Успенский обернулся и увидел, что за спиной его стоит и с ужасом смотрит на подходившую команду мастер Крапивин.

— Чего стоишь? — вдруг заорал Крапивин. — Запри наглухо ворота!

— Твои же дружки идут, — огрызнулся Успенский.

— Ну, ты! — вскипел мастер. — Я тут каждый станок ставил! Вот этими руками! Ясно?

Он сам побежал к воротам, навалился плечом, сдвигая тяжелые створки. Успенский кинулся к нему. Вдвоем они повернули кованые рычаги запоров, потом для верности вбили в пол толстый лом. В ворота снаружи застучали прикладами.

— Быстрей! — выдохнул Крапивин.

Они перебежали в промывочную и там также намертво закрыли выход.

— Ну, пойду встречу! — перевел дух Крапивин. Он вышел через дальнюю калитку, которой обычно пользовались только мастера, и, обходя депо, направился к саперам.

Саперы стояли у закрытых ворот. Ящики поставили на землю. От группы отделился стройный подтянутый офицер. Увидев Крапивина, он пошел навстречу, поигрывая на ходу плеткой.

— Это ты — мастер? — спросил он, растягивая слова. — Почему ворота закрыты? Ну, веди.

— Я что? Я сейчас! — отозвался Крапивин.

Офицер пошел за ним, старательно обходя лужи, оставленные паровозами. За ними гуськом потянулись саперы.

— Хозяйство наше небогатое, — жаловался на ходу Крапивин. — Были и у нас станочки, добрые, из-за границы, а потом красные все вывезли. Это, значит, когда они отступали… перед вашей доблестной армией.

— Не заговаривайся! — резко оборвал его офицер. — Ты что, идиот?

Он больно стукнул в спину мастеру стволом нагана.

Ссутулившись еще больше, Крапивин молча шел впереди.

Завернули за угол депо. Низкая дверь темнела здесь в белой стене.

— Проходите, господа хорошие, — смиренно сказал Крапивин и посторонился. Но офицер снова ткнул его стволом нагана и выкрикнул со злостью:

— Иди впереди, скотина!

Крапивин нырнул в дверь. За ним вошли офицер и солдаты. Здесь было сумрачно и сыро. В углу высилась горка угля, у стен тянулись какие-то трубы. Холодный липкий пар садился на лица. Офицер растерянно оглянулся, не понимая, куда попал. В это время в стороне скрипнула дверь и чей-то голос сказал: «Сюда, Матвеевич!» В ту же минуту Крапивин метнулся в сторону. Офицер выстрелил, но промахнулся. А мастер уже скрылся за черной узкой дверью, которая вела в другое помещение. Чертыхаясь, офицер подбежал к этой двери, но она оказалась крепко закрытой.

— Ломайте! — заорал он солдатам.

Но тут послышался свист, и помещение, низкое и темное, стало быстро наполняться горячим паром. Как слепые, солдаты натыкались друг на друга, спотыкались.

— На улицу выходи! — закричал офицер.

Дышать уже становилось нечем, когда одному из солдат удалось, наконец, нащупать выходную дверь. Вместе с облаками пара саперы вывалились на улицу, мокрые и жалкие. На них, стараясь удержаться от смеха, смотрели солдаты наружного оцепления. Особенно смешон был офицер — весь перепачканный мазутом и мокрый.

— Перекрестили его благородие! — прыснул кто-то.

— Доставай взрывчатку! — заорал офицер, видя, что никто из его команды не вынес с собой ящики.

Несколько саперов сунулись было в дверь, но оттуда несло мокрым жгучим жаром, как из парилки.

— Тьфу! Сваришься тут…

Они еще потолкались у двери, не решаясь войти. Со стороны реки послышалась частая ружейная пальба. В ту же минуту раздался крик:

— Пошли, ребята! Бронепоезд пары разводит!

Солдаты оцепления сбились в кучу и толпой пошли к станции. Не оглядываясь на своего офицера, побрели к станции и саперы…

Прошло немного времени, и ворота депо распахнулись. Измученные трехсуточной беспрерывной работой, слесари и котельщики оглядывались по сторонам, стараясь понять, что происходит. У реки стреляли, дымил на путях бронепоезд.

