— В общем, да. Так вот, тогда ты мне показался очень симпатичным. И… я нарисовала это, — Гермиона еще раз посмотрела на рисунок, выведенный ее рукой в одиннадцатилетнем возрасте, который девушка нашла совсем недавно среди своих старых вещей в доме Уизли.
— То есть… — улыбка медленно расползалась по лицу Драко.
— Не смей смеяться! — ткнула она в него пальцем, но было уже поздно.
— То есть, ты сохла по мне с одиннадцати лет? — гостиная заполнилась его смехом, когда он неотрывно смотрел на ее краснеющие щеки.
— Мерлин, нет! Ты мне нравился дней пять, максимум неделю, ровно до того момента, пока я не услышала, как ты открываешь рот! — закатила она глаза.
— О, ну что ж, Грейнджер, теперь то ты меня заполучила, какая ты коварная! — издевался он над ней, подхватив ее и усадив к себе на колени, несмотря на вялые попытки противиться.
— Какой ты придурок, просто сил нет, — покачала Гермиона головой, опуская руки ему на плечи.
Драко смотрел в янтарные радужки ее глаз и чувствовал, насколько жив. Вот бывают моменты, когда мир словно щелкает пальцами и сосредотачивает все твое внимание на нескольких секундах. Обхватив ладонью ее затылок под волосами, слизеринец поцеловал девушку, чувствуя привкус печенья, которым сегодня были завалены столы в Большом зале. Драко почувствовал, как все было неправильно, как сильно он налажал.
Память, словно самый жестокий судья, подкинула ему несколько картинок, где одиннадцатилетняя Гермиона еще не представляет, какой Малфой ублюдок. Что было бы, если бы они начали общаться раньше? Если бы он не так много слушал и впитывал все то, что отец неустанно талдычил ему с пеленок?
— Прости меня, Гермиона, — произнес Драко, оторвавшись от нее.
На ее лице промелькнуло замешательство, но она ничего не сказала, ожидая, что будет дальше. Он редко называл Гермиону по имени и тогда, в первый раз, когда девушка это услышала, стоя в ванной, в каком-то совершенно будничном предложении, гриффиндорка зависла секунд на тридцать.
— Это все… Этого всего не должно было происходить.
Не должно было быть этой ненависти, оскорблений, глупых предубеждений. Было бы легче, если бы это был кто-то другой. Было бы плевать. Но сейчас, держа ее за талию, обводя щеку большим пальцем, он чувствовал, насколько это все было неправильно с ней.
Мгновение, и она осознает то, что Драко сказал. Второе, и все остальное становится неважным, будто забывается. Самая несправедливая особенность. Но разве не в этом вся сила и весь ужас этого чувства? Предыдущие годы превращались в карточный домик под мощным потоком шторма, который сравнивал их с землей, будто стирая с памяти.
Он почувствовал, как его привычно охватило волной жара, когда она медленно обводила языком его губы. Разве это не должно было стать менее волнующим, когда перестало быть запрещенным? Но, кажется, его тело реагировало на любые ее движения так, будто было оголенным проводом.
Малфой обожал, когда она сжимала губы, злясь на какую-то его очередную колкость и изо всех сил делала вид, что ей не хочется. Но стоило ему приблизится, Гермиона сдавалась, словно забывала, в форму какого факультета была одета. Полная капитуляция. Пройдясь руками по ее бедрам, он поднял ткань к талии, в который раз благодаря себя за покупку этой юбки.
— Драко, нам нужно на занятия, — проговорила она хриплым голосом, вызывая его улыбку.
Ответственная Грейнджер. Но ответственность гриффиндорки слабела, как только он касался губами ее шеи где-то под ухом, чтобы почувствовать, как руки комкают его рубашку в районе плеч. Она прикрывала глаза от наслаждения, и этот вид был одним из любимых в его сознании, который Драко запоминал, собирая по крупицам приоткрытые губы, звуки, которые Гермиона издавала, потому что что-то внутри него все еще боялось, что это исчезнет, рассеется, как только слизеринец проснется. И ему чертовски нужно было запомнить.
Малфой расстегнул ее блузку, спуская ее на плечи и видя, как она так привычно подставляет шею под его губы.
