Нет, решила Софи, слишком походит на бред. Но она успеет подумать об этом позже, у себя дома – если, конечно, доберется туда сегодня. Вытащив телефон, Софи не заметила не отвеченных вызовов от матери, но время неумолимо подходило к десяти. Обычно в этот момент она хотя бы отзванивалась, чтобы предупредить, что задерживается. Но сейчас даже не знала, что говорить – и стоит ли.

– Вот они!

Амон наконец-то нашел то, что искал, и водрузил на стол овсяное печенье.

Сет вскинул брови:

– Гадес любит эту дрянь?

– Ненавидит, – Амон уселся на стул, подогнув одну ногу под себя и взял печенье. – Но я обожаю, он хранит специально для меня.

Нефтида расставила на столе чашки с чем-то густо пахнущим, так что Софи посмотрела с удивлением.

– Обычный чай, – пожала плечами Неф. – Но я люблю добавить всяких травок… хотя у Гадеса тут не разбежишься.

– Ты любой кухней недовольна, – махнул рукой Сет. – Если она не твоя.

Сняв пальто, он сам оказался одет в костюм, а на Нефтиде – длинное блестящее платье. Ощущение было таким, будто они ушли с какого-то важного приема, чтобы отловить Гадеса в кафе, где он сидел с Софи. Чтобы рассказать об исчезновении Амона.

Он сам уже принялся за второе печенье, а Софи не могла не спросить:

– Почему… почему вам понадобился Гадес? Чтобы отыскать Амона.

От Софи не укрылся взгляд Нефтиды, брошенный на Сета, но отвечать она предоставила ему:

– Он самый организованный из нас. И самый сильный.

– Почему?

– Так сложилось. Он смерть. А боги смерти всегда мощные. У Гадеса целый собственный мир. А тут мы не знали, с чем столкнемся. Никто никогда не убивал богов, знаешь ли.

– Я еще жив, – с набитым ртом заявил Амон.

Сет пожал плечами:

– Но Бальдр мертв. А ты… уж извини, ты постоянно во что-то ввязываешься.

– Я был мил и тих, между прочим. Не представлю, кому мог не угодить.

– Возможно, попался под руку, – ответил Сет. – Если кто-то всерьез решил взяться за богов.

Амон запил печенье чаем и показал Сету язык, но Софи зацепилась за другую мысль. Она грела руки о чашку и, нахмурившись, спросила:

– Ты сказал никто никогда не убивал богов… но до этого, в отеле, говорил, что только бог может убить бога.

– Теоретически. Человеческое оружие в любом случае бессильно, оно может убить тело, но тогда мы просто создаем себе новое.

– Такое же?

– Мы консервативны.

Амон фыркнул, но ничего не сказал, а Софи снова спросила:

– А что за проблемы могут быть в Подземном мире?

– Вряд ли серьезные, – ответил Сет. – Скорее всего, Гадес там давно не появлялся, вот что-то и пошло не так. Но навредить его миру мертвых еще сложнее, чем богу.

– Пей чай, – посоветовала Нефтида.

Софи так и поступила. Смотря на темное небо за окном и ощущая на губах вкус ромашки и почему-то корицы. Несмотря на странность происходящего, она поняла, что верит во всё это.

Что-то ткнулось в ногу Софи, и девушка вздрогнула. Но потом увидела, это всего лишь доберман: Цербер положил морду ей на ногу, и Софи рассеянно провела рукой между ушами.

Они все одновременно повернулись к коридору, видимому с кухни. Краем глаза Софи заметила Амона: то ли так упал свет на его лицо, то ли дело было в сосредоточенном виде, но он стал казаться старше, гораздо старше, чем выглядел.

Гадес почти вывалился из сияющей двери. Упал на колени, упираясь руками в пол и тяжело дыша. Выглядел он не сильно лучше, чем когда только отправился в Подземный мир – наоборот.

Пока Гадес откашливался и переводил дух, чтобы подняться, Сет негромко выругался, Амон же сказал:

– Это очень ненормально.

А Нефтида поставила на стол еще одну чашку.

5.

– Нет!

Персефона срывается на крик, ее тонкие пальцы хватают статуэтку из полупрозрачного черного стекла и отправляют в полет до стены. Осколки брызжут во все стороны.

