– Очень надеюсь, что впредь вы будете более пунктуальны, – завершил он свою в высшей степени занудную речь, во время которой целая аудитория незнакомых людей рассматривала Лану так, словно у нее выросла вторая голова. Разве что пальцами не тыкали. – Я потратил на вас неприлично много времени…

– Не то чтобы я была в этом виновата, – парировала Лана, все-таки не выдержав. – Я могла бы просто войти, сесть и начать записывать. Допрос с пристрастием и лирическое отступление на тему поведения были исключительно вашей инициативой.

По его ответному взгляду Лана поняла, что еще до полудня успела нажить себе в академии второго врага. Это предположение подтвердилось, когда лектор снова прервался, чтобы изъять у нее зачарованную на самостоятельное записывание за преподавателем ручку. В Лексе такими нынче пользовались все, потому что это было просто и удобно, но оказалось, что в СКА они запрещены.

– Записывающие голос артефакты тоже, – со смакованием добавил преподаватель. – Здесь, госпожа Лерой, вам придется работать самостоятельно. Слушать и сразу вычленять важное. И не прогуливать.

К чему относилось последнее замечание, Лана так и не поняла: она никогда не прогуливала. Да, в свободное время могла вести себя сколь угодно отвязно, за словом в карман не лезла, но если уж предмет был ей интересен или просто важен, то училась она всегда на совесть. Вот на ненужное и неинтересное время действительно не тратила…

Конечно, с непривычки она смогла записать только половину лекции, остальное просто не успевала. Поскольку предмет она раньше не изучала, понять, что важно, а что не очень, сходу не получалось. В итоге она стала просто записывать темы, решив, что после изучит их самостоятельно в библиотеке.

Взгляды новых однокурсников она ощущала на себе до самого конца лекции, очень пожалев, что не села в огромной аудитории с поднимающимися наверх рядами на самый последний. Те, кто сидел впереди, оглядываться почти не решались.

Зато они отвели душу, когда лекция закончилась и все поднялись со своих мест, собирая вещи. Теперь на Лану обратилось в два раза больше взглядов, сопровождающихся тихими перешептываниями. И хотя она не слышала, что именно говорят однокурсники, ей казалось, что все они обсуждают ее отца и позор семьи. А судя по тому, как некоторые завистливо скользили взглядами по ее новому платью, то и ее саму, и ее неуместность здесь.

С последним Лана даже и не спорила: она совершенно точно не подходит СКА, как СКА не подходит ей. При других обстоятельствах ноги бы ее здесь не было.

«Но раз я терплю, то и вы потерпите», – мысленно огрызнулась она, закинула на плечо маленькую сумочку.

Та, как и ее чемодан, обладала не только магией пространственного сжатия, но и более сложной – облегчения. Артефакторы хорошо над ней потрудились: сколько бы учебников и милых женскому сердцу мелочей Лана туда ни складывала, сумка оставалась практически невесомой.

Набросив на себя независимый и – для профилактики – немного высокомерный вид, Лана направилась к выходу из аудитории, но успела спуститься лишь на пару рядов, когда дорогу ей преградила высокая худощавая девица с пересушенными тонкими светлыми волосами. Плоская как доска, она вполне могла бы сойти за парня, учитывая, что одевалась почти как они. Как и многие тут. Если бы не прическа и макияж, можно было и ошибиться.

Лана попыталась ее обойти, но по бокам тут же встали еще две девушки, более женственные на вид. Сердце неприятно екнуло, но Лана не подала вида. В Лексе между студентами тоже часто происходили стычки. Аристократы конфликтовали с новой элитой, да и внутри групп постоянно выясняли, кто круче.

Однако, не имея за спиной никакой поддержки, Лана в подобных стычках еще не участвовала.

– Пройти дай, – потребовала она.

– Это вместо «здравствуй»? – хмыкнула девица, смерив ее презрительным взглядом. – Так себе у вас с воспитанием в вашем высшем обществе.

– Здравствуй, – едко передразнила ее Лана и добавила: – Пройти дай.

