Я встаю рано. Спускаюсь на кухню, открываю холодильник, чтобы приготовить очередной завтрак, который Китнисс не станет есть, но железный шкаф оказывается предательски пуст. На полке сиротливо стоит десяток яиц да засохший кусок хлеба.

Из-за двери доносится мяуканье Лютика, который требует, чтобы его впустили в дом. Вместе с котом внутрь проникает утренний прохладный ветер, и я спешу закрыть дверь. Перед тем как прошествовать на кухню, кот пару секунд трется о мои ноги, видимо благодаря.

Выпивая на ходу кружку горячего чая, я собираюсь и иду в город. Как только я оказываюсь под лучами утреннего солнца, тёплый воздух окутывает меня успокаивающим потоком. Рынок располагается более чем в сорока минутах ходьбы, но есть третий день яичницу уже действительно не хочется.

Я медленно брожу между прилавками, набирая продукты на неделю, как вдруг моё внимание привлекает необычная пара. Высокий парень с тёмными волосами одной рукой обнимает хрупкую блондинку, а второй — держит сумку с покупками. Гейл?

— Гейл, — радостно кричу я ему и машу рукой.

Они одновременно поворачиваются, и я с удивлением обнаруживаю, что рядом с ним стоит Мадж.

— Примроуз? — она подходит ко мне и обнимает настолько крепко, что воздух выходит из лёгких, Гейла же останавливает по дороге какой-то незнакомый мужчина, и он, кивком ответив на мою приветственную улыбку, останавливается для разговора с ним. — Ты жива! О, я не могу поверить! Я так рада видеть тебя снова. Когда ты вернулась? Где была всё это время?

— Я вернулась пару дней назад, — отвечаю я, прислонясь боком к деревянному прилавку. — Два года жила в Седьмом. Это очень долгая и запутанная история, Мадж. А вы с Хоторном вместе?

Она смущенно улыбается и, будто сама ещё не может поверить в случившееся, кивает.

— После того, как они с Китнисс расстались, мы с ним постепенно сблизились, — тихо говорит она, опуская смущенный взгляд.

— Расстались с Китнисс? — Я переспрашиваю, стараясь придать голосу обычное звучание. Мадж отводит глаза, словно пытается найти способ сказать что-то не очень для неё приятное.

— Я не знаю точной причины, Прим. Тебе лучше спросить у Китнисс. Гейл мне много не рассказывал, но он был сильно разбит, когда твоя сестра уехала, оставив его здесь одного. Они были вместе примерно месяцев восемь, — я не могу в это поверить, кажется, что даже дышать перестаю. Чтобы справиться с головокружением и эмоциями, я на секунду опускаю веки. Перед глазами у меня все красно от ярости, которая бурлит во мне. Я подхватываю сумки и, одарив девушку благодарным взглядом, думаю про себя: «Спасибо, что проболталась, Мадж».

— Мне нужно бежать — передавай привет Гейлу, хорошо? — протараторив, я разворачиваюсь и несусь домой. Предательски слезы вновь начинают жечь глаза, но я держусь.

Шагая обратно к дому, я трясусь от злости и разочарования. Но теперь к моим чувствам добавилось еще кое-что: решимость, потому что я собираюсь сказать сестре то, что уже не взять обратно. Высказать абсолютно всё, так как настолько зла, что слова бесконтрольно просятся с языка и искрятся перед глазами.

Я кидаю сумку с продуктами под стол и на этот раз без стука врываюсь в комнату Китнисс, которая сидит на подоконнике, печально глядя в окно. Она удивленно поднимает взгляд на меня.

Утирая глаза, злюсь, что не могу не плакать, и буквально кричу на нее:

— Я изводила себя, испепеляя чувством вины, пыталась достучаться до тебя с самого приезда, сотни раз прося прощения, а ты обвиняла меня в том, что я попыталась построить свою жизнь заново, когда сама в это время встречалась с Гейлом?!

Натянутым, как струны, голосом, она шипит:

— Я с ним не спала, в отличие от тебя, — холодно отрезает она, словно разговаривает с посторонним, — правда ведь, Прим?

— Только то, что у тебя не было секса с Гейлом, ситуации не меняет. Ты точно также пыталась начать сначала. Но ты обвиняешь лишь нас, упиваясь своим горем, и не замечая того, что мы с Питом оказались в точно такой же ситуации, как и вы.

Я разворачиваюсь кругом, чтобы закрыться в своей комнате, но Китнисс следует за мной по пятам.

