Да, надо признать: я ходил практически постоянно обдолбанный, но зато счастливый и довольный жизнью. А много ли среди нас тех, кто может этим похвастаться?.. Вот именно.

Правда, было одно “но”.

Я стал хуже спать - в том смысле, что иногда мне не удавалось заснуть. Час за часом я лежал с открытыми глазами, таращась в потолок, и ничего не помогало: ни теплая вода, ни дрочка, ни артхаусное кино. Иногда, после секса, я проваливался в какое-то небытие, в зыбкую дремоту, но потом снова просыпался посреди ночи и опять лежал, пялясь в потолок или на подушку рядом. Лежал, лежал, пока не звонил будильник на телефоне и не приходило время вставать и идти: в школу, к родителям, на встречу с агентом.

И все бы ничего, но к середине дня меня вырубало, и я засыпал практические там, где стоял: на диване в гостиной, за столом в кухне, в школьной подсобке, среди швабр и бутылок с чистящими средствами, в вагоне метро, съезжая лицом по холодному стеклу.

Иногда я опаздывал на репетиции, а однажды даже проспал прогон, организованный для какой-то продюсерской группы. Впрочем, тогда я ловко выкрутился: сказал, что, мол, простите-извините, много проектов, разрываюсь, и, кроме того, о том, как неисправно ходят электрички в метро, можно уже слагать легенды, но вот я здесь и готов работать за троих. Режиссер скрипнул зубами, но ничего не сказал.

А один раз меня отрубило прямо в гримерке. Самое смешное, что в тот день ешек я вообще не принимал, решил только передернуть по-быстрому за ширмой, а потом сел на стул перед зеркалом и нечаянно уснул. Ну расслабился чуть-чуть, что теперь делать!.. Со всяким может случиться.

И еще одна досадная мелочь: иногда я забывал текст. То есть у меня в голове он звучал правильно, складывался из правильных фраз, но по какой-то неизвестной причине я то не мог их выговорить одной слитной репликой, то выговаривал, но тогда они выходили отчего-то совершенно иначе, вроде и похожими на сценарные, но все же неуловимо отличными. То ли я бездумно переставлял слова, то ли выделял голосом не те отрывки - не знаю… То ли просто забывал, и тогда приходилось начинать сцену заново.

Но, за исключением этого, все было отлично, жаловаться не на что.

Учителя хвалили меня за работоспособность, родители - за энергию и усердие: я как-то поймал волну и перекрасил им весь задний фасад дома, до которого у отца вечно не доходили руки, а потом еще и лужайку подстриг - такой молодец. У меня находилось время для друзей, я был всегда в хорошем настроении, открыт для общения и совместных походов куда и когда угодно.

Я даже один раз сходил на ужин с Руменом и его девицей - уж не знаю, какого черта он потащил меня с собой, но и тут я был душа компании: так шутил и так улыбался, что, держу пари, если бы не Румен, она отсосала бы мне прямо там, под столом. Не сказать, что это было бы событие года, но минет есть минет, я не привередливый.

Словом, все было замечательно. Все, кроме одного.

Меня все-таки сняли с роли.

Комментарий к 20.

* “Тай Чикен” - замороженный обед “курица по-тайски”

** “Я не порекомендую секс, наркотики и безумие каждому, но в моем случае они всегда работали отлично”, Хантер С. Томпсон

========== 21. ==========

Я здесь.

- Хенрик, вот твой кофе. Сахар надо?

- Нет, спасибо. Спасибо.

Это Мари, одна из ассистентов режиссера. У Мари длинные волосы цвета поблескивающей на солнце меди и зеленые глаза. Мы с ней иногда пьем кофе в перерывах, если она не занята. Может, я ей немного нравлюсь, а может, ей просто меня жаль: съемки проходят в очень интенсивном режиме, до позднего вечера, так что времени на общение вне сета совсем не остается. И когда все остальные расходятся по домам, я иду в гостиницу.

Это хорошая гостиница, и у меня отличный номер, есть ночной портье и все, что только можно пожелать - в пределах сметы, разумеется. Наверное, это самая хорошая гостиница, в которой я когда-либо останавливался.

Но все же это всего лишь гостиница. Временная крыша над головой, не более. Не дом. Впрочем, дом… Мой дом тоже оказался временным. В другой жизни я сделал бы все, чтобы там остаться, но это в другой жизни. В этой все так, как есть: хорошая работа, хорошая гостиница, хорошая кофеварка в номере.

