– Так, всё. Если просижу с тобой ещё пять минут, я точно опоздаю. – Выпив последние капли крошечного эспрессо, мой муж встал из-за стола. – Не обидишься? – шутливо добавил он.

В его больших ладонях этот крошечный напёрсток всегда смотрится слишком трогательно.

Не понимаю, как он может пить эту крепкую микрогадость.

– Вечером ужинаем дома, – напомнила я.

– Я буду пораньше, – украдкой меня поцеловав, он наконец собрался и вышел. До офиса ему ехать минут двадцать, успевает. Ну и прекрасно.

Удивительно, но едва ему стоило скрыться за поворотом, течение времени будто бы замедлилось раза в два. Восемь лет в браке, а мне до сих пор немного грустно, когда он куда-то уходит.

Я осталась завтракать в одиночестве.

Сквозь непонятного происхождения дымку, зависшую над Москвой, в окна пробивалось солнце. Можно было бы неторопливо попивать свежевыжатый апельсиновый сок и наслаждаться хорошим отельным завтраком, но в 8:30 буднего утра в бизнес-отеле атмосфера совсем иная.

За окном город торопился на работу, Садовое кольцо стремительно вставало в пробку. Этот город давно во власти людей, зарабатывающих для себя деньги. И порой забываешь не только о чувствах, но и просто посмотреть по сторонам. В это утро у меня внезапно нашлось время на всё вместе: и на завтрак, и на чувства, и на рассмотрение всех четырёх сторон света.

Я совершенно случайно этим утром оказалась в царстве бизнес-завтрака на Садовом кольце. Это совершенно не моя среда. Но вместо неловкости я испытывала чувство любопытства. Я с интересом разглядывала людей. За каждым столом вокруг меня либо происходили бизнес-встречи, либо к ним активно готовились. Каждый преследовал свою цель: съесть тост с маслом, а потом захватить мир. Или кашу, а потом немного заработать. Со всех сторон лилась рекой английская речь и кофе американо.

Мой взгляд задержался на идеальной женщине, словно с рекламного буклета какого-нибудь банка: азиатка, чёрные, очень ухоженные, средней длины волосы, умеренно красная помада, слегка подведены глаза, аккуратный и строгий темно-синий, почти черный костюм согласно дресс-коду мировых стандартов. Вполне себе стройные, но все-таки крупноватые ноги украшали ярко-красные туфли на невысоком, ровно как и положено по тем же правилам, каблуке.

Она явно готовилась к важному завтраку и, пока была еще одна, немного трогательно выбирала хлеб для тостов. Этот белый? Или, может быть, всё-таки серый со злаками? Или всё же лучше белый?

Вообще-то женщине, сошедшей с рекламного буклета, так не полагалось.

Я продолжила её рассматривать, будто что-то искала: на одной из туфель слетела набойка и поцарапался каблук. Бинго! Теперь я вижу, что она точно настоящая. И, как многие женщины, царапает каблук и не успевает отнести любимые туфли в мастерскую перед важной встречей.

Я огляделась по сторонам и принялась искать в каждом сидящем в этом зале «слетевшую набойку». Вот идёт мужчина с фигурой и лицом итальянского мачо. Вы же помните тот стереотип, что итальянцы всегда неприлично хорошо одеты, так что изъяна не найти. Хотя невыспавшееся и злое лицо данного «мачо», пожалуй, и есть та самая «слетевшая набойка». Он жевал полезные мюсли и запивал их чёрным кофе, и с набитым ртом что-то говорил на английском своим собеседникам из России. Я точно не слышала, но, судя по выражению его лица, это вполне могло быть что-то в духе: «Скажите спасибо, что я вообще с вами сижу».

Вот, например, молодой парень в зелёных шортах и белых мокасинах. Что он тут делает в своих зелёных шортах в среду утром, среди всех этих людей с амбициями, захватывающих корпоративный мир? У него очень доброе лицо и немного мятая рубашка поло. Наверняка в чемодане помялась, когда вёз. И непохоже, что его ждут сегодня бизнес-встречи. Наверняка тут дело в чём-то более романтичном и лёгком. Хотя, если следовать моде, вполне вероятно, он косит под Стива Джобса, пренебрегая дресс-кодом. Он неспешно завтракает, листает что-то в айфоне, но всё равно чувствует себя скованно. Словно не дома. Ещё бы. Тут нет ни одного расслабленного человека.

