— Повтори.

Парень тут же опускает плечи, вырывает руку. Он обнимает себя за плечи и выглядит как побитый щенок. Какая же я сука.

— Прости, Томми. — Я прижимаю любимого к себе, глажу по голове, зарываясь в волосы носом. Он пахнет табачным дымом, каким-то дешевым одеколоном. — Конечно же, нет. Я не бросаю тебя, солнышко.

Он целует меня. Мой мальчик, с кучей проблем, с паранойей, пытавшийся преодолеть столько дерьма и преодолевший, сколько не вытерпел бы ни один взрослый. Самый родной и любимый. Мы целуемся у входа в аэропорт, мы мешаем людям. И я затылком чувствую взгляды мимо проходящих людей. Как же мне все равно. Хочется продлить этот момент, растянуть его до бесконечности, зациклить, врезать в память. Но спустя полчаса он улетает. Сказав мне на прощание лишь: «Я тебя прощаю».

***

Адрес родителей Ариса мне отправила мама. Как она узнала, почему ничего не сказала о самом Арисе мне? В принципе не важно. Я вжимаю педаль газа, поворачиваю. Разгоняю автомобиль еще сильнее. Табачный дым заполняет весь салон, а я еле сдерживаюсь, чтобы не начать пить. Или употребить что-нибудь. Неважно что. Невыносимо чешется сгиб локтя, то место, где сильнее всего видны вены. Чешутся губы. Я скурил уже пол пачки, но как же невыносимо хочется еще. Я останавливаюсь на обочине, резко закатываю рукава черного пальто, следом рукава свитера и достаю из бардачка жгут. Перетянув туго предплечье, я лезу за остальным. Пальцы трясутся, я бросаю взгляд в зеркало заднего вида и на одно мгновение вижу там Томми. С губ срывается крик. Это как очень банальный момент в любом хоррор-фильме, когда главный герой видит сзади себя покойника. Но я то вижу там вполне живого человека. Живого человека, который, кажется, вычеркнул меня из своей жизни.

Звонит телефон. Мама. Я принимаю звонок и стягиваю жгут с руки. Нельзя. Ради Томми, ради мамы, которая всегда чем-то жертвовала ради меня, ради Ариса, который не должен видеть меня под наркотиками.

— Да, мам, — я провожу рукой по лицу. Ладонь мокрая. Блядство.

— Ньют, что там твой мальчик? — я слышу на фоне маминого голоса какой-то шум. — Я уже на месте.

— Он скоро будет, — достаю сигарету из пачки, чиркаю зажигалкой. Наверняка мама по ту сторону услышала этот звук.

— Сынок, какая по счету?

Точно, услышала.

— Ма, их разве сосчитаешь? — я ухмыляюсь. — Я посадил его на самолет. У него ни вещей с собой, ни телефона. Ничего. Если можешь…

— Я тебя поняла. Все купим, а потом рассчитаемся.

— Спасибо, — я выдыхаю, как будто скинув самый маленький, но все же камушек, с плеч. Пусть я беру у матери в долг, чего ненавижу делать, пусть я, считай, скидываю ей на плечи своего парня, но это лучше, чем первоначальный вариант. Я не хочу, чтобы он жил хоть и в развитой стране, хоть и в хорошей больнице, но в больнице. Я хочу для него счастья. Пусть и в ущерб себе.

А счастья для него сейчас — это жизнь без меня.

***

На подъезде к указанному адресу я вижу высокий кованый забор черного цвета. На фоне серого, затянутого тучами неба, общая картина складывается не слишком позитивно. Я держу хоть какое-то подобие улыбки на лице лишь благодаря мысли о том, что скоро увижу Ариса.

Двери на территорию особняка, а по-другому язык не поворачивается назвать этот дом, открываются автоматически, когда я подъезжаю. Видимо, меня ждут. Я останавливаюсь на парковочном месте и в боковое зеркало вижу, как к машине идет девушка. Беру с заднего сиденья цветы, которые купил по дороге. Насколько глупо дарить цветы парню? Если это Арис, то в этом нет ничего такого. Он сам как маленький цветок, за которым нужен уход, которому нужна нежность и забота. Я так переживаю, понравится ли ему этот букет? Рад ли он будет меня видеть? Как там Томми? Все ли я делаю правильно?

Выхожу из машины на ватных ногах. В голове туман, как и на улице.

Девушка, идущая к машине — Тереза. Я даже не могу осознать, изменилась ли она. Перед глазами пелена, в голове образы из прошлого. В ушах голос Томми: «Я тебя прощаю».

