Это созвучие двух миров соединяло некогда ведение с верою, науку с религией и, может быть, снова соединит.
XXV
Звездное небо – не только в душе, но и в теле человеческом.
Сохранилось вавилонское глиняное изваяние печени, kabittu, разделенное для гаданий на пятьдесят клеток, «небесных сфер». Гадания эти восходят к глубочайшей, шумерийской древности (Р. Dhorme. La relig., 294). И как далеко простиралось влияние вавилонской звездной мудрости, видно из того, что в Пиаченце (Этрурия) найдено точно такое же бронзовое изваяние (Jeremias. Handbuch, 145).
По вавилонскому учению, не сердце, а печень есть средоточие жизни в теле человека и животного. Астрологическая печень изображает планисферу звездного неба, внутреннего, живого, животного, кровью дымящегося, как ночное небо дымится звездными дымами. Кровяные шарики в теле – бесчисленные солнца в небе. В небе и в теле совершается
Круговращение великих колес,
Движущих каждое семя к цели его,
По воле сопутственных звезд.
Ovra delle ruote magne.
Che drizzan ciascun seme ad alcun fine,
Secondo che le stelle son compagne.
(Dante. Purgat., XXV, 109)
Так земная судьба человека пронизана тайною звездных судеб.
XXVI
Есть некий час всемирного молчанья,
И в оный час явлений и чудес,
Живая колесница мирозданья
Открыто катится в святилище небес.
(Тютчев)
Вот какую колесницу хочет остановить звездная мудрость Вавилона, вгрызаясь, как тот лев ниневийский, в вертящийся вихрь звездных колес.
XXVII
Недаром звездочеты-халдеи, на своих подоблачных башнях, наблюдали течение звезд: смотрели и увидели, ждали и дождались. «Се, звезда, которую увидели они на востоке, шла перед ними, как, наконец, пришла и остановилась над местом, где был Младенец». Остановилась с нею и вся живая колесница мирозданья.
XXVIII
«Проведи для народа черту со всех сторон и скажи: берегитесь восходить на гору и прикасаться к подошве ее; всякий, кто прикоснется к горе, предан будет смерти». Это сказано на Синае (Исх. XX, 12). Но ту же черту провел Вавилон до Синая. Трансцендентность Божия здесь впервые постигнута.
Горе! я не могу тебя вынести…
Weh! ich ertrag dich nicht…
(Faust)
«Лица Моего не можно тебе увидеть» (Исх. XXIII, 20).
Невидимость, невыносимость Божьего лица Египет забыл, Вавилон помнит. Детски-бесстрашен пред Богом Египет, Вавилон устрашается.
Люди, сколько ни есть их, что` они знают?
Зло перед Богом – добро человеков,
Зло человеков – пред Богом добро.
Кто ведает волю Господню на небе?
Кто ведает волю Господню во аде?
Как твари дрожащей путь Божий постигнуть?..
Слово Божье – закрытый сосуд: кто знает, что` внутри?
Боже незнаемый-знаемый, буди мне милостив!
XXIX
Египет не молится, он только благодарит и славословит Бога, как будто все уже есть; а Вавилон понял, что и все – ничто перед Богом; нищету и наготу свою увидел, – и родилась молитва.
Совлеки с меня, Боже, как ризу, грехи мои многие!
И, если седьмижды их семь, разреши их, Господи!
Да утишится сердце Твое, как сердце матери моей;
Да утишится сердце Твое, как сердце отца моего!
Матери нет у меня, – Ты моя мать!
Нет отца у меня – Ты мой отец!
Лучше никто никогда на земле не молился.
XXX
De profundis – впервые здесь родилось.
Помощи ждал я, – никто не помог,
Плакал, – никто не утешил,
Кричал, – никто не ответил.
Обращусь к милосердному Господу,
Голосом громким возопию к Тебе, Боже мой!
Внемлешь Ты, Праведный, молитве грешника…
Воззришь на человека – и жив человек.
Ни греха, ни покаяния не знает Египет; Вавилон познал грех и покаялся. Египет стоит, Вавилон падает ниц перед Богом. Сухи очи Египта, не плакали; очи Вавилона влажны от слез; первый заплакал он сам и плакать научил других, постиг блаженство слез. «Душа человека – Божия слеза», это Египет знал, но забыл, а Вавилон помнит.
XXXI
В начале мира – тишина, по сказаниям египетским: тихо выходит новорожденный бог солнца из распустившегося лотоса; по сказанию вавилонскому, мир начинается бурею, поединком бога Мардука с богиней Тиамат (Thiamat), Преисподнею. Хаос побежден Богом, но все еще грозен. Мир – вечная война Бога с хаосом, и молитва мира вечная: «Да покорит он (Мардук) Тиамат-Преисподнюю, да смирит ее навсегда!» (Loisy. Les mythes babyl., 86).
He только на земле война, но и на небе. «Произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона… И низвержен был великий дракон, древний змей, называемый дьяволом» (Откр. XII, 7–9). Михаил и Змей – Мардук и Тиамат: это было в начале и будет в конце.
XXXII
Так понял Вавилон то, чего не мог понять Египет, – динамику времени, движение мира от начала к концу. Вавилонская повесть о творении, «Enûma eliš», предрекает всю историю мира от Бытия до Апокалипсиса, от первых воспоминаний человечества до последних чаяний.
XXXIII
«Умного и страшного духа небытия» Египет почти не видит;
Вавилон увидел его лицом к лицу. Изображает дьявола сказочно, но чувствует подлинно.
Вавилонская демонология уже напоминает средневековую.
Все полно бесов: бесы падают с неба, как дождь; растут из земли, как трава; стелются в знойных низинах Ефрата зачумленною мглою.
В городах уснувших бродят,
В узких улицах ночных…
Плачут совами на крышах…
Нет замка им, нет запора…
Проползают под дверями,
Как ужи, и тонким свистом
Свищут в скважины замков…
(Ungnad. Rel. d. Babyl., 285)
Здесь шабаш ведьм уже начинается.
XXXIV
Вавилон – родина бесов, но и ангелов тоже.
Lamassu – наши ангелы-хранители; kherubu – херувимы. Если эти святые видения, запечатленные в сердце нашем с младенчества, говорят о каких-то подлинных сущностях, то мы не должны забывать, что Вавилон их первый ощутил.
XXXV
В Египте Человекобожество еще не отделено сознательно от Богочеловечества, и потому невинно; в Вавилоне – уже начало сознания – начало вины.
XXXVI
Весь Вавилон строится, как «вавилонская башня» – zikkurrat. «Строить в небо ступени», лестницу в небо, и значит по-вавилонски строить зиккуррат (Jeremias. Handbuch, 327). «Построили башню, чтобы взойти на небо, ut in coelum conscenderent» (Alexand. Polyhist.).