- Они не кусаются, - Реджина вздыхает, когда он легко поглаживает её. Когда он сжимает сильнее, она наклоняется, чтобы шепнуть ему на ухо. – Но я да.

- Я не боюсь тебя, - Дэвид продолжает ласкать её грудь, но уже под рубашкой и в его движениях больше нет осторожности. Большими пальцами он задевает соски и Реджина стонет впервые за вечер. Она чувствует поток энергии в теле, и это почти похоже на магию. Её дыхание становится тяжелым и это отлично заметно в пустой конюшне.

Реджина теряется в прикосновениях и забываясь, целует его. Его губы мягкие, но щетина колет ей щеки, напоминая, что почти всегда за удовольствием следует боль.

- Я думал… - он задыхается, когда они отстраняются друг от друга из-за нехватки воздуха. Он целуется так, будто поцелуй – еще одно сражение, в котором он должен победить. Реджина ненавидит его за это и снова целует. На этот раз она впивается зубами в его нижнюю губу, посасывая, но зная, что в любой момент может причинить ему боль. Дэвид приглушенно стонет, не отстраняясь и она чувствует знакомое покалывание в позвоночнике.

Реджина собирается разбить его на тысячу осколков и будь она проклята, если она не насладится этим.

- Согласна пойти со мной по кривой дорожке? – спрашивает он, когда она отстраняется и в его улыбке есть что-то совершенно мальчишеское, на что Реджина закатывает глаза. Она на секунду кладет руку ему на живот, прежде чем расстегнуть пуговицы на его рубашке, и стянуть ткань с его широких плеч. Он позволяет ей, переставая к ней прикасаться, и её приводит в отчаянье насколько ей сразу же начинает не хватать его прикосновений. Поэтому она сильнее дергает его за рубашку и сразу же стягивает с него и майку.

- Я чувствую себя слишком одетой, - признается она, проводя рукой по его гладкой груди. Кома и непыльная работа по надзору за бродячими животными не отразились на его мускулатуре. И Реджина впивается ногтями в нежную плоть просто, чтобы убедиться.

Дэвид шипит и резко хватает её за запястья. Они оба смотрят на проступающие красные полосы, прежде чем он отпускает её руки.

- Что такое, Принц? – шипит она. – Боишься небольшой боли?

- Я думал… - Дэвид почти инстинктивно прижимает руки к груди. – Я думал, что ты хотела вырвать мне сердце.

- Бедный малыш, - глумится Реджина. – Но ты все еще здесь.

Дэвид резко толкает её к стене и удар об нее выбивает воздух из легких. Останутся синяки, Реджина в этом уверена, но они нужны ей. Нужны, чтобы поверить, что это на самом деле произошло.

- Ты бы поцеловала его? – спрашивает Дэвид, и яда в его голосе больше чем она могла себе представить. – Поцеловала бы монстра? Здесь в конюшне. Может быть даже трахнула?

- Не… - начинает она, но уже слишком поздно. Её красная блузка легко рвется под его большими руками. Пуговицы разлетаются по полу и прохладный ветерок обдувает открывшиеся участки кожи.

- Возможно, если бы больше внимания уделяла живым… – начинает Дэвид, его светлые глаза потемнели, и Реджина надеется, что это из-за похоти, а не из-за тьмы в душе, что она так часто видела в собственном отражении зеркала. – И позволяла к себе прикасаться время от времени, то сейчас ты бы не была такой сукой.

- Заткнись, - шипит Реджина, пытаясь его оттолкнуть, но чувствует его возбужденный член, прижатый к её бедру, когда он притягивает её еще ближе.

Она почти задыхается от удивления, когда Дэвид резко раздвигает её ноги коленом. Реджина должна послать его к черту, заставить убрать руки и сказать, чтобы не смел относиться к ней будто она одна из его деревенских девчонок. Но он хватает её за запястья и поднимает их над её головой.

Реджина старается не застонать, когда он наклоняется и обжигает теплым дыханием её ключицы, еле-еле касаясь языком. К счастью, он не замечает мурашек на её коже от его прикосновений. Это больно – хотеть его настолько сильно. Но все-таки, даже если ему и плевать на неё, то это менее жалко, чем еще одна ночь, проведенная наедине с собой и своими прикосновениями.

Его подбородок трется о её грудь, царапая нежную кожу. Реджина чуть отклоняется, но он с легкостью удерживает её на месте.

