–Я уже послушала. Спасибо. Думаю, на ближайшую пятилетку хватит, – отшутилась я.

Олег улыбнулся и вновь чмокнул меня в макушку.

–Янка… – позвал тихо.

–Что, Олежечка?

–Да ничего, просто сто лет твоё имя не произносил, – признается он невесело и задумчиво повторяет, словно смакует. – Янка, Яна, Яночка…

У меня же опять ком в горле встает и глаза начинает жечь.

Знаю, мы похожи на двух придурков, несём какую-то чепуху, но, что поделать, если мы такие и есть – два придурка, настолько истосковавшиеся друг по другу, что даже возможность с любовью обратиться по имени вызывает у нас сумасшедший восторг. Казалось бы, такая мелочь, но после всего, что мы пережили, каждое «Янка» и «Олежечка», каждый ласковый взгляд и легкое прикосновение бесценно.

И мы наслаждались этим подарком. Сплетали наши пальцы в замок, сравнивали их, прижавшись ладонями, соединяя линии жизни, любви и судьбы. Улыбались друг другу и каждую минуту целовались, точнее… лизались – иначе и не назовешь то, как мы изучали друг друга языками, с томительной нежностью сплетаясь ими и расходясь, словно в танце, постанывая от необходимости сдерживаться.

–Ты сладкий, – шепчу, заглядывая в его пьяные от желания глаза.

–А ты солёная, – отзывается он, обводя большим пальцем мои зацелованные губы.

– Тропикана-женщина. Горяча и бешена. А внутри солёная, словно кровь. Текила-любовь… – напела я, улыбнувшись.

–Точно, это про нас, – согласился он, невесело усмехнувшись, видимо, вспомнив полный текст. Я же от досады чуть не взывала. Ну, не дура ли?! Нашла что напевать.

–Было про нас, – шепотом возразила, тяжело сглотнув.

Гладышев хмыкнул, у меня же внутри засвербело.

–Я…

–Молчи, – не позволил он пролиться потоку моего раскаяния, жестко припечатав. – Никогда об этом не говори! Мне не нужны ни твои извинения, ни уж тем более, оправдания. Логику твоих поступков я никогда не пойму, и легче мне не станет, поэтому это всё ни к чему. Я простил тебя, но раскладывать по полочкам – почему и зачем ты трахалась за моей спиной, не хочу.

Каждое его слово било наотмашь. Безусловно всё правда, и он прав, просто я отвыкла от этой его прямолинейной даже бесцеремонной манеры рубить правду –матку, и сейчас была обескуражена.

Отстранившись, я дрожащими руками потянулась за бутылкой воды, чтобы хоть как-то прийти в себя.

Мне было стыдно даже вспоминать о том, что я совершила, не говоря уже о том, чтобы обсуждать с Гладышевым «зачем и почему трахалась». Господи…

–Ян, – поднялся он с кровати и подойдя к окну, продолжил, вглядываясь в огни ночного города. – Я хочу, чтобы ты всё как следует обдумала. Сейчас в нас с тобой говорят эмоции, и кажется, что всё будет по-другому, но…

–Я за шесть лет, Олег, обдумала всё и ни один раз, – тяжело вздохнув, сказала я, понимая, что не получится у нас отложить расстановку точек над «i» на потом.

– Это тебе сейчас так кажется, а потом эйфория пройдет, начнутся будни, и ты поймешь, что любить меня проще на расстоянии, – не скрывая иронии, парирует он. – Я ведь всё такой же, Ян. Помешанный на работе, занудный тип, а может, даже стал невыносимей, всё – таки не молодею. Конечно, я буду стараться, как –то свой желчный характер усмирять, но ты же сама понимаешь, шила в мешке не утаишь.

–Понимаю, Олеж, – мягко отзываюсь, не в силах сдержать улыбку. Какой он у меня всё-таки глупенький. Неужели всерьёз думает, что я за столько лет ничего не поняла?

–И ты готова с этим мирится? – повернувшись, приподнял он бровь.

Раньше я бы наверняка спросила – а почему это только я должна мирится? Теперь же я действительно понимаю – понимаю, что за мужчину выбрала, а потому смысла в этом вопросе не вижу никакого. Тут всё просто: либо мирится, либо даже не начинать отношения. И дело вовсе ни в какой-то там покорности. С Гладышевым не покорность нужна, с ним нужна хитрость. Раньше я мыслила примитивно и всё воспринимала в штыки, сейчас понимаю, что он такой же мужчина, как и все, а они устроены довольно просто: главное – не воевать с ними и не пытаться перевоспитывать. Это не значит, что нужно танцевать на задних лапах. Вовсе нет. Если бы смыл заключался в этом, то Гладышев бы давно женился на своей Алиске, но он почему-то здесь – обсуждает будущее с женщиной, которая трахалась за его спиной.

