Ему больно было видеть, как она ходит осунувшись, усталая от жизни и всего на свете. Его всегда веселая сестра, с идеальными черными волосами, вдруг превратилась в забитое, одинокое существо. Он слышал, как о ней отзываются с других курсов. Грязнуля с жуткой репутацией. Поговаривали, что она влюблена в какого-то Питера, и чего-то натворила на первом курсе, да ещё и с этим перцем у них какие-то разногласия.

Две вещи оставались для него непонятными. Первая — сестра была, как и он, помешана на прическе, и вообще на волосах. Как можно было довести их до такого ужаснейшего состояния? А вторая — в её жизни был лишь один парень. Её младший, любимый, хоть и вечно гоняемый братец — то бишь он! Что с ней случилось, Талон не мог понять, но то, что здесь она не счастлива это точно. Хотя, может ей и нравится рисовать, но атмосфера, в которой приходится творить… Будь Талон художником, он бы рисовал лишь свой крик души, вазюкая по холсту кучей красок.

Прозвенел звонок, объявляющий о начале первой пары, и Талон еле удержался от стона. Слушать, а тем более играть эту классику — ужас! Смотаться бы со всех этих пар, но нет! — он же ученик! Зачем он должен притворяться учеником, если первоочерёдная его задача — следить за сестрой? Не, проще было сделать его уборщиком? Ходит себе с шваброй, вроде полы моет. А тут на пианино играй! Да он петь-то не умеет, что говорить о каких-то закорючках на бумаге, которые он должен в музыку превратить. Но способ это исправить он нашел. Голограммы. Он со спокойной совестью оставлял браслет в классе, который создавал его иллюзию. Сам же он тем временем бродил по школе и следил за сестрой. Правда, это было не очень-то удобно. В основном срабатывало на теории, а на практике приходилось ужом вертеться. Пока всё было неплохо (учитывая, что это его второй день в Академии). Но сколько так будет продолжаться? Этого он не знал.

Ученики начали расходиться по аудиториям, и Талон пополз туда же. Худенькая, щупленькая старушка, с овечьим личиком вела у них историю музыки, на которой можно было уснуть и не проснуться. Талона поражало то, как эти музыканты все слушают и умудряются записывать! Незаметно включив голограмму на браслете, которая приняла его положение, Талон пробрался к выходу, быстро, ловко и незаметно — как могут только агенты — покинув аудиторию. Жаль он не запомнил где сейчас должна быть Кати. Но ничего, найдет. В голове проскользнула мысль о том, как же Пенни всегда находит те места в которых он прячется на заданиях, но он поспешно выбросил из головы подобные мысли. Пенни, Пенни — не слишком ли часто она стала проникать в его мысли?

В коридоре не было ни души. Все сидели по аудиториям и занимались творчеством. Скукотища смертная. Поднявшись на третий этаж, он наконец-то обнаружил аудиторию сестры. Она сидела в самом дальнем углу и быстро что-то выводила на бумаге. Талон вспомнил те комиксы, которые она рисовала ему в детстве. Это задание нельзя провалить! Провал слишком дорого ему обойдется.

На плечо кто-то вдруг опустил руку, которую Талон быстро свернул и прижал владельца этой руки к стене. Темноволосый неизвестный вырвался, и очень сильно и грубо сам прижал его к стене.

— Ты кто еще такой? Что здесь забыл? — прошипел он.

— Вопрос к тебе тот же. Я в туалет шел, а тебе то что на парах не сидится? — прохрипел Талон. Темноволосый отпустил его, и Талон признал, что этот парень может не только кисточкой или смычком махать. Он ими и убить, при желании, сможет.

— Кто ты такой? — прошипел темноволосый.

— Роджер Уолесс. А вот кто ты?

— Питер Сторки. Что ты тут делаешь? И байки мне тут про туалеты не гони, на этом этаже только женский! Иначе отправлю тебя к директору, она сама во всем разберется, — в это стоило поверить. У этого парня явно власть в школе. Питер… не в этого ли засранца влюблена его сестрица?

— Катерин Нортон ведь тут учится, решил к ней присмотреться, — сам не веря, что говорит, сказал Талон. На лице у Питера не дрогнул не один мускул, но он довольно резко ответил, перед тем как вернуться в аудиторию.

— Не советую, в душу плюнет и все. Поищи симпатии в других девчонках, у нас их тут достаточно.