Успенский не стал оглядываться, сразу же кинулся к подъему на гору. Стараясь не выделяться на фоне неба — тогда его легко бы заметили со станции, — осторожно стал пробираться между камнями.

— Дядя Федя! — тихо окликнули его.

Он быстро обернулся. Между камнями прятались ребята.

— Ну, рассказывайте, что там? — Успенский показал рукой вниз.

Коля, сбиваясь, начал было рассказывать, как утром они смазали рельсы в выемке и на насыпи, как днем еще спускались вниз и еще прошлись по мостику.

— Смотри, задымил как! — прервал его Пашка, показывая на станцию. — Скоро пойдет…

— Да он уж давно так дымит, — отозвался Коля. — Наверное, ждет, Когда все Солдаты со станции уйдут… Вон наши! — закричал он.

Сколько Успенский ни всматривался в синеющую за рекой даль, ничего не заметил. Но у ребят, видно, глаза были острее.

— Да как же ты не видишь, дядя Федя? — удивился Коля. — Вот там дымок, и черточка черная движется…

Там, на горизонте, со стороны Перми, приближался поезд. Когда уже можно было различить платформы, заполненные людьми, на станции ударил залп. Снаряды подняли фонтаны мокрой земли на противоположном берегу. С поезда, остановившегося в каменистой выемке за рекой, начали скатывать орудия. Красноармейцы выдвинули их на открытое место, моментально развернули и открыли огонь. Снаряды чуть не долетели до бронепоезда, взметнув тучи гравия на станционных путях. Орудия с того берега ударили еще раз. В ответ послышался один вздох паровоза, другой…

— Пошел? — спросил Пашка, в волнении совсем высовываясь из-за камня. Успенский силой пригнул его к земле и выглянул сам. Там, внизу, быстро двигался к выходу со станции бронепоезд.

Вскоре он скрылся из глаз, обходя гору. Успенский и мальчики смотрели теперь на север, поплотнее прижавшись к камням, потому что уже не раз над ними тоненько пропели пули.

Из-за горы сначала вынырнул конный отряд и быстро понесся по линии в гору, уходя от Чусовой. Отчетливо слышался перестук копыт. Передние конники держали карабины наизготовку и неожиданно начали стрелять на ходу. Коля чуть приподнялся и увидел, как там, впереди, с линии убегают в сторону какие-то люди. Конники еще раз выстрелили и, нахлестывая коней, скрылись за поворотом.

Явственно стал слышен шум поезда.

Идет!

Из-за склона горы показался черный дымок, а потом стал виден и паровоз, темный, увешанный броневыми плитами. Видно было, что он быстро набирает скорость. Перед коротким мостиком через речку уже успел разогнаться, труба его хлопала резко и часто.

И Коле подумалось, что, пожалуй, все их старания были напрасны. Даже не верилось, что можно остановить эту черную грохочущую громаду.

— Пройдет! — сжав кулаки, тихо сказал он.

Бронепоезд быстро приближался к мостику. И вдруг его вроде бы кто-то дернул назад. Из-под буксующих колес паровоза полетели желтые снопы искр. С ходу поезд еще пробежал мостик, но перед выемкой встал совсем. Паровоз смолк, потом медленно покатил назад, толкая перед собой вереницу бронированных вагонов. Видно, машинист хотел отступить, чтобы набрать скорость. Несколько раз посылал он состав вперед, но перед выемкой поезд останавливался, сколько ни бил паровоз колесами на одном месте.

Стало тихо. Раскрылась бронированная дверь паровоза, и машинист соскочил на бровку полотна. Он прошел вперед по линии, нагнулся, словно обнюхивая рельсы, выпрямился. На глаза ему попалось брошенное ребятами ведро из-под мазута. Машинист со злостью пнул его так, что оно улетело далеко в сторону, и стал озираться.

Высыпали колчаковцы из других вагонов. Из штабного спустились на землю офицеры. Они тоже прошли вперед, нагнулись, осматривая рельсы.

— Бегите к станции! — подтолкнул мальчиков Успенский. — Там уже наши! Скажете им…

Река покрылась десятками плотов — красноармейцы переправлялись на правый берег. А десятка два всадников разогнали коней, въехали на скаку в реку — только брызги полетели — и пустились вплавь, не слезая с седел. Пока кони преодолевали быстрое течение, мальчики успели сбежать к самому берегу. Всадники сразу направились к ним.