Благодаря линзам они пострадали даже меньше, чем остальное лицо: те послужили своего рода буфером между кислотой и зрачком. Были повреждены артерии и вены сетчатки, слегка задело роговицу — так, мелочи, которые лечатся простыми общеизвестными методами, которые, увы, ранее были неприемлемы.

Несколько часов над котлом — и лечебное зелье с усиленным эффектом готово, по три капли в день в течение недели — и мир вокруг Поттера засверкает новыми красками без линз и очков. Каким образом кислота повлияла на близорукость, целитель Вилкост так и не понял, но то, что она это сделала, не оставляло сомнений. А вот со шрамами предстояло повозиться: даже обычные порезы могли заживать не меньше пяти дней, а здесь мало того, что эффект зелья должен быть заживляющим, регенерирующим, плюс рассасывающим, обесцвечивающим и обладать еще кучей дополнительных функций. Это был своеобразный вызов Снейпу как зельевару, вот только дело было во времени: каждый этап исцеления занимал не меньше месяца, а то и двух. Гарри следовало запастись огромным терпением, которое, увы, было уже на исходе. Зная Поттера, Северус ждал взрыва со дня на день.

— Гарри, проснись! — осторожно приподняв сонного Гарри, Снейп слегка потряс его, прогнав кошмар.

— А, что? — тихо всхлипнул тот, схватив его за руку, прижав ее к своей груди и снова обмякнув, откидываясь на подушку.

Недовольно покряхтев, Северус поправил подушку и одеяло и попытался высвободить свою собственность. Как бы не так — теперь за нее уцепились двумя руками, шепотом выразив недовольство. Бороться не было сил, как и будить эту персональную занозу, поэтому Снейп тихонько прилег рядом: ему даже достался краешек подушки. Закрыв глаза, он уже через пять минут стал медленно проваливаться в сон, а спустя десять даже не ощутил, как слегка отросший ежик уткнулся ему подмышку.

Утро наступило довольно быстро, хотя, надо сказать, оба все же выспались. Завершив лечебные процедуры, Северус сбежал на занятия, а Гарри оставили завтракать и валяться в постели.

Люциус явился ближе к полудню, когда Гарри уже который час изнывал от скуки, а Снейп, отработав учебные часы, проверял эссе старшекурсников.

— Есть новости? — бросил он Люциусу, едва ступившему из камина на ковер.

Малфой, поздоровавшись, снял мантию и чинно уселся в кресле, не спеша отвечать на вопрос.

— Все то же самое, — расстроенно озвучил он, косясь на Гарри.

Бледные изуродованные губы мелко задрожали.

— Хотя один из работников почты вспомнил важную деталь: на правой руке у основания большого пальца была небольшая черная родинка. Не коричневая, а именно черная, поэтому и бросилась в глаза. И еще, несмотря на то, что лицо было скрыто капюшоном, он утверждает, что это была женщина. Увы, больше никаких зацепок. — Люциус развел руками.

Впрочем, неозвученное продолжение поняли все окружающие: злодея вряд ли найдут.

Громкий выдох — кажется, до этого Поттер задержал дыхание, — и все та же удрученная поза сидящего в кресле: ноги поджаты под себя, руки с силой втиснуты в подлокотники, глаза скрыты под повязкой; лицо не опущено, и лишь плотно сомкнутые губы говорят о том, что ситуация ему категорически не нравится.

— И что теперь? — раздался еле слышный, подавленный голос.

— А теперь, Поттер, — подал голос Снейп, — ты просто будешь жить дальше. Да, с оглядкой, да, по возможности не оставаясь один, стараясь не влипать в сомнительные приключения и не выключать мозги, как ты часто это делаешь. Вряд ли убийца еще раз попробует достать тебя в школе.

— Мотив, — перебил его Малфой. — У этого урода есть веская причина, чтобы убить. Согласен, сейчас он затаится, но позже наверняка попробует снова. И было бы неплохо понять, чем Гарри так ему насолил. Я пока не беру в расчет, что это обязательно была женщина — ей могли просто заплатить, чтобы отправила посылку. Мы знаем, что он как-то связан с магглами, и не просто с магглами, а с теми, кто неплохо знает химию — преподает ее или же работает на каком-нибудь предприятии. Да и сам неслабый волшебник — хорошо разбирается в зельях и чарах, раз смог заключить кислоту в оболочку, реагирующую на тепло человеческого тела. А чтобы доработать весь этот состав так, чтобы на него не действовали стандартная заморозка и стазис, вообще надо быть чуть ли не гением!

— Или же психом, — пробормотал Северус, отложив в сторону очередное эссе. — Я бы заподозрил Беллу, но она в Азкабане.

