— Мы, конечно, очень рады… но все-таки хотелось бы знать — чем обязаны такой чести? — поинтересовался Локи после первой перемены блюд и первой чаши меда. Сейчас, в своем собственном доме, он выглядел на удивление спокойным и умиротворённым.

Бальдр мысленно попросил Браги, покровителя поэтов, даровать ему уверенности и красноречия, и решил сразу перейти к главному. К тому, что неотступно занимало все его мысли. Если речи молодого аса придутся Локи не по душе, что ж, незваному гостю сразу укажут на дверь.

— Я… знаю, вам это покажется очень странным… я хотел бы поговорить о вашей дочери, — Бальдр понимал, что глупейшим образом то краснеет, то бледнеет, и вот-вот сломает зажатую в кулаке деревянную ложку. Точеная физиономия Локи осталась невозмутимой, лишь на миг приподнялась и опустилась левая бровь.

— О моей дочери, — раздумчиво протянул он. — За свою жизнь я настрогал изрядно детишек, однако дочь среди них только одна. Хель, что правит миром мертвых. Какое светлому асу и наследнику Всеотца может быть дело до ётунского отродья?

— Не называйте ее так! — взвился Бальдр… и неожиданно для себя выложил всю историю. Ту, что была его самой заветной тайной. С самого начала, с того дня, когда Локи привез дочь в Асгард, до последних писем Хели, проникнутых щемящей тоской одиночества.

Локи слушал молча, не перебивая. Сигюн неслышной тенью ходила по чертогу, наполняя опустевшие чаши. Единственный раз она задержалась позади Локи, мимолетно опустив руку на плечо мужа. Локи дернулся, но женщину не оттолкнул и руку не скинул.

— Пара молодых идиотов, — коротко и емко высказался Локи, когда Бальдр начал слегка заговариваться и заикаться. Сигюн предусмотрительно подсунула ему полную чашу, Бальдр выхлебал, даже не ощутив вкуса и не осознав, что пьет, эль или воду. — Как вы только умудрились сохранить свой секрет в этом логовище наушников и соглядатаев — ума не приложу. Вот оно, везение дураков во всей красе. И чего же ты хочешь, настырное дитя Одина?

— Помогите мне увидеться с Хель, — взмолился Бальдр. — Хотя бы один раз!

— Это невозможно, — отрезал Локи.

— Но для вас нет ничего невозможного! Вы всегда нарушали любые законы, любые порядки! Ручаюсь, можете нарушить и этот!

— Послушай, мальчик, — Локи переплел пальцы, уложил на них острый подбородок. На «мальчика» Бальдр не обиделся — с высоты прожитых Локи зим он действительно был сопливым мальчишкой. Щенком, едва научившимся держаться на лапах, не падая. Спасибо на том, что его вообще согласились выслушать. — Да, обо мне рассказывают чистую правду — я терпеть не могу, когда мне указывают, как и что делать. И неважно, кто берется указывать — Один, Вёлунд или сам Сурт Огненный. Но что касается Хель и ее владений… Один согласился сохранить ей жизнь на одном условии — никто из живых, богов или смертных, не войдет в ее царство. Не одна душа не выйдет оттуда, покуда время не укусит само себя за хвост. Никто и никогда больше не увидит Хель, — она на мгновение зажмурился, а когда открыл глаза, их переполняла черная, удушливая тоска. — Думаешь, я позабыл о ней? С глаз долой, из сердца вон, так? Но, какая ни есть, Хель — мое дитя. Всякий день, всякую ночь я думаю, что с ней? Чем она стала — там, среди призраков, в мире, исполненном воспоминаний и несбывшихся чужих надежд?

От шепчущего голоса и темного взгляда становилось жутко. В углах просторного чертога закопошились тени, неуловимые, исчезающие, стоило только впрямую глянуть на них. Пламя в светильниках вытянулось к потолку и, потрескивая, начало гаснуть. Под ногами прошелестел ледяной, стылый ветер. Хотелось вскочить, перевернув стол, и бежать, бежать отсюда без оглядки.

— Локи, — тихо, но твердо окликнула Сигюн.

Наваждение схлынуло. Локи потряс головой, круговым движением пальцев потер виски, отхлебнул из кубка.

— Нет, нет и нет, — повторил он. — Эта сделка из тех, которые даже я не рискну нарушать. Дети… дети — это то немногое, что у меня осталось. Их не трогают, пока они не напоминают о себе. Пока сидят тихо и ни во что не встревают. Ведь даже ты наверняка слыхал, что такое мои детки.