– Успокойся.

Голос Аида отрезвляет, холодит, проходит по коже струйками ледяной воды. Персефона останавливается, тяжело дышит, едва не запутывается в юбке длинного черного платья. Размазывает по лицу слезы.

– Я не хочу, – спокойнее говорит она и всхлипывает.

– Успокойся.

Персефона садится на пол, прислонившись спиной к красивой двери с вырезанными цветами и псами. Закрывает на миг лицо, не столько слыша, сколько ощущая, как рядом садится Гадес. Его плечо в рубашке касается ее обнаженного. Его сила холодит ее собственную.

– Я не хочу, – шепчет Персефона, в ее голосе скребутся шипы от роз. – Не хочу этого цикла. Каждый раз. Я просто хочу остаться здесь.

Кончики его пальцев проходят по ее волосам. Почти неощутимо, как ночной ветер. И он роняет слово, будто каплю тьмы:

– Однажды.

– Обещаешь? – Персефона вскидывает голову, хотя знает, что цикл шел сотни лет до этого и будет идти еще столько же. Ее смертей и возрождений.

– Да.

Они все смотрели на него, ожидая объяснений. Сет нетерпеливо постукивал пальцами по столешнице, но даже он молчал. Глотнув еще чая, Гадес подумал, что наконец-то полностью ощущает себя здесь. И сказал:

– Возникли некоторые проблемы.

– Некоторые проблемы?! – взорвался Амон. Он даже вскочил с места и начал нетерпеливо ходить по кухне, что было не так-то просто с ее небольшими размерами. – Кто-то убивает богов, а ты вываливаешься из собственного царства, как будто тебя пережевали и выплюнули! Некоторые проблемы, да?

– Помолчи.

Прервал его Сет. И даже бывалый Амон вздрогнул от интонаций: безжизненность пустыни, шелест иллюзий и ветров. Пепла на выжженном пространстве.

Сет был древним божеством. Древнее Амона. Гадес никогда не интересовался, древнее ли его самого, да это и не имело значения. Но сейчас он почти ощущал невидимую бурю за спиной Сета. Не яростный огонь, который всех испепелит, а вихрь песка, застилающий солнце, забивающийся в легкие, царапающий глаза.

Иногда зрачки Сета отливали красным, выдавая его нездешнюю сущность. Как и сейчас, когда он внимательно смотрел на Гадеса.

– Ты еще не совсем здесь, – сказал Сет. – Пей чай.

Это было почти приказом, но Гадес подчинился. Сделал еще глоток и прикрыл глаза, ощущая на языке горечь трав, сладость меда и терпкость простой воды, не имеющей отношения к Стиксу.

Обычно переход между мирами не занимал много времени и был почти незаметен. Но иногда становилось сложнее: Гадес не знал, зависело это от происходящего в Подземном мире или от него самого, от настроения или выпущенных сил. Но порой, возвращаясь, он по-прежнему ощущал себя больше там, видел только богов сквозь тонкую человеческую кожу, чувствовал их силы, а вместо стен полупрозрачно клубилось Подземное царство.

Гадес знал, что у египетских богов есть своя земля мертвых, которой управляет Осирис, брат Сета. И у родственников всегда были напряженные отношения – настолько, что они не разговаривали столетиями. Но Гадесу казалось, что и без всяких других миров Сет иногда ощущает себя немного не здесь. Поэтому он понимал.

Когда Гадес открыл глаза, то первым увидел взгляд широко распахнутых глаз Софи. В них было что-то тревожное, печальное и где-то в глубине яростное. Но Гадес постарался не думать сейчас о Персефоне – если она до сих пор ничего не вспомнила, значит, всё сложнее.

– А теперь говори, – сказал Сет, откидываясь на спинку стула. – И только попробуй что утаить.

Проходя сквозь дверь, Гадес мог оказываться в любом месте своего царства, но знал, что ждать его будут у Стигийских болот, недалеко от любимой Персефоной беседки. И действительно, стоило появиться, он услышал недовольное:

– Мог и побыстрее.

Харон стоял, скрестив руки на груди, курил дешевые людские сигареты и фыркал в бороду. Он казался мужчиной средних лет и носил джинсы и футболку с диким кислотным принтом.