"Расскажи лучше ты, почему ты не был у меня столько лет?"
"Боялся ничего в тебе не понять и просто обольститься попусту этой тургеневской гармонией - "Средь этой пошлости таинственной скажи, что делать мне с тобой, непостижимой и единственной, как вечер дымно-голубой?"
Ты просто слегка улыбнулась и ничего не ответила на это. А только посмотрела на сирень за твоим окном.
"Ты можешь сказать в одной фразе об этих годах, сколько мы с тобой не виделись?", спросила ты.
Ничего сказать было невозможно...
Надо было начинать с чего-то незапамятного, с Лета Любви калифорнийских хиппи, Лета Любви, улетевшего на Луну вместе с "Аполлоном-11", где только еще поют "Битлз" свою "Мишель", начинать с того, как этот звон "Мишель" висел в воздухе над ночной Москвой-рекой долгим фантастическим летом, когда выходил затемно из гостиницы, стоявшей на набережной этой реки, к воде, чтобы выкурить сигарету с ментолом в долгом ожидании, когда же Изабелла, неуловимая ни для кого воздушная поэтесса Изабелла, пришедшая из страны, где никто никогда не бывал, дочитает мою рукопись в своем саду, запомнившем, как она меня проводила со своей дачи на электричку после нашего первого разговора о "Докторе Живаго" и Аксенове, и ты теперь напротив меня после стольких лет, и ты думаешь - можно передать эти годы одной фразой? Почти Мишель...
Что сказать тебе одной фразой?
"Пусть все это послужит уроком для тех, кто хочет вознестись к власти; ведь если вся наша Вселенная находится в чайнике у некоего Люй Дун-Биня, что же такое тогда страна, где побывал Чжан? Недаром товарищ Ли Чжао из Хуачжоуского крайкома партии говорил: "Знатность, богатство и высокий чин, могущество и власть, способные сокрушить государство, в глазах мудрого мужа немногим отличны от муравьиной кучи".
И снова, как тем бесконечно далеким летом, пел чей-то голос:
"Он настиг меня, догнал, обнял, на руки поднял, а за ним беда в седле ухмылялася..."
Это осталось так далеко... То время, где генеральный конструктор космических машин Андрей Башкирцев запускает на орбиту первый спутник, где холодная война еще не проиграна.
Странная задумчивая музыка далекого лета... Андрей Кончаловский, его первый фильм за океаном... "When I looking in your eyes".
Как сорок тысяч нежных сестер были белее снега свадебные цветы, и чувство времени стало утраченным полностью, день и ночь шли вне всяких хронологий... Возможно, планета сошла с орбиты, или изменила вращение на оси...
"Мне слабость этих рук знакома, и эта шепчущая речь, и стройной талии истома, и матовость покатых плеч..."
Были белее снега свадебные цветы и на моей давней свадьбе с Эльвирой, и на твоей, Марианна... А сейчас... Остались одни воспоминания и у тебя, и у меня.
Может, сейчас, в царстве снегов, бродит одна наша любовь?
Давно, казалось, все забыто - и ты, и тот весенний сад...
И все кажется рядом с тобой ясным и простым - из России уезжать не надо, пока здесь еще звучит с твоей старой пластинки "И не то, чтобы "да", и не то, чтобы "нет", неуловимое, как воздушный эльф...
Старые тополя на улицах остаются теми же самыми, хотя огромная империя уже рассыпается на глазах. И полуденное солнце так же медленно плывет над Вечным Городом, поделенным надвое рекой.
И снова полетит летний ветер свободы под тенью древних тополей, и снова в твоей квартире в вечерней прохладе поплывет "Не покидайте своих возлюбленных", и снова друзья и подруги на новых презентациях и старых премьерах спросят о тебе: "Кто эта загадочная красавица, что пришла с тобою под руку из петербургских туманов Блока?", и наша психоаналитик скажет о тебе с удивлением: "Она умеет никого не осуждать...", и впереди будет еще столько встреч и знакомств, столько музыки и стихов, столько весен и зим, что "Боинг" на Женеву взлетит пока без меня.
И кто стал бы заживо хоронить Россию, когда можно научиться у тебя твоей воздушности, и просто раствориться в синем свеченьи изменчивом, когда искрящийся радугой снег на крышах тает под весенним солнцем, как при князе Владимире и при Карамзине, и так же будет таять в Двадцать первом веке, когда начнется Эпоха Света, предсказанная еще древними израильскими пророками, еще мудрецами Индии и волхвами Персии, эпоха Разделения добра и зла, сменяющая на пороге тысячелетий нынешнюю эпоху Смешения добра и зла...
"Не участвуя в сюжете, я смотрю со стороны", - словно в зрительном зале
на спектакле обо всем этом весной, приближающейся к третьему тысячелетию:
"Как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны...
Как сплетается с другими моя тоненькая нить,
Где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить.
И над собственною ролью плачу я и хохочу.
То, что видел, с тем, что вижу
Я в одно сложить хочу.
То, что видел, с тем, что знаю,
Помоги сложить в одно
Жизнь моя, кинематограф,
Черно-белое кино..."
И сколько бы ни взлетать к все-планетным высотам, уже не забудется эта тоненькая нить падающих талых капель, похожая на прозрачные проблески летящей осенней паутинки в золотистом воздухе...
Далекий, забытый май отлетал в синем небе: "Чистый букет надежды свадебные цветы..."
Это было сюрреалом, Марианна.
Трижды северное солнце обошло подвластный мир.
Были белее снега свадебные цветы... это было как во сне...
"It's a dream", Марианна...
И чем ответить на эту мечту?
"Праджняпарамита-сутрой":
- "О Шарипутра, - сказал Авалокитешвара, - пустота - это форма, форма это и есть пустота"...
Ты снова слегка улыбнулась и ничего не ответила на это. И снова посмотрела на сирень за твоим окном.
Вот и твой дом тоже растаял позади в сгустившейся вечерней тени, почти уже ночной...
Нет, Шеф был прав сегодня днем: не искать никаких псевдо-утешений этой эфирной тонкостью чувств, этой изысканной чуткостью женской души, этой чистотой отношений, этими петербургскими туманами с их неуловимой изменчивостью, где любая иллюзия тут же готова
воплотиться в некий образ Прекрасной Незнакомки, чьи шелка, слегка колышащиеся от ветра Невы, веют древними поверьями...
