитель.

Она подошла близко, но стояла расслабленно, как будто хотела поговорить. С равнодушием скользнула взглядом по Анубису и посмотрела на Персефону:

— Привет, сестренка.

Персефона никогда не говорила об этом с матерью, хотя наверняка зря. Сейчас, на темной дороге, продрогнув и сцепив заледеневшие руки, Персефона думала, что хотела бы знать, как так вышло, что Деметра связалась с Зевсом, и у них родилась Геката. Отцом самой Персефоны был смертный, но Геката всегда называла ее сестрой.

— Не лезь в это, — тихо посоветовала Геката. — Я не хочу, чтобы ты пострадала.

— Не поздно ли? Ты выпустила Кроноса.

— Я не хотела, чтобы он вредил тебе.

— А что насчет Подземного мира? Ты разрушаешь его. Это мой дом.

— Это не твой дом. С тобой ничего не случится, если его не станет.

В глубине души Персефона знала, что это так. Гадес — владыка Подземного мира, он его создал, он им управлял. Персефона прежде всего богиня весны, она королева по мужу, а не по крови или праву создателя.

Вот только Подземный мир всё-таки ее дом.

— Ты не понимаешь, — даже сама Персефона слышала, как наивно звучат ее слова.

Геката улыбнулась грустно и отвела руку, как будто у нее что-то было за спиной.

— Это ты не понимаешь, Сеф.

Она ударила быстро, в запахе перезрелых ягод и шелесте папоротников у темных корней деревьев. Молниеносный выпад в сторону Анубиса, Персефона даже не поняла, что происходит, а в следующий момент уже увидела в руке Гекаты то ли нож, то ли кинжал, испачканный алым.

— Мне не нужна твоя смерть, принц мертвых. Мне нужна твоя кровь.

Она развернулась и пошла обратно к машине с приветливо распахнутой дверцей. Персефона, может, и хотела бы кинуться за ней, чтобы вытрясти ответы, но ее больше волновал Анубис. Он молча прислонился к мотоциклу, зажимая рукой бок, и Персефона видела, что его рука в крови.

Она ощущала силу Анубиса, он явно хотел ответить Гекате, но сдержался. И вовсе не из-за раны — Персефона почти сразу поняла, что из-за нее самой. Испугался, что не сможет держать силу под контролем и заденет Персефону.

Она вытащила из кармана телефон, чтобы позвонить Гадесу или еще кому-то, но темный экран не подавал признаков жизни, и можно было поспорить, что это работа Гекаты.

— Где твой телефон?

Анубис повернулся боком, подставляя карман куртки, Персефона выудила оттуда телефон, но и он был мертв.

Хлопнула дверца машины, и та газанула в ночь.

— Сдохли! — с раздражением сказала Персефона. — Ты как?

Анубис криво усмехнулся:

— Жить буду. Она не хотела серьезной раны.

— Ты уверен?

— Между прочим, я учился на медика.

— Пару лет! И когда это было!

— Вряд ли анатомия с тех пор изменилась. Мне просто нужно время на регенерацию.