Трэвис забрал у собаки пиво. Держа в каждой руке по банке, он испытующе посмотрел на ретривера и сказал, обращаясь скорее к самому себе:

– Ну ладно. Допустим, кто-то научил тебя открывать дверцу холодильника. И этот кто-то даже мог научить тебя узнавать марки пива, отличать одни пивные банки от других и приносить ему. Тем не менее у нас остается ряд темных моментов. Какова вероятность того, что сорт пива, который тебя научили узнавать, окажется тем же самым, что я держу у себя в холодильнике? Такое, конечно, возможно, но маловероятно. И, кроме того, я не давал команды. Не просил тебя принести пива. Ты сделал это по личной инициативе, словно поняв, что пиво – именно то, что мне сейчас нужно. Впрочем, так оно и было.

Поставив одну банку на стол, Трэвис вытер вторую о футболку, открыл и сделал несколько глотков. Плевать, что банка побывала в собачьей пасти. Трэвис был слишком потрясен устроенным представлением, чтобы думать о микробах. И, кроме того, ретривер брал каждую банку за донышко, будто соблюдая правила гигиены.

Пес внимательно смотрел, как Трэвис пьет пиво.

– Похоже, ты понял, что я напряжен, расстроен и пиво поможет мне расслабиться, – опустошив примерно треть банки, сказал Трэвис. – Это безумие или что-то еще? Мы говорим о критическом мышлении. Допустим, домашние животные способны чувствовать настроение хозяина. Но многие ли из них в курсе, что такое пиво или что нужно хозяину, чтобы немного расслабиться? Да и вообще, откуда ты узнал, что в холодильнике есть пиво? Конечно, ты мог увидеть его, когда я вечером готовил обед, и все же…

У Трэвиса тряслись руки. Он глотнул еще пива и услышал, как зубы стучат о край банки.

Обогнув стол из красного пластика, ретривер подошел к шкафчику под раковиной. Открыл дверцу, сунул голову в шкаф, вытащил упаковку собачьего печенья «Милк-боун» и отнес Трэвису.

– Раз уж я получил свое пиво, думаю, тебе тоже положено угощение, – рассмеялся Трэвис, вскрыв пакет. – Ну что, мохнатая морда, парочка собачьих печенюшек тебя устроит? – Он поставил пакет на пол. – Угощайся. Надеюсь, в отличие от обычных собак ты знаешь меру? – Трэвис снова рассмеялся. – Черт, думаю, скоро я смогу доверить тебе сесть за руль своей машины!

Ретривер вытащил из пакета печенье, сел на пол, расставив лапы, и с довольным видом сжевал лакомство.

Выдвинув стул, Трэвис сел за стол:

– Ты заставил меня поверить в чудеса. А знаешь, что я делал в лесу сегодня утром?

Пес, интенсивно перемалывавший челюстями печенье, казалось, на время потерял интерес к Трэвису.

– Отправился в сентиментальное путешествие в надежде вспомнить удовольствие, которое мальчишкой получал от гор Санта-Ана. Еще до того… как мое существование стало совсем беспросветным. Я собирался пострелять по змеям, полазить по горам и обследовать окрестности, чтобы, как в старые добрые времена, снова почувствовать вкус к жизни. Ведь мне уже давно без разницы – жить или умирать.

Перестав жевать, пес тяжело сглотнул и пристально уставился на Трэвиса.

– В последнее время моя депрессия стала чернее самой черной ночи. Псина, а ты знаешь, что такое депрессия?

Забыв о печенье, ретривер поднялся, подошел к Трэвису и посмотрел ему в глаза тем пугающе пронзительным взглядом, который уже демонстрировал ранее.

– Нет, я и не помышлял о самоубийстве, – поймав пристальный взгляд собаки, сказал Трэвис. – Во-первых, меня воспитали в католической вере. Да, я уже много лет не посещал мессы, но по-прежнему вроде бы верю в Бога. А для католика самоубийство – смертный грех. Как и убийство. А кроме того, я слишком упертый и твердолобый, чтобы просто так сдаться, несмотря на затянувшуюся черную полосу.

Ретривер моргнул, но глаз не отвел.

– Я искал в этом лесу счастье, которое когда-то знавал. Ну а потом встретил тебя.

В ответ ретривер отрывисто гавкнул, словно желая сказать: «Хорошо».

