— Она, — угрюмо ответила Пэм. Отпираться не имело никакого смысла.

— Ну, значит, я не ошибся. — Леха выбил ребром ладони из пачки сигарету и закурил. — Так, выходит, ты на свободе?

— Выходит.

— Я готов слушать, — придвинулся поближе нармил, окутав голову Пэм дымом дешевых сигарет.

— Слушать? — удивилась Дмитриева. — Зачем? Просто веди меня в отделение или куда там у вас отводят. Сдавай. Тебе орден за это, небось, дадут. Премию выпишут — ремонт, вон, в квартире сделаешь, героем станешь!

— Мне ордена ни к чему, — безо всякой иронии сказал Алексей, а потом, безо всяко паузы задал вопрос, от которого Пэм чуть не свалилась со стула: — Савина ты завалила?

— Что? — вытаращилась на него Пэм. Есть ей окончательно расхотелось.

— Твоя помада найдена недалеко от расстрелянной машины, — объяснил Лёха. — Информация не разглашается, но у меня товарищ один служит в МНБ сержантом — так там такой слушок ходит.

Пэм была готова сквозь землю провалится.

— Я буду говорить только с начальством, в присутствии своего отца, — дерзко бросила она.

— Значит ты, — удовлетворенно подытожил нармил и вдруг возбужденно зашептал: — Слушай сюда, Лена. Если ты еще не поняла, никуда я тебя сдавать не собираюсь. Я их так же ненавижу. Понимаешь? И ни я один. В народной милиции таких много! Да и в МНБ хватает! Я точно знаю — у меня друзья. Ты скажи, кто вы такие? Ну, волки. Что происходит-то вообще?

«Ага, — подумала Пэм. — Так я тебе сейчас все и расскажу. Чтобы ты потом с потрохами меня сдал». Н вслух произнесла:

— Поможешь — расскажу.

— Что делать-то надо? — обнадежился Лёха.

— Дай позвонить.

— Телефон в комнате.

Пэм вскочила и бросилась к телефону. Домашний Грома она знала наизусть. Но, уже набрав номер почти целиком, она почувствовала, как сердце ее подпрыгнуло в груди: звонить Грому было нельзя. Все телефоны прослушивались МНБ, и даже если ей бы и повезло и трубку поднял сам Костя, ее местонахождение было бы установлено в считанные секунды.

— Передумала? — немного удивился Лёха.

— Звонить нельзя, — сказала она, все еще держа трубку в руке. — Надо ехать.

— Куда?

— На Государственное шоссе. И прямо сейчас.

— Шутишь?

— Не-а.

— Но кто же туда ночью пропустит? Ты же не хуже меня знаешь, что там эмэнбэшник на эмэнбэшнике… — парень растерянно смотрел на дочку члена ЦК партии и часто моргал.

— Значит, не до самого дома, а насколько близко получится, — решила Пэм. — Так что? Поможешь?

— Ну… — Лёха лихорадочно соображал. — Я, в принципе имею право, как сотрудник милиции, передвигаться по городу в комендантский час. Машину организовать тоже могу — есть «жигуленок» старый у друга… Попробовать можно, конечно… Хотя, рискованно.

— Другого выхода нет. Если готов помочь — помогай. Нет, сам знаешь что делать — деньги и слава ждут тебя буквально в шаге ходьбы от дома, в родном отделении милиции.

— Да я же сказал, что… — в сердцах чуть не всхлипнул нармил, расстроенный, что девушка не желает ему верить до конца.

— Ну, раз сказал, то звон другу и поехали.

Через десять минут они спустились к подъезду, где уже стоял заведенный автомобиль жалкого вида. За рулем сидел симпатичный праздник, который, взглянув на Пэм, резко изменился в лице и испуганно посмотрел на Лёху.

— Она, она, — ответил он на этот незаданный вопрос и открыл заднюю дверцу: — Давай, ложись. Миха, ты одеяло захватил?

— Захватил, — ответил Миха, все еще заворожено смотрящий на Пэм. — В багажнике.

Пэм, свернувшись калачиком, улеглась на узком сидении. Сверху ее накрыли тем самым одеялом, а поверх него навалили всякой технической ерунды, вроде инструментов и насоса, а также аккуратно положили две довольно тяжелых шины. Со стороны, а тем более в темноте, создавалось вполне правдоподобное впечатление, что все заднее сидение «Жигулей! Просто захламлено — лежащего подо всем этим скарбом человека разглядеть было практически невозможно.

