Ибн Сина
Глава 12
Эхо подземного гула
Долгий гром падающего воздуха.
Что это вокруг?
Огромный город... Незнакомый... Нет, лишь невероятно изменившийся со времен короля Артура, Мерлина и рыцарей Круглого Стола. Объединенное Королевство Пирадор и Корнуолл. Форма человека.
Девочка-Женщина, ты неуловима.
Ты - Протей. Неуловимая, непостижимая, несущая в себе какие-то самые глубинные тайны, но... словно сама не способная их объяснить.
Вот и появляешься.
Но что с тобой? Это ты...и не ты. Ты похожа, неуловимо похожа на какую-то земную актрису... - или певицу? - конца двадцатого века...
- Как же я любила тебя, Орлов... Что ты сделал со мной? Ты... будто увлек меня за собой на такие высоты, где мне страшно и... слишком холодно или слишком горячо. Словно ты пришел из какой-то страны, где никто никогда не бывал. Будто ты - какой-то странный падший ангел, а не человек. И это единственное, что ты умеешь - уносить с собой в такие полеты? И больше ты не умеешь ничего? Ничего земного, обычного, нормального?
"Love is just a game", - you told me, - "Such a lovely game. Teach me how to play it I don't know"...
Неужели я мог так ошибиться в тебе, так обмануться?
Твой голос выплеснулся в странные слова, но они не из сердца, они не твои - это дальние глубинные слои души женщины, всепланетный архетип, это многовековая надежда, тысячелетнее сомнение, это жажда сверхъестественной силы и запредельной верности в мужчине, это голос крови предков праженщин, голос их памяти тысяч измен и смертей, нет, это жажда быть более чем единственной...
Не можешь понять? Не можешь почувствовать? Не веришь?
Лишь послеполуденной весною так медленно тают пылинки в лучах остановившегося времени в этой комнате...
До скольки веков растягивается секунда между ядовитой болью первого женского взгляда и полетом его тени, прорезающей черной стрелой косые солнечные лучи, сквозь дерево прожженного ею пола, сквозь почву, сквозь камни, сквозь слои материковых плит до того подземного города, о котором знает только она?
И сколько ударов сердца, отдающихся только мне заметным подрагиванием тьмы ее зрачков, вместят века, что сожмутся в секунду от падения тени ее взгляда в подземный гул до прилета пульсирующего эха этого падения, странного эха, что зеркально отражает слова от невидимой грани между мирами, и слово вдруг прозвучит от конца своего к началу неописуемо странным перетеканием звуков со скользко взлетающей интонацией, словно из кристально ледяного озера в снегу одна его капля вдруг напряглась, вобрала в себя изошедшие от нее по воде кольца, вытянулась острием вверх, плавно отделилась от воды, взлетела с немыслимым замедлением, вжалась в сосульку, ее уронившую и вмерзла в нее: аиэлэрол?
Какие же обертоны позапрошлотысячелетней жизни уловит только мой слух, скользнув по изгибам этого звукомерцания - Эол? Аэр? Лира? Элой? И в этом всплеске заледенелой памяти ускользнет единственно точный резонанс отблеска жизни полутысячелетней: Лорелея, Валгалла, Эльвира, Эльсинор?
В такт пульсирующему эху сожмутся и разожмутся отблески подземной тьмы в ее зрачках, и лишь в этот миг вдруг пойму, что же проскользнуло в съезжающиеся створы между секундами - несущиеся ночные тучи над башней древнего зиккурата, на краю ее в лунном свечении жрица богини Иштар возносит руки с золотыми браслетами к ночному небу над Вавилоном...
Лишь в этот миг и пойму - те отблески тьмы в ее глазах втянули в себя мой внутренний свет, поглотили его, словно клейкая черная краска жемчужину, и увлекли на дно подземного города, о котором знает только она...
Это просвечивало теперь в тебе, за тобой, сквозь тебя, если только может просвечивать тьма, и снова само это звучание тьмы пульсировало отзеркаливающей глиссандой от первого ее звука до последнего:
тьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьматьмать
и в этой глиссанде переливались из одного в другое и обратно два обратных же друг другу слова: "мать тьма"...
Это и ожидалось, тайно ожидалось с первой секунды, с первой минуты: когда же она вдруг откроется, эта твоя тень, как это начнется, какою она окажется, что напомнит и с чем будет связана, где скользнут ее следы - в каких краях, в каких столетьях? - и можно ли будет сделать что-нибудь, чтобы она постепенно растаяла и исчезла?
Земная же девочка-женщина молча ждала напротив, "эти глаза напротив", просто ждала напротив и, конечно же, не догадывалась, что же сейчас сквозит через нее... Впрочем это была и не девочка-женщина, столь уже, казалось бы, знакомая за эти несколько бесконечных весенних дней - светлая девочка в ней куда-то исчезла и отлетела, осталась же одна "женщина", твой люциферический двойник, бывший когда-то жрицей в вавилоне и не пошедший после смерти в ад на покаяние, но захвативший твою душу в плен, с тьмой в зрачках, так странно контрастирующей с этими лучами остановившегося времени послеполуденной весны, такой уже словно бы ненужной и... неуместной...
И эта женщина ждала. И ждала она ответа.
И сейчас она услышит ответ:
- Что же я умею делать еще? Больше ничего не умею. Слова ничего не значат. Слова... сказаны вчера. А теперь - до встречи. Жди меня. Или не жди.
"До встречи", - продолжу теперь про себя, - "в том дне, где ты будешь уже расколдована, если только мне это удастся, если удастся... Это и станет ответом, что же умею... или не умею".
Испытание началось.
А сейчас - встать и уйти из твоего мира, из твоего пространства, из твоего времени в за-время, за-пространство, за-мир, и там - найти все твои тени, как и свои, чтобы медленно растворить их потоками Света, ибо ключ к этой алхимической тайне растворения теней давно уже был найден, и вот он:
Тьма... не существует. Это не вещь, не начало, не субстанция. Тьма - это просто отсутствие Света.
И если удастся растворить тень твою, тогда, может быть, откроется самая первая тень, тень женщины вообще - с нее все началось тысячи лет назад... "Змей дал мне, и я ела"...
Тогда станет подвластна и тень всякой женщины, и можно будет расколдовать любую.
Для этого ты мне и послана?
Видимо, для этого.