Закатив глаза и решив, что не хочет тратить время на глупые споры с хорьком, Уизли повернулась к подруге.

— Я могу взять его к себе, сегодня у меня свободный день.

— Боже, Джин, ты бы меня спасла! — выдохнула Гермиона.

— Без проблем, — Джинни махнула рукой, смотря, как мальчик возвращается в комнату. — Ну что, справился, Скорпиус? Кстати, у тебя такое… необычное имя. Скор-пи-ус. Странно, — она произнесла слово по слогам, улыбаясь.

— Тоже никогда не слышала, — помотала головой Гермиона, вспоминая, что тоже подумала об этом вчера. — Не знаю, назвала бы я так своего ребенка.

— Назвала бы, если бы это был мой сын, — надменно произнес Драко. — В нем течет кровь Блэков — Скорпиус, очевидно, назван в честь созвездия, как и принято в роду у моей матери.

— У меня очень необычное имя, — улыбнулся мальчик, восприняв это, как комплимент.

— Так, мистер, иди бери мантию, сегодня ты проведешь день со мной, — взлохматила ему волосы Джинни. — Пока все будут на работе.

— Круто! — воскликнул мальчик и понесся в коридор за предметом одежды.

— Я знаю, что вы испытываете друг к другу, и уж тем более знаю, какой Малфой кретин, но перестаньте быть эгоистами, — сказала Уизли еле слышно. — Хотите того или нет, теперь у вас есть ребенок, общее обязательство. Ему не очень-то приятно смотреть, как родители перегрызают друг другу глотки.

Гермиона хотела что-то ответить, но в комнате появился ее сын с мантией в руке, и речь Джинни так и осталась без ответа. Так или иначе, сложно было отрицать правоту девушки. Из какой бы странной вселенной ни прибыл Скорпиус, очевидно, что в его мире они с Малфоем ладят, и если это сделает его счастливым, она готова потерпеть присутствие слизеринца без плескания ядом в его сторону, чего совершенно нельзя было сказать о нем.

Попрощавшись, Джинни и Скорпиус исчезли, объятые волшебным пламенем.

Гермиона перекинула волосы за спину, переводя дыхание. Джинни права. Так нельзя. Но это должны быть обоюдные усилия. Усилия терпимости.

Он стоял и ожидал, что она скажет. Предвкушал это, потому что маленькая грязнокровка была слишком предсказуемой в этой своей доброте. Черное платье обтягивало ее фигуру и пока она стояла спиной, он медленно прошелся по ней взглядом: она была стройной, но до модельной фигуры Астории ей было далеко. У Грейнджер бедра были более округлыми, грудь была чуть полнее и ростом девушка была ниже аристократки, над которой Малфой возвышался всего на сантиметров десять, а разница между ним и гриффиндоркой была на голову минимум. Она перевела дыхание и повернулась, видимо, собирая в себе силы. Внимательный взгляд заметил, что вместо скул у девушки были щеки — даже в лице была эта заметная округлость. Платье, что на ней было надето, обычно требовало аксессуаров, идеально собранной прически, но Гермионе было плевать. По какой-то совершенно нелепой случайности, распущенные кудрявые волосы идеально его дополняли, и даже голая шея, без всякого украшения, не помешала ему. Малфой скривился, думая, что это платье заслуживает гораздо лучшей хозяйки.

— У нас с тобой непростые отношения, Малфой, и… — начала она, повернувшись.

— У нас с тобой нет никаких отношений, Грейнджер, — прервал ее он, фыркнув.

— О, господи, перестань цепляться к словам! — цокнула она языком, едва удержавшись от того, чтобы топнуть ногой. Почему-то именно в присутствии Малфоя Гермиона чувствовала острую необходимость оттачивать свою каждую реплику, что неистово раздражало. — Мы не выносим друг друга, но слова Скорпиуса говорят о том, что… что мы можем проявлять терпимость.

— Ты так наивна в своих предположениях о том, что я способен тебя терпеть, — хмыкнул он, приблизившись к ней на несколько шагов.