Миха пожелал другу удачи, и машина тронулась в путь. Они выехали из двора и поехали по двухполосной давно не ремонтированной дороге, идущей вдоль кольцевой, свернув затем, чтобы проехав весь район насквозь, миновать первый пункт НАИ — Народной автомобильной инспекции.

Пэм лежала с закрытыми глазами и прокручивала в голове все произошедшие с ней за последние дни события. Еще недавно она жила счастливой жизнью обеспеченной девушки, принадлежащей к самому верхнему слою нацкомовской аристократии. У нее было все. Потом появился Гром и включил ее в эту странную игру с волками, которая поначалу была легка и увлекательна, пока не закончилась расстрелом ни в чем неповинных людей. О погибших, возможно, и от ее пуль, Пэм старалась не думать. Она всячески уверяла себя, что все ее пули прошли мимо. Но до конца в этом быть уверенной она не могла…

Ночь окутывала серую Москву все плотнее. В домах гасли последние огни — назавтра был такой же будничный рабочий день, что был и сегодня, и который остался во «вчера». Люди много работали, а потому ложились рано — опоздание на службу или завод могло закончиться приличным лагерным сроком.

— Не слишком неудобно? — услышала она вопрос Лёхи.

— Терпимо, — с трудом ответила она, чувствуя, как на грудь ей давит что-то тяжелое. — Из района уже выехали?

— Нет еще. Впереди пост. Если получится его проскочить — дальше с ветерком полетим по кольцу какое-то время.

— Хорошо.

Пэм закрыла глаза и увидела лицо Грома — серьезное, сосредоточенное, красивое. На душе у нее потеплело, а в сердце вновь затеплилась утерянная было надежда: Гром должен помочь. Как? На этот вопрос ответа у Пэм не было…

— Готовность номер один! — В салоне вновь зазвучал голос Лёхи. — Подъезжаем к посту. Если остановят — лежи тихо, я все сделаю сам. Поняла?

— Поняла, — отозвалась Пэм и замерла, мысленно умертвив все мышцы своего тела.

* * *

Встретившись у фонтана и так и не дождавшись Мика, группа Павла сумела выбраться из города. Сделать это сложно, так как даже невооруженным глазом буквально за час стало видно, что присутствие нармилов на улицах заметно увеличилось — в Москве был объявлен план «Перехват».

Тем не менее, окольными путями, купив кепки и дешевые рубашки, троица добралась до северной границы города и перешла в область. Здесь можно было вздохнуть полегче, хотя окончательно расслаблять тоже было нельзя. Целью Павла и его группы стал город Ноябрьск — бывший Загорск, а затем Сергиев Посад. В Ноябрьске у Павла жила женщина, с которой он когда-то был близок, а разойдясь, сохранил теплые отношения. Она, конечно, понятия не имела, кем на самом деле был ее любовник.

Предварительно позвонив своей Любе и предупредив, что он скоро будет, и не один, Павел сообщил друзьям, что временно они смогут пересидеть в Ноябрьске, а там видно будет. Все согласились с этим планом.

— А она не сдаст? МНБ наверняка успело нас пощелкать, пока мы сидели с этим сученышем в кафе, — забеспокоился Сергей.

— Не сдаст, — уверенно ответил Павел. — Она их сама ненавидит. К тому же, насколько я помню, с законом у нее не все в порядке было: спекуляцией занималась, приторговывала огурцами-помидорами со своего огорода на «черном рынке», чтобы хоть как-то концы с концами свести и сына на ноги поставить.

— Так там еще и сын? — Игорь был явно недоволен этой новостью.

— Не волнуйся. Он учится в Ленинграде. Так что живет она одна, да к тому же в частном секторе.

Больше вопросов ни у кого не было. Надо было думать, как добираться до бывшего Посада. Здесь предложения звучали самые разные, но остановились на одном, выдвинутом все тем же Павлом.

На небольшую деревеньку недалеко от Мытищ они вышли случайно. Казалось бы, город так разросся за последние годы, что всякие мелкие образования давно должны были уйти в прошлое. Но факт оставался фактом — перед ними была самая настоящая деревня домов в пятнадцать, отгороженная с трех сторон перелесками, а четвертой примыкающая к каким-то колхозным постройкам — складам, стоянке с тракторами и так далее.