— Моя владычица, моя Эсмеральда, — жарко шептал он, страшась разжать объятия. — Никто не отнимет тебя у меня, никогда. Я никуда не отпущу тебя.

Цыганка протестующе упёрлась ладошками в его грудь, прерывая сбивчивую тираду.

— Жеан, погоди, я должна тебе сказать нечто важное.

— Важное? — насторожился мужчина.

— Я приняла твою веру. Отец Клод крестил меня.

— Ты? Правда? — просиял он. — Как чудесно! Что же сподвигло тебя?

Её личико преисполнилось искренней одухотворённостью.

— Две причины. Пока я жила в соборе, я многое открыла для себя, многое узнала от твоего брата, в тяжкую минуту получила поддержку Девы Марии. Я прониклась христианской верой и хочу жить в ней.

— А вторая причина? — напрягся Фролло.

— Боюсь, ты высмеешь меня… — стушевалась девушка, опустив очи долу.

— Нет, клянусь душой, я безропотно приму всё, что бы ты ни сказала!

— Хорошо. Я… Я подумала, что никакие препятствия не должны стоять между нами.

Жеан не сразу осознал смысл этих слов, а когда понял, его захлестнула волна такого бескрайнего обожания, что, предложи кто-нибудь ему несметные богатства царя Соломона в обмен на этот миг, он с возмущением отказался бы от подобной сделки.

— Воистину, сегодня самый прекрасный день в моей жизни! Я полагал себя жалким узником, обречённым на вечный мрак, а ты вернула меня к свету. Мой светоч, моя Эсмеральда! Знаю, дитя, я грешен, я не заслужил ни твоей любви, ни того счастья, которое ты даришь мне, но я должен сказать тебе. Ты согласна стать моей женой? Подумай, я не тороплю с ответом. Нужен ли тебе опальный полунищий дворянин с дурным норовом?

— Я давно всё обдумала. Я согласна. Но помни, ты берёшь в жёны неграмотную безродную бродяжку, не умеющую вести хозяйство.

Фролло ещё крепче обнял девушку.

— Какое это имеет значение? Мы всё преодолеем, всё постигнем, я стану учить тебя грамоте, а красотой ты затмишь любую представительницу знатной фамилии. О, как я люблю тебя! Я не знаю слов, способных выразить мою любовь.

— И я тебя люблю! — улыбнулась цыганка. — Должно быть, давно полюбила, но сама не понимала этого. Я буду твоей женой, хорошей женой, мы славно заживём, я выучусь всему, что потребуется.

Опомнившись, они увидели, что так и сидят в траве возле мельницы.

— Пойдём, — позвал Фролло, — я покажу тебе наш дом.

Жилище из замшелого камня, ещё вчера казавшееся ему тёмной конурой, кельей отшельника, совершенно преобразилось, когда он, гордый и довольный, привёл в него ту, что согласилась стать его женой. Неухоженный сад превратился в подлинно райский уголок, стоило там появиться Эсмеральде. Великолепнейший сад Дедала, подаренный королём придворному медику, померк перед этим запущенным клочком земли, заросшим полудикими яблонями. Счастье, к тому же обоюдное, имеет свойство преображать всё вокруг, заставляя самые неприглядные картины играть новыми красками, сглаживая недостатки и приумножая достоинства.

— Как здесь хорошо! — воскликнула цыганка. — Я именно так представляла Мулен по твоим рассказам.

И вдруг сорвалась с места с заразительным смехом.

— Догоняй!

Фролло застыл, как вкопанный. Он не умел играть и не знал, как быть. Ему очень хотелось пуститься с девушкой взапуски по саду, но выработавшаяся с годами сдержанность брала верх. Он метался, словно бы стесняясь, пытаясь разорвать незримые путы, удерживающие его, желая и не смея сделать решающий шаг, принять её игру.

— Что же ты? Догони меня! — снова позвала Эсмеральда.

Фролло дрогнул. Один неуверенный шаг, другой — невидимая цепь натянулась до предела, но удержать уже не могла. В несколько прыжков он настиг хохочущую Эсмеральду, обхватил за плечи, прижал к себе, ощущая знакомое волнение, увлёк её, ничуть не сопротивлявшуюся, на траву, впился долгим жадным поцелуем. Над ними шумели кроны яблонь, качались бубенчики горечавки. Стрекотали кузнечики, дурманяще пахло травами и прогретой солнцем землёй. Было и сладко, и щекотно, и боязно, и холодело в животе, и хотелось чего-то неведомого. Эсмеральда вздрогнула, когда мужчина, не прерывая поцелуя, коснулся дрожащими пальцами её груди. Он тут же отстранился, приподнялся на локтях, растерянно глядя на неё.