Сжав обеими руками голову пса, Трэвис наклонился поближе:

– Депрессия. Такое ощущение, будто жизнь прошла мимо. Но откуда собаке знать о таких вещах?! Ведь собаки не склонны к рефлексии. Каждый новый день для нее уже праздник. Малыш, ты действительно понимаешь, о чем я говорю? Ей-богу, мне сдается, что да. Но может, я наделяю тебя слишком глубоким умом и, более того, мудростью, даже для чудо-собаки. А? Да, я знаю, ты умеешь делать удивительные трюки, что отнюдь не значит, будто ты способен меня понять.

Ретривер отошел от Трэвиса и вернулся к пакету с «Милк-боун». После чего, взяв зубами пакет, вытряс на линолеум двадцать-тридцать печенюшек.

– Ну вот снова-здорово, – огорчился Трэвис. – Тебя не понять. То ты демонстрируешь почти человеческий интеллект, то становишься типичной собакой с обычными собачьими радостями.

Однако пес рассыпал лакомство вовсе не для того, чтобы им угоститься. Своим черным кожаным носом он принялся толкать печенюшки, по одной штуке зараз, на середину кухни, аккуратно выстраивая их в ряд.

– Какого черта?!

Собака выложила из пяти печений линию, чуть загибавшуюся вправо. Затем поставила на место шестое, подчеркнув изгиб.

Трэвис, на удивленных глазах которого происходили все эти манипуляции, поспешно прикончил первую банку пива и открыл вторую. У него возникло странное чувство, что она ему точно понадобится.

Ретривер уставился на уложенное в ряд печенье, словно не понимая, что собирается делать. Несколько минут он, явно сомневаясь, курсировал туда-сюда. Затем добавил еще два печенья. Посмотрел на Трэвиса, потом – на выстроенную на полу линию и ткнул носом в девятую печенюшку.

Трэвис прихлебывал пиво и напряженно ждал продолжения.

Недовольно фыркнув, ретривер отбежал в дальний конец комнаты и, низко опустив голову, уткнулся мордой в угол. Трэвис терялся в догадках, но тут до него дошло, что пес собирается с мыслями. Через некоторое время ретривер вернулся, чтобы поставить десятое и одиннадцатое печенье, тем самым увеличив картинку.

У Трэвиса снова возникло предчувствие, что сейчас должно произойти нечто важное. От волнения руки покрылись гусиной кожей.

И на этот раз он не был разочарован. Золотистый ретривер с помощью девятнадцати печений составил на кухонном полу грубый, но вполне узнаваемый вопросительный знак, после чего поднял на Трэвиса свои выразительные глаза.

Знак вопроса.

Означавший: Почему? Что тебя так угнетало? Почему ты потерял смысл жизни?

Собака, без сомнения, поняла все, что говорил ей Трэвис. Ну ладно, допустим, она не поняла его речь абсолютно точно, то есть дословно, но тем не менее каким-то образом уловила суть сказанного или по крайней мере бо́льшую часть, и этого оказалось достаточно, чтобы пробудить ее любопытство и интерес.

Господь свидетель, если собака поняла назначение вопросительного знака, следовательно, она способна мыслить абстрактно! Само понятие простых символов вроде букв алфавита, цифр, вопросительного и восклицательного знаков, служащих для передачи сложных идей, – все это требует наличия абстрактного мышления. А абстрактное мышление присуще только одному виду на земле: человеческому. Этот золотистый ретривер явно не относился к данному виду, однако ему каким-то чудом удалось овладеть интеллектуальными навыками, недоступными для всех остальных представителей животного мира.

Трэвис был ошеломлен. Но знак вопроса был изображен явно не случайно. Грубо, но не случайно. Собака наверняка уже где-то видела этот символ и была обучена понимать его значение. Согласно теории вероятностей, имеется шанс, что бесконечное число обезьян, снабженных бесконечным числом пишущих машинок, способно со временем воссоздать каждую строку великой английской литературы. Однако, по прикидкам Трэвиса, шанс, что собака могла чисто случайно за две минуты сложить из печенья знак вопроса, еще менее вероятен, чем способность этих чертовых обезьян воссоздать пьесы Шекспира.

Собака выжидающе смотрела на Трэвиса.

Встав со стула, Трэвис обнаружил, что у него слегка дрожат ноги. Он подошел к тщательно составленной фигуре, раскидал по полу печенье и снова сел.