— Вернись! — кричит она.

— Отстань! — Я пытаюсь закрыть дверь перед её носом, но она успевает вклиниться ногой. — Ты лицемерная эгоистка! — выплевываю я ей в лицо. Я таких слов не то что не говорила никогда — даже думать себе не разрешала.

Я отталкиваю её и убегаю в глубь комнаты. Она идёт за мной следом.

— Как это произошло? — требует рассказать она.

Я падаю на кровать, Китнисс встаёт напротив. Рыдание вырывается из моего горла.

— Я всегда хорошо к нему относилась. Просто в один день мне показалось, что он для меня больше, чем просто друг. А ему тоже было тяжело! — выкрикиваю я.

— Ты хочешь, чтобы я вас пожалела что ли? — лицо Китнисс искажается в усмешке.

— Я лишь пытаюсь объяснить. Мы не знали, что ты жива. Мы оба ждали тебя, сходили с ума, — рыдаю я.

— Просто прекрати. Я не хочу слышать оправданий, Прим.

— Нет, ты послушай, потому что я оставила его, ведь ясно вижу, что Пит всё еще любит тебя, — добавляю я. — Не меня.

— Как я могу верить в то, что ты говоришь?

— Ты должна, потому что это правда, — дрожа я продолжаю, — ты понятия не имеешь, сколько значит для меня твое мнение. Как сильно я на тебя ровняюсь, и как ты… — в последнюю секунду голос мне изменяет, и больше я не могу выдавить из себя ни слова, даже фразу закончить не в состоянии.

Китнисс поджимает губы, её подбородок дрожит, и она едва сдерживает слезы.

— Знаешь, о чём папа всегда меня просил? — говорит она и поднимает выше голову. — Заботься о сестре. Что я и делала. Я всегда старалась ставить тебя на первое место. Знаешь, как мне больно сейчас? Ты хоть представляешь, как было тяжело находиться в Тринадцатом? Я с ума сходила от одиночества и мечтала только об одном — вернуться домой, но я не могла, потому что моего дома больше не существовало.

— Но ведь я тоже скучала, Китнисс. Сильно. И Пит скучал по тебе. Скучал как сумасшедший. Он больше года ходил словно тень, мне кажется, что несмотря на то, что по телевизору объявили о вашей с Гейлом смерти, он ждал тебя.

Она закрывает лицо руками и начинает рыдать.

— Прости, — плачу я. — Мне очень жаль, что все получилось так. Но ты мне нужна, Китнисс.

Я делаю шаг к ней на встречу, и она отвечает тем же. Заливаясь слезами, мы падаем на пол в объятия друг друга. Облегчение, которое я испытываю, невозможно описать словами. Мы сестры, и нет ничего, что она или я могли бы сказать или сделать, чтобы изменить это.

Китнисс просит меня рассказать, как мы жили эти два года в Седьмом, и я рассказываю. Она вытирает глаза рукавом и тихо слушает. Я опускаю моменты, касающиеся наших отношений с Питом, а в остальном описываю все: побег, новые имена, его бесконечную работу, мою учёбу и стажировку у местного доктора, наконец, участие Пита в Восстании, то, что он сам рассказал мне в письме. Сестра садится и серьёзно говорит:

— Только не притворяйся, что тебе безразличен Пит, только для чтобы пощадить мои чувства, — она сглатывает, поморщившись, будто у нее болит горло. — Если в глубине души ты его всё ещё любишь… если он любит тебя, то я никогда…

Я открываю рот, пытаясь объяснить, что наши отношения уже в прошлом, но она жестом приказывает мне замолчать.

–… пусть мне будет тяжело, но я не хочу стоять у вас на пути, понимаешь? Я серьезно, Прим. Ты можешь сказать мне.

— О, Боже, Китнисс, нет! Я была у него в тюрьме, и мы все выяснили. Он не подходит мне, как парень. Совершенно. И я ему тоже, как девушка, не подхожу. Просто… думаю, просто мы оба очень по тебе тосковали, — нащупываю ее руку и сцепляю наши пальцы. — Даю слово сестры!

Я рассказываю всё, что чувствовала и держала глубоко внутри, не имея возможности поделиться. Рассказываю, как плакала по ночам в подушку, стараясь не разбудить Пита, которому приходилось вставать чуть свет на работу. Два года я держала эту бесконечную горечь в себе, и теперь она знает обо всём, что случилось с момента Жатвы, и я снова чувствую, что обрела родного человека.