Я много рассуждала о нашей совместной жизни, анализировала свои ошибки, перечитала гору книг по психологии, и пришла к выводу, что каких-то единых правил нет, кроме одного: постоянство температуры – залог здоровья не только любого живого организма, но и отношений между мужчиной и женщиной. Конечно, иногда надо повышать её, чтобы ликвидировать небольшую «простуду», но не переборщить, чтобы эта температура не начала сжигать и сам «организм». Проще говоря, Гладышев прав – в семейной жизни нет места скачкам, микроклимат должен быть всегда стабильным. «Термостат» же находится в руках женщины, главное – научится им пользоваться с умом. Мне кажется, за эти годы я поумнела в достаточной мере, чтобы восстановить «здоровье» нашей семьи, поэтому без колебаний, уверенно отвечаю:

–Готова, Гладышев.

–Надеюсь, ты понимаешь, что речь идёт о переменах в жизни нашего сына, – продолжил он.

–Я понимаю, а ты? – задала я встречный вопрос, потому что знала, скандалов мы при всем желании не избежим, но скандал скандалу рознь, и мне бы не хотелось, чтобы сын стал свидетелем того, как его отец будет всячески оскорблять мать, а то и давать волю рукам. Я, конечно, не собираюсь доводить Гладышева до бешенства, но считаю не лишним напомнить, что ему тоже не помешает следить за своим языком и действиями.

–Я, как и ты всё понимаю, Ян, вопрос в том – сможем ли? – устало вздохнув, резюмировал он и помедлив, сделал признание, от которого у меня внутри все стянуло огненным жгутом. – Я люблю тебя, люблю очень сильно, иначе не сходил бы столько лет с ума. Ты единственная женщина в моей жизни, к которой я испытывал такие чувства. Но…

–Обожаю эту часть, – не удержалась я от шпильки.

–В каком смысле? – нахмурился Олег.

–Ну… – протянула я, понимая, что сейчас не совсем уместно приводить очередную цитату, но раз уж начала, то надо закончить. –Как говорится, всё, что до «но» можно смело отбрасывать.

–Возможно, – усмехнулся Гладышев и в очередной раз резанул по больному. – Суть в том, что я больше не могу тебе доверять. И я не знаю, как мы будем строить отношения при таком раскладе.

–Понимаю, – тихо отозвалась я, опустив голову, чтобы не выдать предательских слёз, подступивших к глазам. Не получалось у меня спокойно принимать последствия собственных ошибок.

–Я просто хочу, малыш, чтобы ты не давала мне поводов для сомнений. Подумай, действительно ли тебе нужно это. Я улетаю завтра в Москву, неделю меня не будет, взвесь всё. Хочешь ли ты изменить свою устоявшуюся жизнь?

–Всё, чего я хочу, Гладышев, это ты. И другого ответа у меня не было и не будет, – отрезала я.

–Тогда завтра же реши вопрос со своим бараном, а то он уже разводиться собрался, и верни ему всё, что он подарил, – потребовал Гладышев, отправляя меня просто в нокаут.

«Самые страшные преступления, самые жестокие убийства совершаются под эгидой любви.»

(с) Яна

Сказать, что я в шоке – не сказать ничего. Я, конечно, была готова к тому, что Олег, как всегда, поставит кучу условий и может быть, даже потребует заключить договор, но чтобы всё это доходило до такого абсурда… Нет, этого я не ожидала. И теперь не знала, то ли смеяться мне, то ли возмущаться.

Ну, в самом деле, какого чёрта? Может, и мне потребовать, чтобы он забрал у своей Алиске всё, что надарил за эти годы? А что? У меня ведь в своё время забрал, точнее, вышвырнул беременную на мороз в одной сорочке и нормально.

Конечно, он тогда не знал, что я в положении и да, у него были причины для гнева, но он ведь нас с Сашкой чуть не угробил! Я никогда не забуду те два месяца ада в тюрьме, когда загибалась, выблевывая свои легкие в этом вонючем медпункте, а после сходила с ума от ужаса, боясь, что наш сын родиться инвалидом или вообще не родиться.