Бальдр молча кивнул. Как не знать. Все в Асгарде слышали о грозном пророчестве старой вёльвы.

— Но предположим, — Локи переглянулся с Сигюн, явно преисполнившейся сочувствия к Бальдру, — только предположим, что тебе удалось меня убедить. Мы доберемся до границ Нифльхеля… и что дальше? Мост через Гьёлль нам не перейти. Его вообще никому не перейти, только душам умерших смертных. Ни я, ни ты при всем желании за такую душу не сойдем, а ссориться с Модгуд и тягаться с ней в бою мне совершенно не хочется.

— Но Хель могла бы выйти к другому концу моста, — робко заикнулся Бальдр.

— И что? — Локи сумрачно вперился в молодого аса пристальным взором. — Вот она приходит. Вот торчишь ты, весь такой из себя, весна во плоти. Ты — тут, она — там. Тебе не попасть туда. Ей не выйти оттуда. Судя по твой жалостной висе, ты пришелся ей по душе. Ей и так нелегко приходится, моей бедной безумной девочке… так зачем лишний раз дразнить ее несбыточным? Ты ведь не сможешь всю оставшуюся жизнь сидеть на берегу Гьёлль и перекликаться с ней. Рано или поздно ты уйдешь, она останется. С разбитым сердцем, между прочим. Я не желаю ей такой участи. Я не поеду в Нифльхейм… и ты тоже, если и вправду желаешь ей добра.

— Тогда я пойду к Всеотцу, — прежде этот выход казался Бальдру сущим безумием, но сейчас… Отчего бы и нет, ему ведь больше нечего терять! — И попрошу разрешения жениться на твоей дочери.

Локи поперхнулся элем. Сигюн ойкнула и поднесла руку ко рту. Бальдр мог по праву гордиться тем, что совершил невозможное — поразил бога обмана.

— Ты серьезно? — выкашлял Локи.

— Более чем. Отец, матушка и братья давно наседают на меня с намеками, что пора выбирать невесту и засылать сватов. Вот я и отыскал ту девушку, которая мне по душе.

— Ну что прикажешь с ним делать? — Локи обернулся, взывая к жене о помощи. — Убить сразу, чтобы не мучился? Превратить во что-нибудь тихое и безобидное?

— Бальдр, то, о чем ты говоришь, невозможно, — развела руками Сигюн. — Твои родители никогда не дадут согласия на подобный брак. Ты — ас. Хель — великанша ётунской и тролльской кровей…

— Йоред и Грида тоже были великаншами из Ётунхейма. Это не помешало моему отцу сделать им детей — которые сейчас признаны законными отпрысками и живут в Асгарде, — запальчиво напомнил Бальдр. Локи скривился, будто надкусил кислое яблоко:

— Один не заключал с этими дамами законных браков — это раз. Они не были полупомешанными чародейками, болтающими с мертвецами, и дочерями не самого любимого в Асгарде мужа женовидного — это два. И, мальчик мой, когда я называю Хель безрассудной, я знаю, о чем говорю. Она именно такова. Мой тебе совет, — голос Локи звучал сочувственно и проникновенно, — забудь все, как страшный сон. Не пиши ей больше. Отыщи себе хорошую, обычную девушку, тебе это не составит труда. Женись, заведи дом и детишек, сражайся с великанами или пробуждай мир к жизни… Выкини из головы любые мысли о Хель. Твое здоровье, Бальдр, — он как-то слишком быстро опрокинул кубок и добавил: — Не нужно больше говорить об этом. Мое решение пребудет неизменным.

Оставалось только поблагодарить хозяев за радушие и убираться прочь.

Бальдр все же обратился к отцу со своей просьбой. Он был готов к отцовскому гневу и материнским упрекам, к обидному смеху старшего брата и всеобщему недоумению, но исход его беседы с Одином вышел совсем другим. Мать всплакнула. Тор уважительно протянул: «Эк тебя…». Один холодно и спокойно растолковал сыну: подобное желание есть всего лишь блажь неопытного юнца. Видно, у Бальдра появилось слишком много свободного времени, которое он тратит на пустые мечтания. С этого дня Бальдру надлежит присоединиться к отряду Тора и вносить свой вклад в охрану границ Асгарда. Если Бальдр еще раз заикнется о своей ужасающей тяге к королеве мертвецов, он сполна познает всю тяжесть родительского гнева.