Малфой задержал взгляд на ее лице, отметив, что губы у нее тоже были полнее, чем слизеринец привык видеть, и возле них расположилось несколько родинок. Вспомнив одинаковые рисунки на руках у них с сыном, Драко решил, что, видимо, родинки были ее отличительной чертой. И опустил взгляд ниже, в район ее шеи, где платье не закрывало тело тканью, чтобы убедиться — даже там были небольшие чайные пятнышки. Но потом, вспомнив, что пауза слишком затянулась из-за его идиотского разглядывания грязнокровки, он разозлился и прошипел:

— Еще непонятно, каким образом тебе удалось залететь от меня и женить на себе. Возможно, ты использовала Оборотное или еще какую-то дрянь.

Гриффиндорка оторопела от шока и захлопала ресницами, пытаясь совладать с собой, пока он нависал над ней.

— Ты… Мерлин, ты же не серьезно, — нервно хохотнула она, надеясь, что это какая-то извращенная шутка, лишенная морали. Под стать ему самому. — Малфой, ты последний человек, за которого мне хотелось бы выйти замуж. Потому что более недостойного мужчины вряд ли можно сыскать.

— О, ну я счастлив, что не попадаю под твое понятие «достойного мужчины», учитывая, кто твой парень, — усмехнулся Драко кривой ухмылкой, отступая.

Гермиона тут же ощутила, как в воздух вновь стал поступать кислород. Он пах мятой и едва уловимым мужским ароматом, который, впрочем, ложился на него идеально. Что за чертова привычка ущемлять личное пространство человека? Хотя, зная Малфоя, вряд ли он вообще знал о личном пространстве хоть кого-либо, кроме себя.

— Я пришлю тебе сову и скоро заберу Скорпиуса. И не смей его больше кормить всяким дерьмом, — бросил напоследок он и, выйдя за дверь, через секунду раздался хлопок аппарации.

Гермиона стукнула по столу, ненавидя весь мир. Мерлин, неужели она слишком мало мучилась, чтобы мир подкинул ей подобное испытание? Девушке казалось, что еще за время в бегах она искупила все свои возможные грехи, но, видимо, семи смертных ей оказалось мало, и в будущем Гермиона придумала себе еще один и вышла за него замуж.

***

Толкнув дверь, она влетела в небольшой кабинет, чуть не выронив солнцезащитные очки, которые успела захватить с тумбочки в прихожей, посмотрев на яркое солнце на улице.

— Сколько раз он уже меня проклял? Два? Нет, не меньше трех! — воскликнула девушка, бросая сумку на свое рабочее место.

— Тебе повезло, Мокридж еще не на месте, — флегматично ответила ее напарница, не переставая жевать булку.

— Серьезно? Слава Мерлину, а то у меня было… сумасшедшее утро, — выдохнула Гермиона, падая на стул и давая себе минутку, чтобы, наконец, выдохнуть.

Ее коллега была из разряда тех собеседников, с которыми можно было общаться, даже если они не произносят больше пяти слов за всю беседу. Мэри не была ей подругой и едва ли была приятной знакомой, но девушки не враждовали, потому что Мэри совершенно не смущали успехи Гермионы на карьерном поприще, так как сама она была больше увлечена едой и красавчиками на обложках низко интеллектуальных журналов. Хотя, судя по тому, что она, кажется, ненавидела косметику, физические упражнения и вообще любые женские атрибуты, созерцать их могла разве что только на обложках.

Гермиона слышала, как девушки из соседних кабинетов нередко посмеиваются над Мэри и, возможно, посочувствовала бы бедняжке, если бы не слышала неоднократно, как эта самая бедняжка перемывала кости остальным. Чертов токсичный круговорот. Грейнджер прекрасно знала, что ее ненавидят за то, что все, за что ни брались бы остальные, она все равно могла сделать в разы лучше, но ей на это было откровенно наплевать и именно поэтому она не хотела разводить эту грязь в собственном кабинете, держа с Мэри вежливую дистанцию.

— Грейнджер, перепроверь отчетности об учете упырей — там не сходятся показатели! — крикнул шеф, вбегая в их кабинет, как фурия, и никогда не здороваясь. — И еще, что там об анализах по поводу кентавров, которые должны были лежать у меня на столе еще вчера?

— Анализы были неточными, сегодня должны все исправить, — ответила Гермиона, бегло просматривая отчетности, брошенные мистером Мокриджем ей на стол. — Отчетности за апрель?

— Ну не за май же, Грейнджер! — воскликнул шеф еще более эмоционально. — Мерлин, и почему в конце весны вечно эта неразбериха!