― Годрик… ― Джинни вздохнула, закрыв рот рукой, и огонек, исходящий от кончика ее палочки, дрогнул. ― Здесь кровь.

Они подошли, склонившись над поверхностью, где девушка присела, и увидели там небольшие пятна. Джинни всхлипнула, и Гарри подхватил ее за локоть, чтобы поднять.

― Это еще ничего не значит, ― попробовал успокоить он свою девушку, но сам прекрасно понимал, что таких совпадений не бывает.

Драко достал палочку и, наколдовав колбу, собрал несколько капель внутрь.

― Если это кровь Грейнджер, то я смогу ее найти, ― сказал он, сглатывая ком в горле.

― Ни одно заклинание в перечне не может найти человека по крови, ― произнес Гарри со знанием дела. Все же несколько лет в аврорате отложили пункты закона в его голове.

― Потому что все заклинания на крови ― это темная магия, ― произнесла Джинни то, о чем все и так догадывались, но Малфой не считал нужным объясняться.

― Да какого черта?! ― вдруг воскликнул Рон. ― Тебе вообще здесь не место! Ты не имеешь к ней никакого отношения!

― Послушай, Уизел, ― Драко подошел к нему впритык, ― у меня в доме спит ребенок, и я не собираюсь объяснять ему утром, где его мать. И, знаешь, из всех нас ― это ты здесь явно лишний, разве нет?

Это был такой прозрачный намек на их расставание, который только подстегнул Рона, чья растерянность и страх за Гермиону выражались в злости. Ему просто необходимо было выпустить пар.

― Она все еще моя лучшая подруга, ― проговорил он, кривясь от отвращения. ― И как давно вы делитесь личными вещами?

В его словах сквозила ненависть и обида, но Малфой был слишком черств, чтобы пожалеть его чувства.

― Раньше, чем ты можешь себе представить.

Руки рыжего потянулись к Драко, но Гарри подоспел как раз вовремя, чтобы оттащить друга.

― Господи, Рон! Прекратите! ― крикнул он. ― Гермиона невесть где! Непонятно, что с ней делают! Давайте все остальное оставим на потом!

Они разъедали друг друга взглядами, полными откровенной вражды. Школьные годы прошли, но появилось что-то другое гораздо ядовитей факультетской неприязни. Оно застыло в воздухе густым налетом, слишком ускользающее от внимания за пеленой этой ненависти, чтобы хотя бы один из них мог это осознать.

***

Она чувствовала, как магия приводит ее в сознание, растекаясь по телу, будто мыльная пузырящаяся масса, щекоча нервную систему и вместе с реальностью возвращая в жизнь боль. Гермиона поморщилась, чувствуя, как пульсирует затылок, и изо всех сил хотела вернуться в небытие, но заклинание, призванное возвращать в сознание человека, было беспристрастно жестоко, все же заставляя девушку открыть глаза.

Изображение замыливалось, будто в припорошенном пылью объективе не самой лучшей камеры, но, моргнув еще несколько раз, она увидела какие-то трубы. Трубы и ужасный затхлый запах. Это был подвал жилого дома. Зрачки все еще не слишком хорошо фокусировались, поэтому мужчину, стоящего сбоку и смотрящего прямо на нее, она не сразу заметила.

― Ты, ― ее голос должен был быть злым, но весь эффект убила хрипота. ― Где я?

― Грейнджер, Грейнджер, ты остаешься верна себе, ― улыбнулся Маркус. ― Даже в таком положении ты можешь говорить со мной в приказном тоне. Поразительно.

Девушка попыталась дернуться, но почувствовала, что ее руки скованы сзади стула.

― Что, не получается? ― деланно удивленно спросил он. ― Я бы хотел создать максимально достоверные условия и посадить тебя на стул подчиненных с теми самыми цепями, чтобы ты могла ощутить абсолютно весь спектр эмоций.

Гермиона сглотнула, понимая, что в горле у нее пересохло, и она умирает от жажды.

― И кто тебя называл умнейшей волшебницей своего времени? ― Маркус рассмеялся, и его смех отскочил от пустых стен подвала, словно свалившись ей на голову цементной балкой. ― Маги очень часто грешат этим — думают, что им невозможно навредить, если у соперника нет палочки. Но кто бы мог подумать, что грязнокровка тоже забудет о существовании маггловских методов.