— Здравствуй, Ньют. Мы тебя ждали.

Я киваю. Сжимаю в руках букет пышных красных роз. Шипы впиваются в ладонь, и я думаю, не вернуться ли в машину, чтобы обрезать их. Не хочу, чтобы Арис поранил руки.

— Привет, — я наконец отвечаю Терезе. — А почему Арис не встречает?

И наконец я понимаю, что не так. Блять. Она в черном. Нет. Нет. Нет.

— А ты не знал? — руки у брюнетки начинают дрожать. Она пытается их убрать за спину, сцепить в замок, но все тщетно. — Арис умер.

***

Я хожу к психологу. Я хожу к наркологу. Я пью таблетки, читаю книги, сплю по режиму. Мое существование в клинике оплачивает мой отец. Сразу после той встречи с Терезой я позвонил ему и сказал, что согласен на лечение. Я на все был согласен. Режьте, убивайте. Делайте, что хотите. Если и был в тот момент человек с самым наименьшим желанием жить, а точнее с его полным отсутствием, то это был я. Я живу в больнице. Я хожу на собрание анонимных наркоманов.

Но сегодня последний день.

Уже завтра я увижу Томми. Как он там? Ведь столько всего произошло за эти полгода. И впервые за эти шесть месяцев я чувствую внутри что-то похожее на радость. Хотя мне казалось, что это во мне умерло в тот день, когда я стоял на могиле Ариса. Когда я положил на черный мрамор с его фотографией розы, хотя хотел отдать их в его теплые руки. Ничего не осталось. Они отдали все вещи в интернат, они сделали ремонт в его комнате. Они сделали все так, будто его никогда не было. Я помню как сейчас наш диалог с Терезой:

— Ньют, хочешь, увидишься с родителями? Они были бы рады поговорить с другом Ариса.

— Им незачем видеться с тем, кто убил их сына.

Бесконечная ненависть к себе и тяжесть своей ноши — это то, что со мной с того дня, когда Томми улетел в Италию. Когда я его заставил туда улететь. Но уже завтра я увижу своего мальчика. Я обниму его. Я буду его целовать. Если я все еще ему нужен.

***

Мама Ньюта чудесная женщина. Чуткая, милая. Порой мне кажется, что мне комфортно и спокойно. Но по ночам я просыпаюсь от кошмаров. Не могу бросить курить. И не могу вспоминать Ньюта без истерики. Со всем остальным я справился. Мне еще предстоит посещать психолога, но итальянский климат, обстановка, работа в качестве официанта в небольшом кафе — это все приносит какое-то подобие спокойствия. Ну и таблетки. И море. На море я провожу каждую свободную минуту. После работы, после дел по дому, я ухожу на дальний берег и купаюсь. Сижу на песке, гуляю. И мысленно со мной рядом идет мой любимый.

Я очень благодарен маме Ньюта. Она обеспечила меня всем. Я думал, что лечу в объятия санитаров, а меня встретила она. Маленького роста женщина, с чертами лица как у Ньюта, только более круглыми. Сказала, что по просьбе сына будет меня «нянчить». В эти чуть более чем полгода она дала мне всю ту материнскую нежность и заботу, которых у меня не было со дня смерти мамы. Мне так ее не хватает. Мне так не хватает Ньюта. Как можно будучи окруженным заботой и добротой чувствовать себя одиноким?

В день Х я опять ухожу на море с утра. Захожу в море по колени, волны ласкают ноги, чет нахлестывая на одежду. Легким утренним ветром соленые капли попадают на лицо. В руках я держу кеды, пытаясь их не намочить. На пляже никого, и я наслаждаюсь лишь звуками моря. Даже не слышу, как по пляжу кто-то идет. Песок поглощает большинство звуков. Мне кажется сначала, что кто-то смотрит на меня. Но я лишь дергаю плечами, скидывая это ощущение паранойи. Там никого нет. Но почему тогда я отчетливо слышу:

— Томми, привет.

Я разворачиваюсь и вижу его. На берегу стоит Ньют. Он изменился. Он такой красивый, Господи, он всегда был такой красивый? Мне кажется, что я не сдвинусь с места. Но ноги сами несут меня вперед, я роняю обувь и ее подхватывает волнами. Я бросаюсь любимому на шею, и он целует каждый сантиметр моего лица. Я его люблю. Как же я его люблю.

Я наконец-то живу.

========== Помогите Элли ==========