Врач развернулся и ускоренным шагом удалился, а Каринирис уставился на Ори взглядом, полным испуга и недоумения.

— Ты же… — немного неуверенно начала турианка. — Не по своей воле не доедаешь. Правда? — Вирибис кивнул. — Тогда диагноз не верный, — продолжила она, переходя на более деловитый тон.

— Но зачем, тогда ты это сказала? — У парня слегка отлегло, хотя до конца опасения, что он болен еще чем-то, его так и не отпустили.

— Если бы ты сказал, что не доедаешь, потому что нет денег, то… Ну, я подумала, что… — она оглянулась, будто хотела убедиться, что никто их не слышит, продолжив шепотом. — За тобой бы начали пристальнее следить. И информацию копать, потому что абсолютное большинство всех живущих в Валлуме не голодают. Голодают жители гетто, и то не все, — Ори стало немного неудобно, что она практически назвала Вирибиса выходцем из гетто, но ведь так и было, хоть и коробило слух. И парень это понимал.

— Ну… Ты права, наверное, — проговорил он, всплыли картинки из его недавних представлений о том, что происходит сейчас у него в пригороде, но они быстро отступили. — Спасибо.

От мыслей о доме турианца отвлекло знакомое цоканье костыля. В лагере много было таких, кто мог передвигаться только с помощью вспомогательных приборов, но почему-то Вирибис был уверен, что это приближается отец Ори. Причем звуки эти доносились куда громче и быстрее обычного, отчего сердце ушло в пятки — он что-то узнал и теперь парня сдаст властям, а свою дочь еще долго не сможет простить за вранье и сокрытие преступника, кем запросто полиция и военные могли расценить Каринириса.

Озадаченный вид отца встревожил Ори так, что она приподнялась с места, не сводя с Авемиса взгляд. Вместе с ней за майором настороженно следил и Вирибис.

— Папа? — С опаской произнесла Ори, уловив, как тяжело он посмотрел на парня, — что произошло?

— Пока ничего, — уклончиво ответил турианец.

Вирибис напрягся, потому что у мужчины прямо на лице было написано, что сейчас за ним выйдет какой-нибудь военный, нацепит на парня наручники и куда-то увезет. Но все оказалось проще. Авемис приблизился к койке близко, почти вплотную и с угрожающим вызовом склонился над парнем, глядя тому в глаза:

— Назови свое самое тяжелое преступление, но не пытайся врать, — майор сам не верил собственным словам и тому, что из подобного допроса получится что-то хорошее, но его голос звучал твердо и достаточно убедительно, — но, прежде, чем откроешь рот, вспомни, что ты турианец, не смотря на то, что живешь на Таэтрусе. Турианцы не врут!

— Ему сейчас не до этого, — невольно возразила Ори, но мимолетного, требующего помолчать, отцовского взгляда оказалось достаточно.

Каринирис сначала издал растерянное «эээ», начав вспоминать, за что он оказывался в полиции или мог там оказаться, затем шепотом ответил:

— Я помогал сепаратистам, — коротко ответил он, но после короткой паузы добавил. — У меня не было выбора — они нам с отцом платили. Продуктами, в основном. И я не знал, что кто-то собирался делать… вот это все.

С каждым словом Вирибиса, Парид всё лучше начинал понимать, почему в полицейском досье на парня значилось «задержать — отправить». Горечь от сочувствия к семье Каринирисов, чьё незавидное положение привело их в сеть преступников высшего уровня по меркам Иерархии, и страх за семью, свободу и собственное положение, которое сейчас играло с Авемисом злую шутку, смешались и встали в горле противным комом. От чего турианец не сразу нашел, что сказать дальше. Поняв, что ситуация была патовой, Авемис осунулся за пару секунд — плечи опустились, голова склонилась, мандибулы плотно прижались к лицу, а взгляд отрешенно скользнул куда-то в сторону.

— Ты помог им, и они тебе уже заплатили, — вздохнул турианец, — поэтому они не помогут, когда ты окажешься за северной автострадой.

— А что там? — Робко дрогнув, спросила Ори.

