— Машина выехала к вам с небольшим опозданием.

Он положил трубку и задумался. Неопределенные ответы можно давать торговым точкам, но не представителям Внешторгбанка. Старик заволновался. Нет, он, конечно, понимал, что машина с золотом никуда не денется. Какой год ребята возят металл, и никаких погрешностей. Причина может быть одна: Коновалов решил забрать оружие из Чкаловского до заезда во Внешторг. Но это глупо! Делать огромный крюк, понимая ответственность, с какой руководство относится к таким маршрутам. Может получиться скандал. К тому же Центробанк нарушал инструкции в течение многих лет. К перевозкам золота в любых количествах полагалась машина сопровождения с тремя инкассаторами. Но ни машин, ни лишних людей в группе никогда не находилось, чего уж говорить об июле месяце. Все "бывшие" в мае увольнялись и сидели на дачах, а в октябре возвращались на работу. Никому и в голову не приходило занимать штатные единицы почетных энкавэдэшников.

Через пятнадцать минут заместитель управляющего Внешторгбанка перезвонил начальнику группы инкассации и потребовал объяснений. Тот ответил, что перезвонит через пять минут. Курушин спустился к дежурному, и старик объяснил начальнику ситуацию. Курушин тут же перезвонил в Чкаловское отделение. Дежурный подтвердил, что инкассатор Коновалов накануне оставил пояс с оружием, а сегодня утром звонил и сказал, что приедет, но времени не назвал.

Курушин снарядил две машины, одну отправил в Чкаловское, на другой поехал сам по маршруту Внешторгбанка. Поднимать панику никто не хотел. Об ограблении машины никто и думать не мог. Конечно, напряжение не спадало, но худший вариант не рассматривался как один из возможных.

Контрольная машина, выехавшая в Чкаловское отделение, как и полагалось, поехала по Садовому кольцу, но, доехав до места, фургона в пути не обнаружила, о чем тут же доложила начальству.

В тринадцать десять машина дневного маршрута возвращалась в Чкаловское отделение за "подкреплением". Шофер машины заметил стоявшую у обочины набережной "перевозку" и остановился.

— Какого черта? — спросил сидящего рядом инкассатор.

— Конторская машина. В карты режутся. Тебе-то чего?

— Шофер новенький с нашей линии. Может, надо чего?

— Машина-то пустая.

— Я все же гляну.

Когда он встал на подножку кабины, то увидел страшную картину. Водитель "перевозки" лежал на сиденье в огромной луже крови. Мутные глаза тупо смотрели вверх.

Милицию вызывали с телефона дежурного Чкаловского отделения. Родионов слышал, как взволнованный голос шофера говорил о трупах. Он глянул на часы. Тринадцать тридцать одна.

После того как он остался один на один с золотом, его начал пожирать червячок страха. Он ехал через центр Москвы и не мог отделаться от мысли, что за ним следят. Каждая машина ему казалась подозрительной, каждый звук ассоциировался с милицейским свистком.

Роман пытался забыть о золоте, но оно жгло ему спину, будто солнце в пустыне. Руки подрагивали, внимание рассеивалось. До поста ГАИ в конце Варшавского шоссе оставалось полкилометра. Нервы не выдержали, и он остановился. Прижавшись к обочине, Сироткин вышел из машины и сел на бордюр тротуара.

Необходимо унять дрожь и взять себя в руки. Осталось совсем немного. Чуть-чуть, и он выскочит из замкнутого круга. В глазах плавали красные круги.

Прохожих он не видел, но поток машин, рвавшихся за город, походил на очередь в мавзолей. Все словно с ума посходили. Сироткин сжал руками колени и делал глубокие вздохи. Мышцы напряглись, а на лице вздулись жилы, будто он пытался взять вес, превышающий его собственный в несколько раз.

Прямо перед ним остановился милицейский "Москвич". В машине сидело двое мужчин в форме. Из окошка выглянул лейтенант и спросил:

— Помощь нужна?

Сироткин хотел вскочить на ноги и броситься бежать. Но силы покинули его, и он даже не смог ответить на вопрос. Шершавый язык прилип к пересохшему небу, и попытка открыть рот ни к чему не привела.