— Ты не хочешь меня? Не бойся, я не трону тебя, если ты не хочешь.

— Я хочу, я вся твоя, возьми меня, — призвала она, обняв руками его шею.

Жеан пребывал на седьмом небе от счастья. Свершилось то, о чём он мечтал, что прежде являлось лишь во снах: девушка, приворожившая его, лежала в его объятиях, он целовал и ласкал её, повинуясь пробудившейся в нём чувственности, замирал от восхищения, исследуя её трепещущее от наслаждения тело. Он и предположить не мог, что удовольствие быть с женщиной, которое он когда-то считал постыдным и греховным, на самом деле столь прекрасно! Эсмеральда несмело отвечала ему, её прикосновения пьянили, возбуждали жажду обладания. Фролло, сдерживая себя, старался двигаться бережно и осторожно, стремясь сполна вознаградить её за невинность, которую она подарила ему. Он тонул в её широко распахнутых глазах, ловил стоны, срывавшиеся с её губ, и не существовало во всём свете человека счастливее его.

Горлица и коршун принадлежали друг другу полностью, без остатка. Небо и деревья сохранили тайну их любви.

Матушку Фантину заинтриговало появление в деревне молодой цыганки с белой козочкой. Девушка разыскивала не кого-нибудь, а самого господина Фролло дю Мулен. Словоохотливая мельничиха тут же поведала ей, где найти Жеана, предложила присмотреть за узелком и козочкой. Цыганка, поблагодарив, устремилась на мельницу, а старуха, пустив козочку пастись возле изгороди, всё гадала, что привело сюда прехорошенькую цыганочку, не побоявшуюся путешествовать в одиночку. Уж не по ней ли горевал Жанно? Правильно ли она поступила, приветив цыганку? Тем временем дети уже окружили Джали, с готовностью демонстрирующую маленьким зрителям свои многочисленные умения.

— Смотри, бабушка, смотри, — визжала от восторга пятилетняя Жислена, — она ходит как человек!

— Эй, попляши! — вторил ей старший брат, Франсин. — Давай, ещё!

По его мнению, никакая коза, пусть даже учёная, не могла сравниться с вороным конём господина Фролло, но он хлопал в ладоши вместе со всеми. Старая мельничиха хотела было отогнать детей, но махнула рукой: пускай забавляются.

Жеан и цыганка пришли, держась за руки, с пунцовыми щеками, утомлённые и довольные.

— Матушка Фантина, познакомься, — торжественно объявил Жеан, не сводя с девушки сияющего взора. — Это Эсмеральда, моя жена.

========== Послесловие ==========

Наша история подошла к завершению. Осталось лишь сказать несколько слов о том, как сложилась дальнейшая судьба героев, прежде чем распрощаться с ними.

Клод Фролло по-прежнему служил в соборе Парижской Богоматери, снискав славу добродетельного пастыря. Раз в месяц он получал послания от брата, где после чётких каллиграфических строк обязательно следовала приписка, сделанная пляшущим неустановившимся почерком. Изредка он сам навещал Жеана в деревушке Мулен, всякий раз – в сопровождении странного коренастого человека, прячущего лицо под низко надвинутым капюшоном.

Человеком этим, как вы, несомненно, догадались, был Квазимодо, глухой звонарь. Он так же жил в звоннице, почти не показываясь на улице. Неугомонные кумушки с острыми языками судачили о горбатом одноглазом дьяволе, некогда укрывшем ведьму в божьем храме. Бедолага, зная об этих пересудах, всё сносил со стоическим спокойствием. Только иногда он, видимо, задумавшись, останавливался на ходу и горестно вздыхал. О чём? Эту тайну, вероятно, знали лишь колокола собора Парижской Богоматери.

Феб де Шатопер всё-таки женился на Флёр-де-Лис. Трудно сказать, выиграл ли бравый капитан от этого брака. Молодая жена вкупе с деловитой матушкой держала супруга в ежовых рукавицах, так что тому пришлось позабыть о походах по кабакам и прочим увеселительным заведениям. Поначалу Феб прибегал к различным уловкам, обманывая женскую бдительность, но со временем смирился, что благоприятно сказалось не только на его внешнем облике, но и на военной карьере. В положенный срок у де Шатоперов родился сын.