— Ты так вкусно пахнешь, — прошептал он, кусая девушку где-то над ключицей, зная, что там останутся небольшие неровные следы, которые не сходили с тела Гермионы никогда. — Всегда так вкусно пахнешь сладостями.
Она застонала, и Драко улыбнулся, зная, как на нее действуют его слова. Умница, Грейнджер. Он двигал ее бедра, чтобы Гермиона терлась об него так, как ему было нужно, так, чтобы ее глаза все больше закатывались в удовольствии. Черт, а ведь она еще даже не раздета.
— Боже, Драко, мы не должны… — Гермиона загребла губами воздух, обрывая собственное предложение, когда он поднял таз, толкнувшись к ней резче.
Еще пара касаний языка по телу, и она уже сама выгибает спину, знакомо подстраивается под его желания, делая движения интенсивнее, заставляя его член в брюках практически болеть от желания.
— Да, да… — шептала Гермиона, закрывая глаза и больше не контролируя свои реакции.
Его любимое состояние. Он смотрел, как девушка часто облизывает дрожащие губы и точно знал, что она близко. Очень близко. Малфой поднял уголок губ, придумав небольшую пакость.
Он сжал ее бедра, останавливая движения, и ссадил гриффиндорку на диван.
— Я подумал, это было бы очень безответственно — пропустить занятия, — нарочито невинно произнес Драко, кивая головой на часы, которые говорили о том, что до звонка оставалось меньше пяти минут.
— Что? — спросила Гермиона, опешив, когда он встал. — Ты такой козёл, Малфой.
— Держи себя в руках, Грейнджер, — ухмыльнулся он. — Потому что вечером придется умолять.
Скользнув по ней взглядом в очередной раз и вдоволь насладившись видом возмущения и алых щек, слизеринец вполне удовлетворился собственной выходкой.
***
Пропустив ужин, она сидела в комнате на кровати и читала книгу, закутавшись в плед. Обычная художественная литература — ничего особенного. Гермиона уже давно не имела возможности почитать что-то легкое, ненапрягающее, из-за попыток что-то разнюхать, кого-то спасти, найти на что-то ответы. Обычная книга, спокойный вечер. Она вообще в последнее время редко бывала в своей комнате, возвращаясь сюда только за одеждой, поэтому посидеть здесь в одиночестве тоже было некоторым удовольствием. К штруделю, который Гермиона унесла с праздничного стола, на который сегодня вечером уже не было сил, было добавлено любимое кокосовое мороженное и этого было достаточно, чтобы считать день святого Валентина удавшимся праздником. Не хватало только того, из-за которого она постоянно сверяла часы просто на автомате. Было всего-то шесть вечера, но ей не терпелось его увидеть — сегодня Гермиона слишком по нему соскучилась.
Словно почувствовав ее желания, она услышала радостный отклик монаха из входной картины, который сегодня сделал исключение для своего обычного брюзжащего настроения и даже улыбался прохожим. Гермиона подняла глаза, когда он, заглянув в свою комнату, прошелся вперед по коридору и оперся о дверной косяк плечом.
— Чем занимаешься? — спросил Драко.
— Читаю, — улыбнулась она, радуясь, что он так скоро вернулся.
— Почему тебя не было на ужине?
— Сегодня у меня какое-то не слишком бодрое настроение под конец дня, — пожала плечами девушка.
Малфой молчал, смотря, как ее глаза опускаются к книжным строчкам, и позволил себе понаблюдать за ней несколько минут. Каждый раз, вспоминая, как ему приходилось одергивать себя, теперь возможность просто так смотреть на нее, наблюдать, как она делает какие-то совершенно будничные вещи, могла сделать его до приторности счастливым.
— Ты знаешь, я не люблю день Валентина, — произнес Драко, возвращая к себе ее внимание, — но я знаю, что это один из твоих любимых праздников. И у меня для тебя кое-что есть.
Грейнджер подняла брови, немного ошарашенная этим заявлением.
— Ладно, — протянула она, закрывая книгу и ожидая продолжения.
— Оденься тепло, я буду ждать тебя в гостиной через десять минут.
Будучи заинтригованной, девушка быстро собралась и, посмотрев в окно, захватила с собой шапку на случай, если через полчаса погода вновь озвереет, как это бывало очень часто.