Он глянул на свою машину и будто впервые увидел надпись "Милиция".

— Тебе плохо, приятель? — не успокаивался лейтенант.

Сироткин тупо смотрел на милиционера и молчал.

Из машины вышел водитель в сержантских погонах и медленно приблизился к сидевшему на тротуаре человеку.

— Перегрелся, дружок?

— Дай сигарету, — выдавил из себя Роман.

— А ты, оказывается, живой... Бывает... Очухаешься. У меня "Беломор".

— Плевать.

Сержант достал из кармана пачку и протянул коллеге. Трясущими руками Сироткин потянулся за папиросой. Видя такую картину, сержант загородил парня собой, а через плечо крикнул:

— Малость упарился мужик.

Достав спички, сержант сам дал прикурить сидевшему и, слегка склонившись, сказал:

— Похмельный синдром. Сочувствую. Будь осторожней, сегодня рейд на трассе. Тебе далеко?

— В Подольск, — автоматически ответил Сироткин.

— Ерунда. Тут рукой подать.

Сержант вернулся в свою машину и сел за руль. Лейтенант продолжал вглядываться в лицо странного парня, но машина тронулась с места и уехала.

Роман докурил папиросу и глянул на часы. Половина второго. Он не мог терять времени. После встречи с патрулем ему стало легче. Страх осадком лег на дно желудка и затих. Сделав над собой усилие, он поднялся на ноги и вернулся за руль. Через пять минут он благополучно миновал пост ГАИ и взял направление на Подольск.

Спустя тридцать минут он выехал к реке, где его ожидал "рафик" с надписью "скорая помощь". То, что он увидел, превзошло все его ожидания. Берег реки был усеян шезлонгами, надувными матрацами, палатками и полуголой публикой в разноцветных купальниках. Возле "рафика" скучало еще десятка два машин. Дети играли в волейбол, по песку бегали собаки, а на траве распивали вино под шашлыки.

— Еще один просчет! — проворчал Сироткин.

О перегрузке не могло быть и речи. Роман развернулся и поехал к себе на дачу. Еще двадцать минут пути. Время просачивалось сквозь пальцы, как вода. Въезжать в дачный поселок на милицейской машине значит собрать толпу любопытных возле своего дома. И что он скажет жене?

Пришлось оставить ее за триста метров в пролеске. Теперь он понимал, как глупо и непродуманно составлялся их план. Он не мог брать на себя ответственность за последний этап операции. Без помощников тут не обойтись. Машина не запиралась. Как он мог уйти и оставить золото? У него даже лопаты не было, чтобы закопать ящики. А если бы они взяли деньги?

Двадцать или тридцать мешков! Сумасшествие. Винить нужно только себя. "Рафик" запирался, но он не там его оставил. А в лесу нужно было подготовить яму, заложить ее досками и прикрыть дерном. Тайник не надежен, но на один день можно оставить.

Ломать голову не приходилось. Нужно действовать. Сироткин бросил машину и побежал через лес к своей даче.

На поляне играли дети. Среди них бегал его десятилетний сын.

— Илюша, пошли со мной, мне нужна твоя помощь.

В сарае, где хранились дрова, он взял тележку на четырех подшипниковых колесиках и разыскал кусок брезента.

— Иди за мной, Илья. Нам предстоит секретная работа.

О времени Роман уже не думал. Он знал, что любое начатое дело нужно доводить до конца.

Машина стояла на месте, и ящики мирно лежали в том же положении, как их установили. Ребенок любил тайны и с любопытством наблюдал, как отец перегружает ящики, очень похожие на те, что он видел в фильмах про войну.

— Это патроны? — спросил Илья.

— Не задавай вопросов. Помни, это военная тайна.

Роман накинул брезент на груз, и они тронулись в обратный путь. Сын толкал тележку сзади, а отец тянул за веревку. Маленькие колесики утопали в мягкой лесной почве под тяжелым грузом либо скакали на выпуклых корнях, торчавших из земли. Путь казался вечностью. Обливаясь потом, Роман шевелил губами, изрыгая отборную брань, которую не следовало бы слышать десятилетнему мальчику.