Тем временем на встречу с женщиной в красных туфлях пришли двое мужчин. Обмен визитками, любезностями, тостами, баночками с джемом… и понеслась. У неё, кстати, очень хорошие манеры. Явно мама прекрасно её воспитала. Предположим, что в детстве она слушалась и прилежно училась. А потом выросла, получила высшее образование, такое, какое все мамы желают своим умницам-дочерям, и стала самостоятельной и уверенной женщиной, которой мама очень гордилась бы.

У каждого в этом зале есть мама. И каждого она чему-то учила. Вот того полного американца, сидящего за предпоследним столиком в моем ряду, наверняка мама хорошо кормила и гладила ему рубашки с не очень модным воротником. Зато с любовью. Теперь он вырос и превратился в огромного розовощёкого стесняющегося парня, неумело злоупотребляющего холестерином в свободное время, и в немодной рубашке.

А вот этот мальчиш-плохиш, за соседним столом, наверняка слушался больше папу. Или вообще никого никогда не слушался. Теперь у него цепь на шее, модный телефон, и он привёз хрупкую блондинку в Москву из, скажем, менее популярного города России. Сейчас он ей тут всё покажет.

А вот у официанта, который несёт для них кофе, очень добрые глаза. Вероятно, у него очень любящие родители, которые дали ему много тепла, образования и совершенно уместной скромности. Вероятно, у них в семье совершенно не важно, где ты работаешь, главное, чтобы был хорошим человеком. Тем более он не так уж и ужасно работает: в одном из лучших отелей Москвы. Пусть он не постоялец, но он один из тех людей, которым хочешь рассказать о своей жизни, и он, кажется, понял бы.

В общем, практически каждому человеку в этом зале, да и во всем мире в целом, мама дарит своё тепло, заботу и далее по списку, что обеспечивает человека силой на всю оставшуюся жизнь. Недавно прочитала, что однажды те, кто познают «мир без мамы», становятся другими, навсегда иными для тех, у кого в системе координат мама есть. Разница между такими людьми колоссальна. И пусть эта история будет про тех, у кого пока мама есть.

У меня, кстати, есть мама. Она тоже заботливая, ласковая, нежная, мудрая, смешная, трогательная: бывает, звонит не вовремя, бывает, слишком много играет за компьютером, бывает, читает до утра или курит много, излишне за меня волнуется, готовит еды больше, чем я могу съесть… Она у меня хорошая, просто лучшая. И у меня нет и не было к ней претензий, кроме одной – мама умерла четыре года назад.

Я не знаю, почему именно в это утро мне пришла в голову идея написать всё то, что предстоит вам прочесть. Но я абсолютно точно знаю, что это кому-нибудь нужно.

Шесть лет тяжёлой болезни, о которой никто ничего не знает. Шесть лет неловкости. Шесть лет понимания всех тех, кто хочет помочь, но не знает как. И, конечно же, понимания тех, от кого помощи ждёшь, а она так и не приходит.

Шесть лет бесконечных медицинских исследований, непонятных слов, сомнений: «А правильной ли дорогой мы идём?!» – и полной неизвестности.

Шесть лет надежды, сопротивления, любви, ужаса, беспомощности и бесконечной веры в то, что если вместе, то не так страшно.

Это были шесть лет с мамой, но без мамы.

Когда твои близкие умирают – это больно. Когда твои близкие умирают каждый день на протяжении шести лет – этому нет названия.

Это шесть лет издевательства? Да нет, пожалуй. Всё-таки это были шесть лет жизни. Пусть и очень непростой. Лично меня болезнь мамы вывернула наизнанку и, наверное, даже воспитала. Только я, конечно, предпочла бы совершенно другие уроки.