Оба парня, как по сигналу, резко дернулись, судорожно пытаясь понять, что им делать. Томас смог выдавить из себя аж два слова:

— Прячемся, срочно.

В критические моменты парень явно был немногословен.

К счастью, дверь изнутри закрывалась на щеколду, и Ньют, хоть и не без шума, смог закрыть её. Щелчок был услышан идущей по коридору девушкой. Она направилась к только что закрывшейся двери, как танк на врага.

Томас судорожно отключал звук на телефоне, но у него не получалось из-за дрожащих пальцев, пока Ньют не отобрал из рук виолончелиста покоцанный четвертый Iphone и не выключил его.

— Что случилось? — блондин говорил шепотом, слышно его почти не было, но Том догадался, что у него спрашивают.

— Это Бренда, — брюнет тяжело вздохнул. — Мы играем вместе, в дуэте, и она типа моя девушка.

На последнем слове парень сделал пальцами кавычки и скривил лицо.

— Вообще она милая, — брюнет продолжал также тихо, — и дружелюбная. Вы бы поладили.

Ньют фыркнул. Очень дружелюбная. Поладили. Ха.

— Но у нас с ней не особо ладятся отношения за гранью дружеских, — Томас подвел итог.

А шаги тем временем послышались прямо около двери. Парни затаили дыханье, а в дверь постучали.

— Извините, а Вы не могли бы открыть. Мне очень надо в уборную.

Ньют точно слышал, как шевелятся шестеренки в мозгу Томаса. Надо было что-то делать, искать выход.

Ньют покашлял, а потом севшим, охрипшим голосом проговорил:

— Извините, я тут с девушкой. Не думали, что сюда кто-то придет.

Томас не сдержал смешка, и художнику пришлось закрыть ему рот рукой и шикнуть.

Бренда, стоявшая за дверью, сразу же среагировала:

— О, простите. Тогда я пойду. Удачи.

Когда шаги совсем стихли, Ньют убрал руку от Томаса и сказал:

— После такого ты точно обязан завтра куда-то пойти со мной.

— Свидание? — в глазах Томаса заплясали чертята.

— Ну, если тебе нравится такое определение, пусть будет свидание, — Ньют рассмеялся который раз за день.

Это было редкостью. Но Томасу было чертовски приятно слышать этот смех.

Бренда, идущая по коридору, где раньше никогда не была, так и не заметила валявшийся на полу портрет её друга и несостоявшегося парня.

========== Глава 3 ==========

На следующий день стихия поутихла, оставив после себя лишь потоки воды. Движение в городе потихоньку восстанавливалось, и почти не спавшие ночь студенты могли наконец-то разъехаться по домам.

Ньют и Томас провели ночь на пятом этаже. Спать не хотелось, пока не отключили освещение. Тогда уже Томаса начало клонить в сон, а Ньют, привыкший к ночному образу жизни, в это время только начинал бодрствовать. Он рисовал, подсвечивая себе дисплеем телефона, пока ему на плечо не упала голова. Голова тихо сопела и явно принадлежала Томасу. Парень спал, хмурясь во сне, отчего на переносице залегла морщинка, бормотал что-то непонятное и чавкал.

Боясь прервать сон Томаса ярким светом телефона, Ньют отключил старенький Sony, закинул его в рядом лежащий рюкзак и отклонил голову назад. Спать не хотелось, но и сидеть в таком положении было не очень удобно, затекала шея, и подоконник неприятно упирался в голову.

Но вариантов особо не было, поэтому Ньют, аккуратно отстранив от себя Томаса и надеясь, что он не проснется, снял толстовку, оставаясь в тонкой серой футболке. Свернул кофту так, чтобы часть лежала под головой, а часть на плече, вернул Тома в первоначальное положение. Блондин лег на импровизированную подушку и, невзирая на чуть ноющую шею, неожиданно уснул.

Утро встретило их топотом ног на лестничной площадке и шумом машин за окном. Томас, привыкший к тишине с утра, резко проснулся. Сперва он не мог понять, где находится, кто рядом, что вообще происходит. А потом постепенно вспомнил прошлый насыщенный день.

Вспомнил, как после шагов за дверью, похожих на те, что раздавались сейчас, на этаж занеслась, как ураган, Бренда. Виолончелисту совершенно не хотелось попасть врасплох, подобно вчерашнему, а потому он начал будить Ньюта.