Когда мне не спится, я нажимаю на кнопку у изголовья, и тяжелые оконные портьеры с негромким жужжанием расходятся. Центр Копенгагена совсем рядом, и комната тут же наполняется отблесками неоновых огней. Иногда я слышу далекую сирену скорой помощи или пожарных, а иногда музыку из бара неподалеку - похоже, у кого-то сегодня вечеринка.

В такие ночи я представляю, что кто-то невидимый тоже нажимает на потайную кнопку, и тогда стены номера раздвигаются, ширятся все больше и больше, ползут в стороны, вытягивая за собой мебель и светильники, изгибаются волной и наконец словно трескаются: распадаются на квадратики размером с ладонь. Раз - и с характерным щелкающим звуком квадратики переворачиваются обратной стороной: там они оклеены простенькими бумажными обоями в мелкий рисунок, кое-где вздутыми неровными пузырями, кое-где отходящими от поверхности. Два - и мебель меняется тоже: современная, комфортабельная, каталожно-дизайнерская, она стареет на глазах; ящики комодов рассыхаются и видимо скособочиваются, едва удерживая в невесть откуда взявшихся замочных скважинах тяжелые ключи с ушками, большое зеркало на дверце шкафа в углу мутнеет, застывает, подергивается паутиной мелких царапин.

Три - и я в прошлом, в дешевеньком номере одного из многочисленных отелей Ист-Энда. Я даже помню, сколько он стоил в фунтах и кронах: чек по-прежнему лежит у меня в футляре для кредиток.

По большому счету, это все, что осталось у меня от прошлой жизни - этот чек и ключи. Ключи, которые я так и не вернул. Днем я ношу их в кармане, а когда возвращаюсь в номер, кладу на прикроватный столик - будто я только что открыл ими дверь, вернувшись домой. Это глупая игра, я знаю. Но все равно.

Их три: от подъезда, от почтового ящика и от квартиры. Они лежат на прикроватном столике в связке, и я смотрю на них, когда засыпаю. Когда-нибудь настанет время, и я буду засыпать, смотря на другие ключи или другие вещи, или вообще никуда не смотря, но пока… Пока у меня есть эти ключи. У меня есть они, а в Осло есть квартира, которую можно ими открыть. Ну или, по крайней мере, можно было раньше - не знаю, как сейчас.

Зачем я по-прежнему ношу их с собой?.. Не знаю. Просто ношу. Наверное, все-таки прав был отец, когда говорил, что особенным умом я никогда не отличался.

Съемки идут хорошо, режиссер мной, кажется, доволен. По крайней мере, я стараюсь, как могу.

- Молоко принести? - Мари сделала жест по направлению столика с закусками.

- Нет, спасибо, - я улыбнулся ей и обхватил пальцами картонный стаканчик, пытаясь согреться: сегодня мы весь день снимали на улице, а в ноябре воздух уже совсем холодный. - Лучше посиди со мной.

Она подобрала полы пальто и села рядом.

- Устал? Думаю, уже скоро закончим…

- Да какое там! Я-то прихожу на все готовое. Это вы всю работу делаете, - я поправил ей запутавшийся конец шарфа. - Ты не мерзнешь?..

- Немного, - она тоже улыбнулась и отпила из своего стаканчика. - Ничего.

Кофейный пар тронул ей лоб и медные пряди, выбившиеся из-под шапочки. Я притянул ее ближе, обнял, согревающе потер спину и предплечье. Она поежилась и шмыгнула носом.

- Какие планы на выходные?

- Поедем за город с друзьями, пока зима не наступила - внезапно, как это обычно бывает в ноябре…

Мы одновременно хмыкнули, и она тут же предложила:

- Хочешь, поехали с нами?..

- Спасибо, - я сделал глоток. - Было бы здорово, но…

- Да ладно тебе! - перебила она. - Отдохнешь, познакомишься с новыми людьми, будет весело!.. Давай?..

Я засмеялся и снова потер ее предплечье.

- Я бы с удовольствием, но не могу. Но спасибо!.. Но вот в следующий раз…

- Ты и в прошлый раз так говорил, - негромко заметила она, пряча нос в стаканчик.