– Господин, Панин, я здесь именно для того, чтобы убедить вас в обратном. Сходства есть, – Ева достала заранее подготовленный беглый отчёт и протянула его Астахову. – Алексей Юрьевич, передайте, пожалуйста, это Виктору Вениаминовичу. А это вам, – Тайнова раздала копии документа сидящим за столом мужчинам. – Я выделила два сходства среди жертв, но начну не с первого, а со второго. Итак, второе, что бросается в глаза, – это постановочная театральность, которую преследовал убийца, оставляя тела жертв на местах их обнаружения. «Моя» жертва, назовем её «Неизвестная», была обнаружена в посадках кустарника недалеко от католического храма, с одной стороны, это место плохо просматриваемое, но с другой – достаточно посещаемое прихожанами церкви. Это даёт мне право сделать вывод, что убийца хочет, чтобы тело обнаружили, но не хочет, чтобы это произошло сразу, по понятным нам причинам. То же наблюдается и в случае других жертв. Оба места – это пустыри, хотя там часто гуляют люди со своими домашними питомцами либо проходят, срезая путь домой. Теперь обратим внимание на характер расположения самих тел: «Неизвестная» лежала на животе, её голова располагалась на аккуратно сложенных вещах самой девушки. Убийца не просто выкидывает тело, наоборот, он проводит ряд манипуляций, чтобы расположить тело девушки как можно удобнее и красивее с точки зрения его больной психики. Господин Громов, я так понимаю, что в вашем случае было нечто похожее?

– Да, – Илья Сергеевич откашлялся. – Жертва была полностью нагой, расчленена и напоминала разобранную куклу. Каждая конечность, а также голова располагались на расстоянии пяти сантиметров от туловища, само туловище расчленено пополам, каждая часть которого также находилась на расстоянии пяти сантиметров друг от друга.

Ева уже открыла рот, чтобы задать этот же вопрос Астахову, но тот её опередил:

– В моём случае трудно сказать, что мы обнаружили именно тело. Его-то как раз мы сейчас ищем, но если отталкиваться от такой точки зрения, то по предварительным показаниям свидетельницы банка с, кхм, рагу стояла на камне, что и привлекло её внимание.

– Это всё интересно и, повторюсь, нетипично, – вмешался Панин, – но определённо, для того чтобы связать дела, нужно что-то большее. Вы согласны, Виктор Вениаминович?

Астов выглядел весьма обеспокоенным, раз за разом перелистывая страницы отчёта. Он никак не отреагировал на заданный ему вопрос, а лишь глухо произнёс:

– Продолжайте.

– Максим Олегович, – обратилась Тайнова к Панину, – вот вы, уважаемый следователь города, да что там города, страны! Скажите, пожалуйста, после тяжёлых будней раскрытия преступлений в свободные вечера или выходные дни вы, случайно, не занимаетесь изучением биографий известных маньяков прошлого?

– Нет, всё это я успеваю делать на работе, – широко улыбаясь, ответил Панин. – Обычно я стараюсь проводить больше времени с семьёй. А к чему вы клоните?

– И кого вы изучали? Можете назвать их фамилии?

– Чикатило, Сливко, Головкин.

– А из иностранных?

– Я не понимаю, к чему этот диалог? – заметно нервничая, но всё же достаточно спокойно парировал Панин.

– Вы хотите больше доказательств, я вас к этому подвожу. Первая жертва – «Неизвестная» – её ранения… – не успела договорить Тайнова, как её прервал Громов:

– Всё же не первая, если мы рассматриваем эти убийства в рамках одного дела, а вторая. «Моя» жертва, судя по данным экспертизы и степени разложения тела, была убита раньше, просто обнаружили её позже.

Тайнова с изумлением посмотрела на Громова.

– Вы мне не говорили об этом раньше.

– И не должен был. Это конфиденциальная информация, рассказывать обо всех тонкостях расследования я не имею права, или, наоборот, имею право не рассказывать даже вам! – на два последних слова Громов сделал недвусмысленное ударение, как бы намекая на «особое» положение Евы. – Пока дела не объединены, я вообще мог ничего не рассказывать. Тем более всегда есть вероятность того, что вы, госпожа Тайнова, слетите с катушек и будете совать свой нос туда, куда не стоит. Как бывало раньше, – Громов попытался представить свою последнюю реплику в виде шутки, но ему это плохо удалось.