— Ньют, вставай, кто-то идет, — брюнет потряс спящего парня за плечо. Но тот лишь поежился от утреннего холода и отмахнулся от виолончелиста. Только сейчас Том заметил, что Ньют спал в одной футболке. Парню явно было холодно, кожа его периодически покрывалась мурашками, а губы посинели.

— Ньют, — Томас еще сильнее потряс блондина, — не спи, замерзнешь.

И только после этого Ньют начал хмуриться, что-то бормотать и, кажется, просыпаться. А шаги за дверью стали ближе, вот повернулась ручка, а дверь открылась так, что хлопнула об стену. От сильного удара с потолка посыпалась штукатурка, Томас вздрогнул, а Ньют окончательно проснулся. На этаж вломился Минхо.

— Ты, — он показал пальцем на сонного Ньюта. — «Мы сходим вечером куда-нибудь».

Азиат явно передразнивал друга. Художник протяжно зевнул, пожал плечами:

— Дождь был. Какие прогулки?

Минхо это не остановило, он продолжал возмущаться, а Ньют молча слушал, в каких-то моментах кивал головой, якобы соглашаясь с тем, что он «шэнк», «шнурок», «придурок» и прочие синонимы этих слов.

— У кого-то синдром женушки, — фыркнул Томас.

И этим обратил на себя внимание Минхо. Тот как-то странно посмотрел на музыканта, на его растрепанную прическу и ставший синеватым засос на шее, а потом выдал:

— Не знал, что ты теперь небесного цвета, Ньютела, не знал.

Ньют покачал головой и, повернувшись к Томасу, сказал:

— И этого придурка я еще называю лучшим другом.

Томас смотрел на Минхо сначала удивленно. Еще бы, ведь тот нарушил утреннюю тишину своими возмущениями, большая часть которых скорее смешила, чем заставляла почувствовать себя виноватым. Но теперь Томас расслабился, понимая, что такое поведения, вечные перебранки (в основном дружеские ругательства со стороны Минхо) — это совершенно нормально.

— Этот засос не моя работа, — Ньют чуть хрипло засмеялся. — Знаешь Бренду с музыкального?

Азиат кивнул.

— Ну вот это она, походу. Я прав, Томми?

Ньют улыбался. У него не было тонкой сети морщинок вокруг глаз, как у людей, которые много смеются. У него не было привлекающих многих людей ямочек. У него была обычная, чуть сдержанная, но от этого не менее милая улыбка.

Пожалуй, для Томаса эта была единственная красивая улыбка.

Это было каким-то наваждением. Томас смотрел на Ньюта, на его улыбку. И смотрел бы, наверно, еще долго, если бы кто-то не щелкнул пальцами прям перед носом. Этим «кто-то» оказался, естественно, Минхо.

«Надо их с Брендой познакомить, те еще обломщики», — проскочило в мыслях Томаса.

— Куда-нибудь пойдем? — Минхо все еще стоял, возвышаясь над парнями, пока те сидели на полу.

Ньют, чуть дрожащими от холода руками, собирал валяющиеся на полу многочисленные карандаши, ластики, листы. Быстро, чтобы Минхо не увидел, положил среди альбомов портрет. Томас взял с пола толстовку Ньюта, отряхнул от пыли.

«У него руки уже от холода дрожат»,— думал Томас.

«У меня от тебя руки дрожат, Томми» , — думал Ньют.

— Ньют, пошли на чай. Ты замерз, — Томас протянул аккуратно свернутую толстовку блондину. Тот хмуро посмотрел на Томаса, потом на Минхо, в итоге сказал:

— До вечера, Минхо. Встретимся там, где и договаривались. Постарайся не опаздывать.

И не дождавшись ответа, Ньют, взяв толстовку из рук Томаса, а самого Томаса за запястье, направился в сторону лестницы, в который раз оставив друга в полном недоумении.

Ньют по-прежнему держал Томаса за руку, когда они спускались. В правой руке художника была толстовка, а за спиной должен был быть рюкзак, но… его не было.

— Черт, Томми, я рюкзак забы…

Он не успел договорить, как Томас закинул ему на правое плечо черный рюкзак.

— Я забрал и твой, и свой. Так что насчет чая?

— Я пью кофе, — Ньют тихо рассмеялся. — Но не откажусь от похода в гости.

Как оказалось, Томас живет намного дальше от университета, чем Ньют. Им пришлось добираться до его квартиры на автобусе, а потом еще квартал идти пешком. Ньют, в принципе, ничего необычного не ожидал увидеть, но все равно удивился обычной девятиэтажке. Таких, как эта, в городе почти не было.