Потирая плечо, Талон пошел по направлению к своей аудитории. Но что имел ввиду этот — довольно сильный гад, но все равно червяк! — по поводу Кати?

Каждая следующая пара была всё хуже и хуже предыдущей. Уже на последней он не выдержал, и, снова воспользовавшись голограммами, вышел из класса, направившись в лес, где он так и не осмотрел, как следует, окрестности. Выйдя на территорию школы, Талон сразу пошел в лес.

Слишком все странно. Слишком. Зачем столько ловушек, ям, и капканов? На кого? Если здесь таится какая-то опасность со стороны леса, тогда почему ловушки не обновляли? Пробираясь по холодной листве и обдумывая все это, он вспомнил вчерашний день в лесу. Обо что Адель могла так сильно разодрать ногу? Почему он сейчас это вспомнил? Да потому что, он как раз стоял рядом с тем местом. Почему-то ему показалось, что об корягу так нельзя. Талон спрыгнул вниз. Яма была вырыта довольно глубокой, но ровной по всем сторонам, что странно. Понимая как сильно он рискует, Талон стал обшаривать руками стенки ямы. Земля, земля, земля и — как же больно! — какая-то железяка! Вот, похоже, обо что разодрала ногу Ада. Из, уже черной от земли, ладони, начала сочиться кровь. Снова пришлось разорвать на себе форму. За два дня — две порванные рубашки. Молодец. В следующий раз надо будет брать бинты с собой. Перемотав кровоточащую руку, он начал осторожно раскапывать место вокруг железки. Это был ржавый штык, как бывает в комнатах, стены которых начинают сжиматься и закалывать пленных на смерть. Очень странно. Но самым странным была небольшая и даже очень гладкая коряга. Как он сразу ее не заметил? Воспользовавшись своими аэроботинками, которые он пронес с собой и не собирался менять ни на какую другую обувь, он вылетел из ямы, и только после этого, потянул вверх эту странную корягу. Со всех сторон ямы вылезли острые и ржавые штыки, и со звяком соприкоснулись друг с другом.

— Ну нифига себе! — воскликнул Талон. Не просто ловушки, а прям смертные казни. Аде повезло, что она не стала выбираться из ямы сама, а то закололи бы, бедняжку.

До конца урока оставалось не так много времени, и Талон поспешил вернуться в академию.

«Здесь все не просто так. Все очень странно и подозрительно. Одним киллером тут вряд ли отделаешься. Одному мне тут не справиться, но я должен! Никогда не думал что такое произойдет, но похоже мне придется сейчас играть роль Пенни!»

Кстати о Пенни… В Академии, причём престижной, творится какая-то дичь, а никого до сих пор нет. Неужели такую общественную опасность просто проигнорировали? Они же о планах дяди узнают почти сразу, неужели здесь так не получится? Нет, господа, есть здесь агенты, может и не один. Агент, скорее всего, уже неплохо влился в коллектив, и даже, возможно, на курсе постарше. И может быть…

Питер. Сильный и хорошо сложен, смог его, Талона, который Пенни калачиком может скрутить и не поморщиться, довольно сильно треснуть об стенку плечом, да ещё и сжать так, что кости трещат. Вот вам и ответ. К тому же он ещё и крайне популярен… Может быть даже на прицеле киллера, как Катерин. Ну, если этого червяка застрелят, всем будет только лучше. И его сестре — тоже. Ладно, не до того сейчас.

За ужином, ему удалось подслушать разговор Катерин с какой-то каштановолосой девицей. Девица удивлялась, где носит Адель (видимо подружка), а Кати грустно отвечала, что Ада сильно заболела, и лежит в стационаре. Рядом с ними, невидимой тенью, стояла какая-то азиатка. Вроде, она тоже жила в комнате с Катерин, но предпочитала молчать. Двигалась она бесшумно, как ниндзя, и у Талона закралось ещё одно подозрение. Ух, ну и Академия! Всё интереснее и интереснее… А вот и червяк. Ковыряется в тарелке, и злобно так на него смотрит… Точнее, на Катерин. И чего ему надо, спрашивается? И вообще, чем она заслужила такое к себе отношение? Талон хотел было пойти прямо к червяку на разборки, и тут же вспомнил, что сейчас он Катерин не брат, и вообще, совершенно ей незнакомый тип, и что наживать себе дурную репутацию лучше не надо. На него и так уже косятся (небось завидуют) другие музыканты.