– Что ты сделала?

– Сейчас все увидишь. Просто иди на место.

Не успела я даже поразмыслить над скоротечностью и изяществом ее действий, как, неожиданно для себя, осталась одна в «курилке». Женщина прошмыгнула в вагон и сразу запрыгнула на свою обновленную – широкую боковушку. Я присела на корточки. Встала. Голова идет кругом. Толкнула дверь. Зашла внутрь потного благовония. Медленно прошла мимо, играющей в нарды, подвыпившей парочки собутыльников. Один из них имел козью бородку и взгляд растерянного козла.

– Твою мать! – выразился тот, что сидел напротив него, очевидно, проиграв партию.

Я шла дальше. Теперь шла быстрее, притормозив лишь у боковушки, на которой лежала одетая Фрекен Бок. Загадочно посмотрев на меня, она широко улыбнулась. Я ответила ей взаимностью и тут же, не оборачиваясь, добралась до своего места. Жирный зомби, уделанный в жирной курице, все так же неотрывно сверлил экран телевизора.

– Курить ходила? – с отвращением спросил он, не меняя траектории взгляда.

Я ощутила неловкость.

– Ну, да. А что?

– Дерьмо. Весь мир бросает курить, а у нас этим, почему-то, гордятся.

– Не вижу в этом ничего страшного.

– А как же рак легких?

– Рак может наступить от чего угодно. Так что ж, теперь из дома не выходить? Продукты в магазине не покупать?

– Ой, все, – отмахнулся он. – Отстань, курица.

От его наглости у меня глаза на лоб вылезли.

– Как вы сказали? Курица?! Вы ничего не перепутали?

– Нет.

Я наклонилась вперед и со всего размаху врезала ему по щеке ладонью. Кусок куриного крылышка, из его рта, немедленно выпрыгнул на пол.

– Хам! – заключила я и подвинулась ближе к окошку, чтобы меньше видеть его.

От изумления, жирдяй даже оторвался от монитора и взглянул на меня еще более удивленно. Однако решил промолчать. Подобрал курицу, положил в пакет (вероятно, мусорный) и продолжил смотреть «прямую линию с президентом». Я бросила взор в окно. Мы стояли на месте. На станции красовалось какое-то необычное здание ж/д вокзала с пологой короткой крышей. «Точно», – звякнула в моей голове идея, что можно выйти на связь, и я, без промедления, вытащила смартфон, набрав маме.

– Абонент временно недоступен. Please call back later.

– Черт, – прошептала я и услышала странный шум со стороны выхода из вагона.

Он нарастал. Затем резкий хлопок. Словно кто-то ударил ногой по двери.

– Всем оставаться на своих местах! Работает. Рос Гвардия!

Услышав это, я замерла и прижалась к окошку вплотную. Через несколько секунд, мужчины в черных костюмах, как у «ОМОНа», остановились у моего спального места.

– Здесь? – поинтересовался один у другого, ткнув в меня дулом своего автомата.

– Кажется, да. Руки вверх! Оба!

Мы с жирдяем, не медля, повиновались. Стало страшно. Страшно, что все так серьезно и, похоже, происходит на самом деле.

– Что случилось? – решила полюбопытствовать я.

– Рот закрой! – тут же прервали меня автоматчики. – Встали оба! Держать руки возле затылка! Возле затылка, я сказал!

Рявкнув еще несколько раз, они взяли меня и жирдяя за шкварник и начали выводить из вагона. Я шла первой. Дуло въедалось между лопаток. Глаза были на мокром месте. «Ведь мы ничего не делали! Что здесь творится?!» – кричала моя душа, недоумевая.

– Быстрей иди! – раз за разом подвергалась я замечаниям и болям от автоматного полимера.

Сделав еще один шаг, я услышала громкий выстрел у себя за спиною. Затем крики. Пронзительные. Девичьи и мужские. Дуло отстало от лопаток, позволив мне обернуться. Я тут же остепенила. Жирдяй лежал на полу. Весь в крови. Прямо под боковушкой с той самой женщиной в песочном пальто. Она по-прежнему мне улыбалась. Зловеще. Нет, это точно она. Но зачем?

В моих глазах, еще пару минут назад, эта дива была безобидным созданием, вмешавшаяся в безобидный спор с безобидной мной. Теперь же я видела в ней Сатану, который подставил меня и этого невинного мужика. Хотя, через мгновение, я уже ничего не видела…

Одиннадцатью годами ранее.

