И что ей на это сказать?
А ведь только и хотел всю жизнь продвигать всех вперед и ввысь, к вершинам искусства и науки, свободы и независимости... И теперь... "Тебе ли нас продвигать с твоей театральщиной и шампанщиной?!"
Среди них больше места мне нет. Это однозначно. Это крах.
А еще сверх того?!
Не сегодня, так завтра откроется исчезновение главной фамильной драгоценности, и ты, Бабушка, моя благородная воспитательница, скажешь: "Ты был у меня один. Ты был моей главной надеждой. Единственной надеждой. Я ждала от тебя гениальности, благородства, чести и совести, я для этого превратила себя в твою домработницу, и так обмануть все мое доверие, все мои заботы, в тебя вложенные за столько лет... Тайно унести мое кольцо и подарить его женщине, с которой знаком два дня".
Нет, ясно, что и здесь все рухнет навсегда. И непоправимо.
И, разумеется, мой старик со всеми его чинными кабинетами и телефонами. Все это не укроется и от него с его-то проницательностью старого аппаратчика! И это тоже станет концом его доверия ко мне.
Нет, это полный крах всей жизни...
Переехать в другой город?
А где там жить? И на что? И как? Если еще нет гражданских прав быть самостоятельным, если еще нет этих пресловутых восемнадцати лет...
Или что же? В эмиграцию уехать? Где-то там, вдали, за океаном, сестра деда, my lovely american aunty with my several cousins, с которыми мы бы, конечно, нашли без труда общие интересы, да и с моим-то знанием английского... Но с какой вдруг стати они станут делать мне вызов через посольство Юнайтед Стейтс в Москве, через Форин Офис, через госдепартамент США, через ОВИР, где все разведки и контр-разведки начнут нас проверять и перепроверять... К чему же им вся эта непредставимая эпопея по моему вывозу в Нью-Йорк, словно я кто-то вроде Солженицына...
Ступени спускаются к площади. Площадь заполнена спешащими людьми. Все еще утро. Прощай, черный понедельник.
Куда же теперь? Или вернуться, удержать, остановить? А дальше что?.. Нет... Или поехать к Элен? А что это даст...
Вернуться назад во времени, в ту эпоху, где Вы еще не появились? В тот серый заколдованный мир, наполненный лишь прекрасными иллюзиями?
Нет... Это же слепота, это просто смешно - парить в небесах беспомощным на земле альбатросом...
"Нет правды на земле. Но правды нет и выше. Мне это так ясно, как простая гамма", сказал премудрый Сальери. Весь этот мир - лишь иллюзия. Он нам снится. Так не все ли равно, что делать и для чего...
Торговый пассаж. Прилавки на улицах. Чередование толп в очередях и безлюдья. Столпотворение. Сырость. Грязь. Рынок заморских рабов, афинский порт Пирей.
А это что?
МЕНЕ ТЕКЕЛ УПАРСИН
Огромные буквы блистают над крышами огненным зловещим заревом. Люди, как всегда, штурмуют прилавки, и никто этих слов не замечает. Или мне мерещится это? Массовое производство. Массовое потребление. Массовое накопление.
Вот и цена всей вашей культуре и духовности. Придет новый Сталин, Гитлер, Мао - и конец всему. Или атомная война. И тогда снова строить этот муравейник - храмы, музеи, библиотеки, театры? Для чего? Для кого?
Человек есть лишь мыслящий тростник на ветру, понял Паскаль.
Нет, остается только пойти к Наташе и сказать все, что думаю об этой их системе жизни и о ней самой.
Хотя бы разрядить душу! И лишь потом, может быть, хоть что-то откроется, хоть какой-то выход, хоть какая-то мысль, хоть какой-то просвет!
Просто пройти по этой аллее мимо старых тополей.
А люди идут мимо, как всегда, мимо. Вечно мимо. И никто из них не видит и не увидит, что я уже не я. Да и не обязаны они видеть.
И каждый из них мог бы сказать теперь:
"Ты же сам рвался к свободе от всех и ото всего. Вот и неси теперь свой крест. Крест свободы".
Странно, вот уже и ее дверь, словно прямо с аллеи сюда попал...
Ты подбегаешь к двери на мой стук, спрашиваешь: "Кто?"
- Значит, операция... А ты? Ты же все знала...
- Да в чем дело? Объясни мне...
- Это ты мне объясни... Как можно было так складно врать...
- Андрей, я ничего не знаю...
- Как это - жить в одной комнате и ничего не знать? Вот и цена всем твоим рассуждениям о любви к людям - жить в этих абстракциях и даже не видеть, что человек рядом, может быть, погибает...
- А что мне надо было знать? Мы живем с ней всего неделю, и не такой она человек, чтобы всем все рассказывать, да и мне не все интересно... Так что с ней, в конце-то концов?!
- Увезли ее вчера не в хирургию, Наташа, не в хирургию... Да что я тебе говорю. Вот все ваше человеколюбие, весь ваш прославленный гуманизм - скрыть правду, чтобы все было благопристойно...
- Поверь мне, я ничего...
Подойти к столу, сжать в руках бутоны принесенных мною же роз.
- Когда я ей целовал руку, она стояла передо мной после того, как с другим... с другим...
Так вот же яблоко! На что же смотрю сейчас? Поль Бельский! "Змей дал мне, и я ела"! "Отныне проклята Земля за тебя"!
Найти его немедленно! И уж там все ясно станет!
И что теперь меня силой удерживать?
- Подожди! Куда ты собрался, куда так рванулся? Будь мужчиной! Ты сломаешь жизнь ей, ему, себе! А дальше что?! Ты что, исправишь этим Бельского? Пока ты будешь сидеть в лагере, он с другими девочками... Да и она уже не ребенок.
- Но зачем она начала со мной все это? Скажи, зачем?
- Да откуда мне знать... Может, просто женское самолюбие: "Посмотрите, в меня влюбляются все!"
- И всего-то навсего? Такого не может быть. А Поль? Только не говори, что ты с ним знакома со вчерашнего дня!
- Он помешан на идеях силы и свободы, и потому для него супружество - это рабство. Я видела их вместе еще с первого курса. Они давно уже могли бы стать мужем и женой, но вместо этого...
- Он обманул ее? Он обманул ее... Она звонила ему когда-нибудь?
- Не знаю...
Что же ты испугалась? Какие вы наивные, какие же вы все наивные...
Все. Пора. Домой, и - к телефону. Справочная даст номер ин-яза, отдела кадров, где известны все адреса и телефоны всех студентов, а остальное уже дело получаса.
Пусть он мне на все и ответит! Вот и выход! А уж там... Больше терять нечего, уже все потеряно.
- Вернись! - кричишь следом из раскрытой двери.