Гермиона понимала, о чем он говорит, и самое ужасное в этом было то, что он прав. Решив, что боевые заклинания запрещены, она перестала помнить о существовании физического насилия или была слишком самоуверенна по поводу того, что с палочкой ей это не грозит. И вот она здесь — в заброшенном подвале рядом с сумасшедшим.

― Я прошу тебя, Маркус, ты же полукровка сам, ― покачала девушка головой, и это заставило изображения поплясать в глазах.

Мужчина вновь рассмеялся, наматывая вокруг нее круги, но держа определенную дистанцию, что уже радовало.

― Ты действительно думаешь, что недалекий заучка Маркус, бегающий возле этого недоумка Кингсли, смог бы похитить и убить человека? ― от этого заявления в горле собралась горечь, но она не шла ни в какое сравнение с ужасом, который Гермиона испытала, когда черты лица похитителя начали меняться.

И это не были те изменения, которые происходят, когда истекает срок действия Оборотного зелья, они были слишком плавными и… контролируемыми. В этом было все дело — он их контролировал. Раз за разом, меняя каждую часть своего лица, перед ней оказался тот, которого она не видела, кажется, сто лет. От такой неожиданности Гермиона вскрикнула, ощутив всю концентрацию страха. Это был Пожиратель. И не просто Пожиратель, а Джагсон. Джагсон, который сбежал из страны и больше не появлялся в Англии. Он был незарегистрированный метаморф. Начав неистово дергать руками в желании освободиться, Гермиона поняла, что цепи заколдованы.

― Как хорошо амбициозный Маркус вписался в Министерство, ― захохотал он, наблюдая за реакцией гриффиндорки. ― Обвести всех вокруг пальца после победы ― это было легко. В том непрекращающемся хаосе, паренек, мечтавший «восстановить справедливость» и засудить всех виновных быстро втерся в доверие, да?

Его слова проникали ей прямо под кожу, оставляя там раны как от яда, показывая, насколько изощренной была его игра все это время, и как они были глупы.

― Годы работы в Министерстве до этого снабдили меня нужными знаниями, и это стало еще легче, но только вот что-то пошло не так в самый неподходящий момент, ― мужчина поджал губы. ― Я мог бы занять место министра, управлять страной, получить настоящую власть, стать самим Темным Лордом в мире магии!

― Боже, ты больной выродок, ― скривилась Гермиона, пытаясь смахнуть упавшие на лицо волосы, потому что лишиться части обзора ей казалось сейчас самоубийством, хотя вряд ли даже наблюдая всю картину полностью, она могла бы что-то изменить.

― Заткнись, грязнокровка, иначе накормлю тебя тысячами Круцио. Могу поспорить, ты уже успела забыть, каковы страдания на вкус в чистейшей концентрации, ― Джагсон подошел так близко, что она услышала противный, исходящий от него запах, и поморщилась. ― Все шло прекрасно, но в какой-то момент Бруствер стал слишком подозрительным, знаешь? Начал пить настойку, которая мешала чарам внушения. Конечно, не так регулярно, как полагается, но это принесло мне большие проблемы. Ничего не знаешь об этом?

― Понятия не имею, ― произнесла Гермиона, смотря из-под лба.

― А мне почему-то кажется, что имеешь, ― покачал головой мужчина. ― Что ты знаешь, Грейнджер? Я могу поставить свою метку на то, что это связано с тем мальчишкой, но нужно в этом удостовериться.

При упоминании о мальчишке, ее горло сковало ледяным шарфом, лишая возможности говорить. Но потом она вспомнила, что ему не достать Скорпиуса — тот в Мэноре, и Малфой защитит его.

― Мои друзья найдут и уничтожат тебя после моей смерти, просто знай это, ― решила Гермиона переключить его внимание и выиграть время, думая о том, что можно было бы сделать.

― Я убью каждого из них, не сомневайся, ― засмеялся Джагсон. ― Я убью Поттера, и Лорд вознаградит меня за это. Помогу ему вернуться и стану самым преданным его соратником. Мне будет дана власть, которая и не снилась министру!

― Он никогда не вернется, мы его уничтожили, ― уверенно произнесла гриффиндорка, пытаясь незаметно осмотреть помещение и двери, которые можно было бы использовать.