– Послушай, детка, ты бы прикрутила борзость, – плотоядно улыбаясь, заявила долговязая сокурсница, скрещивая на груди руки. – А то ведь и пожалеть можно. Я староста курса. И на правах старосты хочу тебе сообщить: тебе здесь не рады. Никто из нас. По моему мнению, надо было посадить в тюрьму всю вашу вороватую семью, а не только твоего папашу. Потому что все вы одинаковые. Сначала наживаетесь на других, а потом делаете морду кирпичом и кривите носики, считая остальных убогими отбросами. Так вот, милая, хочу, чтобы ты поняла. Теперь отбросы – это ты. И лучше бы тебе уйти отсюда по-хорошему. А то ведь и огрести можно.

– Неужели? – Лана лишь удивленно приподняла брови, хотя сердце стучало в ушах и от злости, и от обиды, и от страха – что уж скрывать. – А ты уверена, что огребу именно я, а не вы все, когда король поймет свою ошибку? Не рано ли начали плясать на наших костях?

То ли ей удалось сказать это очень убедительно, то ли староста не ожидала такой реакции, но уверенность ее на мгновение пошатнулась. Но только на мгновение. И неизвестно, чем бы закончился их разговор, если бы долговязую не окликнул знакомый голос:

– Эри!

Агрессивность тут же исчезла из выражения лица и позы девицы. Она обернулась и улыбнулась мужчине, стоящему на пороге аудитории.

– Добрый день, куратор Братт. А я тут ваше поручение как раз исполняю. Инструктирую новенькую.

– Спасибо, Эри, это очень мило с твоей стороны, – кивнул Братт, но скептическое выражение на его лице давало понять, что он не поверил ангельскому голосочку и прекрасно видел, как все происходило на самом деле. – Думаю, на сегодня Лане достаточно твоей заботы. Надеюсь, мы поняли друг друга.

Староста Эри вскинула руки и торопливо удалилась в сопровождении подружек, бросив Лане на прощание:

– Еще увидимся.

Угроза это или просто констатация факта, Лана так и не поняла.

– Как у тебя настроение? Как проходит первый день? – поинтересовался Братт, когда аудитория наконец полностью опустела.

Лана обворожительно улыбнулась, без особой надобности поправляя платье, которое было надето в основном ради такой вот встречи, и продолжила свой путь к выходу и, соответственно, куратору.

– Только что стало гораздо лучше, – кокетливо заявила она, склоняя голову набок.

Брови Братта едва заметно дрогнули, приподнимаясь, но удивление тут же уступило место пониманию и улыбке. Обычной улыбке, без тени флирта, скорее, с легким налетом снисходительности.

– Я провожу тебя до следующей аудитории, – предложил он. – Есть небольшой разговор.

– Надеюсь, на какую-нибудь интересную тему, – хмыкнула Лана, замешкавшись в коридоре: она точно не знала, куда идти.

В итоге дорогу взялся показывать сам куратор, когда она назвала нужную ей аудиторию.

– Речь пойдет о дисциплине, – пояснил Братт, когда они определились с направлением.

– Нет, это не очень интересно, – Лана картинно скривилась.

– Да, я так и понял, когда из Лекса вслед за табелем прислали твою характеристику. Как я понял, у тебя были большие проблемы по этой части.

– Что я могу сказать? Мне трудно подчиняться общим правилам.

– Боюсь, придется научиться. Я не собираюсь формировать свое мнение о тебе, основываясь на прошлых грехах, но хочу предупредить.

Он замолчал и остановился, чтобы повернуться к ней всем корпусом и заглянуть в глаза, когда она была вынуждена сделать то же самое.

– Я не терплю неуважения или небрежности в учебе. Одно нарушение – предупреждение, два – наказание, три – отчисление. Как бы хорошо я ни относился к Марте. Это ясно?

Настроение для флирта как рукой сняло. Лана вновь ощутила колючие мурашки, пробежавшие по коже, когда градус его голоса упал куда-то в область абсолютного нуля. И снова это выражение в глазах… Только что он улыбался и казался обычным красавчиком, с которым приятно пофлиртовать между делом. Но вот улыбка растаяла, и остался только взгляд, пробирающий морозом до костей. Он так не вязался с его внешностью, что невольно заставлял задуматься о наложенной иллюзии.