– Хорошо, – Тайнова уже представила, как заталкивает чашку из-под кофе ему в гортань, но внешне старалась оставаться хладнокровной. – Первая жертва, почерк – «Чёрный георгин» – убийство девушки в окрестностях Лос-Анджелеса в 1947 году, – Ева кинула на стол несколько распечатанных фотографий. – Что-то напоминает, правда? Вторая жертва, почерк – «Хирург» – серия убийств девушек в 1987 году также в Америке. Также что-то напоминает. Следом дело некого Фиша, серийного маньяка-каннибала, который расчленил, приготовил рагу и съел нескольких подростков. Три дела, три жертвы, убитые тем же способом, что жертвы прошлого. Вы всё ещё считаете, что это банальные совпадения? По вашей логике, уважаемые коллеги, у нас три разных убийцы, только один любит расчленять, второй – резать и насиловать мёртвые тела, а третий – готовить рагу из отрезанных рук, и всё это в одно время. Да у нас не культурная столица, а столица садистов!

Тайнова хотела продолжить свою тираду, как совершенно случайно в этот самый момент наткнулась на пронизывающий взгляд из-под сверкающих линз очков главного помощника. Она поняла, что незаметно для себя почти перешла на крик, а сейчас никак нельзя допускать, чтобы хоть кто-то, а особенно Астов, усомнился в эмоционально-психическом здоровье Евы и, как следствие, в её способности взять это дело.

– Ева Александровна, – спокойным ровным тоном, чеканя каждое слово, произнёс Юдин, – с вами всё в порядке? Вы кажетесь больной. Такое ощущение, что…

– Со мной всё хорошо.

– Вы слишком эмоциональны сегодня. Я бы даже сказал, излишне эмоциональны.

– Приношу свои извинения. У вас будут вопросы?

– Действительно, Ева Александровна достаточно ясно выразила своё мнение по данному вопросу. Я думаю, нам стоит обсудить, как действовать в сложившейся ситуации. Итак, ваши мнения, коллеги.

Первым заговорил, естественно, Громов:

– Моё мнение, уж извините меня за прямолинейность, но это бред. Вот как всё это вижу я. Случай с рукой в банке – это банальная бытовуха: два запойника не поделили последнюю бутылку водки, и один из них зарезал другого, а когда осознал, что натворил, то расчленил труп и запихал части тела во всё, что было под рукой, в том числе в банку с закуской, а именно с рагу, и растащил всё по разным частям города. Случай с «Неизвестной» – банальное изнасилование, а все последующие манипуляции – это попытка запутать расследование. Ну а моя клиентка явно имеет какой-то религиозно-сатанинский подтекст. Я склоняюсь к причастности к этому делу группы лиц, возможно, у нас появилась новая секта. А то, что вы говорите, уж простите, явно притянуто за уши. Соглашусь-ка я с Юдиным. Вы, Ева Александровна, маниакально настроены и явно не здоровы. Виктор Вениаминович, я категорично против. Если мы примем решение действовать в одном ключе и будем искать одного человека, то можем окончательно запутаться, а трое преступников будут безнаказанно разгуливать по улицам города.

– Я вас услышал, Громов. А вы что скажете, Анатолий Анатольевич? – линзы Юдина зловеще сверкнули.

– Я поддержу Илью Сергеевича. Всё слишком, как это получше сказать, вычурно. Получается, что мы имеем дело с человеком, подробно изучающим автобиографии зарубежных маньяков или нераскрытые убийства и потом совершающим эти убийства по той же самой схеме. Каков его посыл? Что он от этого получает? Уж точно не сексуальное удовлетворение, как я понял, только одна девушка была изнасилована, а третья жертва – вообще мужчина. Тогда зачем он изнасиловал эту девушку? Я считаю, что на данный момент нужно сосредоточиться и искать трёх разных лиц. Но, как бы прагматично и ужасно это ни звучало, необходимо ждать четвёртую жертву, возможно, тогда всё станет ясно. Таков мой ответ.

Всё это время Тайнова с ироничной улыбкой смотрела на говорящих коллег, и чувство всепоглощающего отвращения к этим людям всё больше овладевало её существом.