— Амбридж? — предположил Поттер. — Она меня в последнее время терпеть не может.

— Хитрая амбициозная стерва, но умом не блещет. И как маг слабая, — охарактеризовал коллегу Снейп.

— И магглов терпеть не может, — добавил Малфой.

Поттер заметно скривился.

— А больше версий нет. Я уже не раз думал об этом. У меня в последнее время была ссора с Джинни, но она вряд ли бы такую штуку сделала. С Дурслями я распрощался, их смело можно вычеркнуть. А с Пожирателями близко не знаком, разве что с Петтигрю… Интересно, эта крыса могла досмотреть сцену на кладбище до конца, а потом рассказать остальным?

— Тогда покушались бы на нас. И гении среди них были, да, Северус?

Снейп кивнул.

— Слишком уж примитивно. Не думаю, что тот же Эйвери или Розье-старший стали бы связываться с кислотой. Проще было бы подкараулить Поттера в Хогсмите и приласкать Авадой. К тому же, зачем ждать пятнадцать лет? Давно бы уже убили. А Петтигрю вообще трус.

В комнате повисло долгое молчание. Наконец, Малфой не выдержал.

— Сдаюсь! Мы в тупике, детективов из нас не получилось.

— Кто бы сомневался, — понятливо хмыкнул Снейп, скосив глаза на Поттера.

Тот слегка оживился и больше не был похож на бедного угнетенного домовика.

— И вообще, шел бы ты уже домой, у нас время для процедур, да, Гарри?

Тот неопределенно пожал плечами — каждый раз, когда к нему прикасались, хотелось провалиться сквозь землю. Ну, или спрятаться под мантией-невидимкой где-нибудь в уголке и дышать тихо-тихо, чтоб никто не нашел. И если боль еще можно было терпеть, прикусив бескровные губы и тихо поскуливая, то жалость, нередко проскальзывающая в голосе Снейпа, угнетала.

— Терпи, ребенок, немного осталось. Ну же, Гарри, я знаю, ты сильный. Вот так, хорошо, молодец…

Слышать такое от самого жесткого человека в Хогвартсе было невыносимо стыдно и унизительно. И непривычно. Всю свою жизнь Гарри терпел. Терпел кулаки Дадли, побои Вернона, неприязнь Петуньи. Терпел безразличие учителей и косые взгляды соседей. Терпел подколки Драко, зависть Рона и командный тон Гермионы. Студентов, дрожащих при упоминании Наследника Слизерина и дурацкие значки в поддержку Диггори.

Но ТАК терпеть он просто не умел. Быть может, живи он в нормальной семье, где родители любят своих детей, он реагировал бы иначе. Дадли часто хныкал, и Гарри неоднократно наблюдал, как тетя успокаивала его, смазывая ранку йодом и дуя на нее. А потом наклеивала пластырь, шепча ласковые слова и нежно прижимая к себе.

Снейп вел себя очень похоже. Нет, конечно, он не сюсюкал с Гарри и не дул на ожоги, и уж тем более не целовал в щечку и лобик, как тетя. Но такое отношение… Даже мадам Помфри, когда лечила его после очередной травмы, вела себя более отстраненно. Тогда, после квиддичного матча и вмешательства Локхарта, боль от выращивания костей в руке была не меньше. Но медиковедьма ведь не обнимала Гарри и не успокаивала, просто один раз нежно потрепала по макушке и сочувственно улыбнулась. И все. А вот Снейп…

Дадли воспринимал такое отношение как должное. Пожалуй, Рон, да и остальные — тоже, вспомнить хотя бы сцену на платформе 9 ¾, когда миссис Уизли вытирала сыну щеку — что это было, как не любовь? Наверно, это нормально, так вести себя с собственными детьми? Ответа на этот вопрос у Гарри не было — у него не имелось любящих родственников: отец воскрес меньше года назад, а крестный не особо рвался общаться — количество их встреч можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Как выяснилось впоследствии, сам Гарри начал воспринимать Снейпа в большем качестве, чем просто учителя. На данный момент он был ему намного ближе, чем непутевый крестный и собственный отец, и именно поэтому Гарри ненавидел выглядеть слабым перед таким волевым и сильным человеком, как Снейп. Получалось откровенно плохо. Впрочем, все началось довольно давно, еще прошлым летом — Снейп направлял, опекал, учил. Терпел его истерики, угробил кучу времени на варку лечебных зелий и озаботился о внешнем виде. И вел себя с ним — не так, как раньше, выставляя криворуким безмозглым идиотом и постоянно сравнивая с Джеймсом, а как… быть может, с сыном близкой подруги?