- Терпение, - хмыкает Дэвид, и ей хочется вцепиться зубами в его безупречную кожу, пометить его, чтобы у него осталось напоминание о том, что они сделали. Но сейчас Реджина в его власти, и пока она думает, как выбраться из его стальных объятий, он чуть прикусывает её сосок и все мысли угасают.

Он не боится быть с ней грубым: дразнит острыми зубами, но тут же зализывает ноющую кожу. Типичный Прекрасный: даже если он и причиняет ей боль, все заканчивается извинениями.

Позже Реджина будет презирать его, но сейчас она ненавидит себя за каждое покачивание бедрами ему навстречу, за то, что её трусы уже насквозь промокли и она хочет закончить эту прелюдию и просто трахнуть его.

Так что в следующее движение запястья она вкладывает чуть-чуть магии, и Дэвид слишком увлечен, чтобы это заметить. Теперь её руки свободны, и она дергает его за волосы, отрывая его голову от своей груди.

- Давай без одержимости, Прекрасный, - она задирает юбку и стаскивает трусики. Они виснут на правом сапоге, и она не успевает ничего с этим сделать – Дэвид уже прижимается к ней, кладя руки на её голые бедра и вновь толкает её к стене, не обращая внимания, что от удара сыпется краска. Они оба тянут его боксеры вниз.

Реджина быстро бросает взгляд вниз и подтверждает свои подозрения. Никто не винит Снежку, что она любит получать все самое лучшее. Но этот ужасный ребенок не испортит этот момент, не заберет у Реджины еще один шанс почувствовать что-то кроме боли. Нет, сегодня Реджина получит свое, а красивый муженек Снежки поможет её в этом.

Она обнимает его за шею одной рукой, обвивая его бедра ногами. Это так естественно сжимать его член в руке и чувствовать его пульсацию, слышать рычание Дэвида.

Хороших всегда так легко сломить (это все, о чем она должна сейчас думать, потому что если сейчас она вспомнит о Дэниэле: о нем; о времени, что они проводили вместе; о их любви, и вспомнит, что больше нет никакой надежды, то Реджина просто сойдет с ума).

Она направляет его, и Дэвид изумленно выдыхает, понимая насколько она влажная. Неужели он надеялся, что ей будет больно? Тогда еще одно разочарование для него сегодня. Реджина двигает бедрами, мягко насаживаясь на всю его длину и решает, что это последняя нежность, которую она себе позволит.

- Давай, пастух, - шепчет она ему на ухо. – Ты трахаешься, как деревенский мальчишка или как принц?

Вместо ответа, Дэвид практически полностью выходит из нее и резко толкается обратно. Она довольно вздыхает, чувствуя, как напрягается тело. Это больше чем близость, потребность или любовь. Все это ей не нужно. Ей просто нужно почувствовать себя живой, по-настоящему живой, а не каким-то побочным эффектом проклятия. Она должна вспомнить Злую Королеву, стать ей, а не той доброй, сладкой, молоденькой девушкой, что оказывается, еще живет в ней.

- Да, - стонет Реджина, впиваясь ногтями в его плечи достаточно сильно, чтобы потекла кровь. Дэвид вылизывает её шею, языком рисуя невидимые круги и линии.

- Сильнее, - требует она, и в конюшне слышится хлюпающий звук, с которым встречаются их тела. Снова и снова.

Реджина прижимается к нему сильнее, и Дэвид сжимает её грудь почти до боли.

- Я… - начинает он, с каждым толчком сильнее впечатывая её в стену.

- Ненавидишь меня? – заканчивает Реджина, сильно ударяясь головой об стену. – Я знаю.

- Нет, - выдыхает он, но основную мысль не заканчивает.

Часть её хочет запечатлеть этот момент навечно. Она хочет записать его на камеру и показать Белоснежке, если она когда-нибудь вернется (и Реджина чувствует с непонятным страхом в животе, что она вернется). Но больше думать она не хочет: тепло внутри неё становится жаром, но, когда она собирается опустить руку вниз, Дэвид её опережает.

- Как мило, - рычит она ему в плечо, но слова растворяются в громком стоне, когда грубые пальцы дотрагиваются до клитора, выводя неровные круги. Дэвид уже близко, судя по тому, как его тело напрягается от её прикосновений, и она прижимается сильнее, практически вжимается в него, и слышит его стон.