Открыв глаза, я вдруг понимаю, что вокруг меня, как бы сказал Шекспир – несусветная суматоха. Мгновенные перемещения из стороны в сторону, диалоги в повышенном тоне. Не то чтобы передо мной предстала толпа желающих поздравить футбольную сборную России с победой на чемпионате мира, то бишь на мундиале, но народу хватало с лихвой. И, судя по выражениям их скорчившихся от неприязни лиц, они явно мне не завидовали. Я лежала и смотрела на них снизу-вверх. Мир будто встал на беззвучный режим. В каждой, взглянувшей на меня, гримасе читалось затхлое отвращение. В затылочной области неожиданно образовался пульсирующий болевой участок. Я зажмурилась. Расслабилась. Эффекта ноль. Все шевелят губами, снуют туда-сюда, что-то двигают, но мне по-прежнему ничего не слышно. Я предприняла отчаянную попытку оторвать позвоночник и покинуть порядком поднадоевшее, за то короткое время, что я в сознании, горизонтальное положение, опираясь на оба локтя. Но силы оставляют меня одну, и я снова падаю на скамью, ударяясь спиной. Черт! Мои глаза заметались в панике. «Скорая помощь!» – воскликнул внутренний голос. Я вдруг осознала, что лежу в маршрутном такси среди молодых медсестер и грубых медбратьев, поснимавших свои колпаки и оставшись в грязных халатах. «Значит, сейчас, подо мной кушетка» – подумала я и снова зажмурилась.

Не скажу, что это меня обрадовало, но внезапно я поняла, что обрела возможность свободно двигать руками. Сжимаю пальцы в кулак. Получилось. Я испытываю микроскопическое удовлетворение и продолжаю искать медленно, но верно, внешние источники предмета всеобщей суеты. Башка едет кругом.

Затылок. Точно. Аккуратно подложив под голову ладонь правой руки, я ощутила, судя по консистенции, что-то необычайно густое и липкое, наподобие геля. Словно мою голову пытались отчаянно откачать, однако вместо дефибриллятора смазывали мне волосы. Да уж. Отступив от этой мысли и дабы побороть свой вожделенный интерес, я отпустила затылок и, расположив запястье на уровне глаз, услышала плавно образующийся крещендо¹. Веки потяжелели. Шум вокруг начинал превращаться в хаос. Кто-то кричал, что-то падало, а я, чувствуя подбирающуюся к устам тошноту, все еще не сводила очей со своей окровавленной ладони, в которую с пальцев, будто с Ниагарского водопада, стекали багровые реки. Я ощутила проступающие на лбу капельки пота. С каждой секундой мне становилось все хуже и хуже. Мой мозг не отыскал ничего лучше, кроме как снова закрыть глаза. Звук пропал. Пропало все…

Бытует мнение, что чем дольше ты не поднимаешь веки, тем ярче кажется свет, попадающий на сетчатку. Насчет научного подтверждения я, конечно, не знаю, но тем самым утром после окружения в шумной маршрутке, я вдруг почувствовала, что это мое дебютное появление на белый свет прямиком из утробы матери. Свечение было настолько ярким и непроглядным, белоснежным и бесконечно обволакивающим, что, сильно прищурившись, я представила себя как минимум уроженкой Улан-Удэ или даже аборигеном из региона Якутии. Боязнь остаться с подобным разрезом глаз росла в геометрической прогрессии, потому как свет, с течением времени, уходить, вовсе не торопился.

И все же моему, облитому кровью, сердцу суждено было биться дальше. Я прозревала. О, это блаженное чувство! Я снова вижу! Всюду молочный этюд: белые стены, белые потолки и даже незамысловатые объекты архитектуры в виде плотно заправленных односпальных кроватей и соседствующих с ними тумбочек также отдавали режущим глаз снежным оттенком. Поразительно скудный дизайн интерьера. Однако в каждом углу висела видеокамера.

На этот раз полный стадион вокруг меня не собрался и те единственные, кто находился в этой палате помимо меня, пребывали под чутким наблюдением Морфея. Сладко посапывали и шепотом разговаривали во сне. Попробовав дать волю своим рукам, я вновь сумела оторваться от жесткой кровати и встать на локти. «ОГО!» – взревела я про себя. В этот раз у меня однозначно больше сил, чем днем ранее. Я прикладываю еще немного усилий, и мне удается, по самым скромным меркам, невероятное – принять сидячее положение. Как оказалось, прилив сил был весьма обманчив. Повторно оглядев помещение и убедившись в том, что я вижу палату, мой воодушевленный организм попытался столкнуть себя на две ходовых конечности. Напрасно. Успехом такое решение не увенчалось. Я тут же почувствовала, как в голове заработала центрифуга и поняла, что если мне и удастся встать, то дальнейший путь более легким мне не представится.