— Считай, тюрьма и пыточная для тысяч таких вот помощников, — без осмотрительности ответил турианец, — если его с отцом и не отправят потом на орбиту, то без увечий, физических или душевных, точно не обойдется. Надеюсь, ты понимаешь, — он вновь уставился на Вирибиса, — после теракта нет речи о превентивных мерах. Все структуры обязаны действовать быстро, жестко и без сомнений. Судить будут потом. И если ты попадешь в руки отряда хастатим*, то быстро поймешь, что западня в разваливающемся здании — курорт. Из тебя вытащат всю информацию про сепаратистов. Даже, если ты ничего о них не знаешь, навряд ли кто-нибудь в это поверит. Но тебе же это не нужно? — Парид задал вопрос, опасаясь, что Вирибис фанатично относится к радикальным идеям, но подсознательно надеялся, что это не так.

Сердце Вирибиса ушло в пятки. Он отчетливо представлял, что его отец уже находится за той северной автострадой и ему сейчас несладко. Единственное, чем парень себя успокаивал — отец знал сепаратистов куда меньше сына, потому что он почти не выходил из дома. Наверняка, он сделает то, что ему скажут военные, потому что он ни за что в жизни не поддержал бы даже пустых слов о возможности теракта. Как только он представил, как могут допрашивать хастатимы, у Вирибиса аж слезы на глазах навернулись.

— Какие вит… тивные меры, — выдал турианец даже не в вопросительной интонации, растерянно смотря на Парида. Он понимал, что что-то надо сказать, но на тот момент еще не знал что. — Да я никого сдать не смогу, даже если захочу — я не знаю, ни одного, кто из них где живет, и они используют не настоящие имена, я вообще ничего рассказать не смогу, — полушепотом говорил он с испугом во взгляде.

«Тем хуже для тебя», — подумал Авемис, но говорить ничего не стал, лишь обреченно глянув на Вирибиса, сел на стул, стоявший рядом с соседней койкой.

— Нынешняя суматоха может лишь отсрочить неизбежное. У тебя есть два пути. Первый: добровольная сдача. Ты пойдешь в полицейский участок и попытаешься раскаяться, одновременно доложив, что ты знаешь о тех, кому помогал. Второй менее честный и благородный. Уцелевшие районы пока не трогают, и без проверок хватает паники. Если ты вернешься домой и, как приказано гражданским, отсидишься там, не высовываясь на улицу, то, возможно, проверяющие сочтут тебя за глупого подростка из Клунги. Но с этого момента, — Парид строго глянул на Ори, — вам лучше никак не контактировать.

Турианка вытаращила глаза. В зобу перехватило дыхание. Как так? После всего ей надо было бросить друга на произвол судьбы без возможности помочь?

— Нет, — негромко возразила Ори, после чего получила словесную оплеуху.

— Хватит играть в благородство, сейчас это никому не поможет, — Авемис кивнул Вирибису, — но я запомню, чем тебе обязан. Расплачиваться будем после.

Вирибис выслушал отца Ори и сначала не решался ответить. Он же только что сказал, что не знает никого — какой смысл идти в полицию? Чтобы его посадили, а то и вообще расстреляли? Та скудная информация, которой он обладает, вообще никак не поможет расследованию и восстановлению справедливости.

— Но как я домой попаду? — Растерянно спросил турианец, глянув на Ори. — Отсюда идти весь полдня надо, я же на военных наткнусь, — через пару секунд до него дошло еще кое-что. — А если полиции приказано меня поймать? Они придут домой, а там я… Заберут и посадят!

Вирибиса медленно начала охватывать паника. Положение казалось совершенно безвыходным и на фоне своих же размышлений сдаться полиции попахивало шансом на спасение, но с другой стороны — а если он не интересен полицейским, и, придя домой, они просто посмотрят, кто он, и уйдут? Турианец пустым взглядом уставился на потолок.

— Чем меньше ты вызываешь подозрений в тяжелое время, как сейчас, — вздохнул Авемис, — тем больше шансов, что тебе поверят. Из-за Ори тебя и так тут держат под не настоящим именем. Представь, что подумает какой-нибудь полицейский, когда выяснится, кто ты на самом деле и, что ты ошивался по улицам города, побывав в опустевшем торговом центре.

В этот момент Ори стало стыдно перед отцом за то, что соврала солдатам Иерархии, и перед Вирибисом за то, что небольшой ложью подставила его под возможные подозрения.