— Эмбер! — сонно произнёс менестрель, телом ощутив, как дрогнула башня, но решив, что причиной тому очередной всполох.

— Это не я, — сонным же голосом отозвался Дракон.

Голденхарт чуть поворотил лицо, чтобы взглянуть. Дракон спал лицом в подушке, и никаких драконьих чешуек на его теле не наблюдалось. Но башня вибрировала.

— Землетрясение? — пробормотал юноша. Он бы выглянул в окно, чтобы посмотреть, что делается на улице, даром что лежал к окну ближе, чем Дракон, но рука Эмбервинга лежала на нём, а сдвинуть её, когда Дракон этого не хотел, было невозможно. Не человеку. Оставалось только ждать, когда Дракон сам проснётся, разбуженный этими странными вибрациями камней, из которых сложена Серая Башня.

— Не землетрясение, — вполне ясно проговорил Дракон и повернулся лицом к менестрелю. Зрачки у него были драконьи, а за ушами встопорщилось несколько пёрышек-чешуек: прислушивался.

Тут же Дракон нахмурил брови и, как показалось Голденхарту, стал чуть-чуть старше, чем обычно выглядел.

— Надо бы проверить, — пробормотал он себе под нос и приподнялся на локте, но взгляд его стал отрешённым, и он задумчиво провёл рукой по плечу юноши вниз до талии, а пото́м и бедра, как будто размышляя, а сто́ит ли это затраченных усилий и не лучше ли остаться в постели, где непременно отыщется лучшее времяпровождение, чем идти или тем паче лететь куда-то что-то выяснять.

Менестрель задержал дыхание и ждал драконового вердикта.

— Взгляну, пожалуй, — с неудовольствием изрёк Дракон и через менестреля перегнулся к окну.

Кое-где чешуйки всё же были, просто Голденхарт их сначала не заметил: у нижнего ряда рёбер, к примеру, — и орошённое утренней росной негой тело Дракона заворожило юношу ещё сильнее.

Эмбервинг уперся запястьем в подоконник и вперил взгляд в туман. Чешуйки проступили теперь уже вдоль лопаток и на локтях: потребовалось больше чар, чем он рассчитывал, чтобы разглядеть источник этого гула сквозь туман. Результатом Дракон остался недоволен.

— Всадники, — отрывисто пересказывал он Голденхарту, — рыцарское войско, голов пятьдесят…

Менестрель невольно поёжился: рыцарей Дракон считал, как скот — по головам. Неудивительно, впрочем, памятуя о том, как обстояли обычно дела между драконами и рыцарями: или рыцари голову дракону снимут, или дракон рыцарям, так уж заведено.

— Направляются в нашу сторону, — совсем уже хмуро сообщил Дракон.

— Крестовый поход? — предположил юноша.

Дракон вместо ответа издал какое-то шипение, похожее на звук падающего в воду уголька. Неожиданное появление рыцарского войска в этих краях его встревожило. Он предположил, что войско может быть послано из королевства вздорной принцессы. Или король-отец осерчал, что Дракон всё же принцессу вернул в родные пенаты, или сама принцесса, обнаружив, что никакого прекрасного принца у ворот замка нет. Уж конечно нет, когда этот самый прекрасный принц, что «солнце способен затмить своей красотой», лежит сейчас в Драконовой постели. Эмбервинг усмехнулся и заключил:

— Если не проедут мимо, придётся разбираться.

Менестрель тревожно приподнялся, но Дракон доходчиво объяснил ему, что подобными пустяками себя занимать не сто́ит. И когда Эмбервинг вылез из постели, чтобы одеться и спуститься вниз — поджидать рыцарей, если они всё-таки не проедут мимо, Голденхарт только и мог, что лежать и пытаться отдышаться от этого внезапного тура любовного вальса.

«А, пропади оно всё пропадом!» — решил менестрель. Пусть Дракон сам разбирается: его же башня.

Дракон между тем спустился вниз, осушил пару кубков — мучила жажда — и приоткрыл смотровое окошечко, чтобы следить за рыцарями, которые, судя по грохоту доспехов и вибрациям в башне, должны были проехать мимо уже минут через пять или шесть.

Можно, конечно, было бы сразу пугануть их драконом, но Эмбервинг медлил: если они всего лишь мимо едут, так и пусть едут.

Но — увы! — надежды его не оправдались: ехали рыцари именно к Серой Башне. Полотнища знамён трепетали на древках, но гербы Дракону знакомы не были. Значит, не из королевства вздорной принцессы. Во главе колонны ехал рыцарь в сияющих золотом доспехах. У Дракона зачесались кончики пальцев: золото! Не так-то просто преодолеть вековые драконьи привычки! Эмбервинг был бы совсем не прочь приобщить этот доспех к другим сокровищам. Отвлёк спустившийся с чердака Голденхарт:

— Сюда едут? Кто?

Драконий зуд прошёл, вернулась ясность мышления — спасибо менестрелю. Эмбервинг прикусил кончик пальца, размышляя. Что могло понадобиться этим неизвестным рыцарям в Серой Башне?

Вариантов было не так уж и много, на самом-то деле. Либо какой-то рыцарь решил добыть себе имя или упрочить его, убив дракона. Либо прослышали о драконе и решили ограбить, потому что ни один дракон без сокровищницы не обходится. В стародавние времена, когда драконы водились в изобилии, это было обычной практикой. Ну, драконы тоже не промах: и кушать надо, и сокровищницы чем-то пополнять, — так что в долгу не оставались.

Теперь, когда Дракон остался, похоже, последним драконом на всём белом свете, перспектива сложить голову в рыцарском междусобойчике его как-то не устраивала. Тьфу на эти золотые доспехи, и без них сокровищ в башне полно. Лучше притвориться, что никаких драконов тут нет. Можно вообще укрыться в подземелье: покрутятся, никого не найдут и отправятся восвояси, а кто рискнёт в подземелье спуститься — сам виноват. Или дыхнуть разок-другой пламенем и испепелить всю компанию. Последний вариант Дракон сразу отмёл: не хотелось перед менестрелем вытаскивать на свет драконьи повадки, подобное могло бы юношу от Дракона отвратить. Лучше всего увильнуть.

Рыцари между тем взяли башню в кольцо, ощетинившись копьями, как ежи иголками. Рыцарь в золотых доспехах выехал вперёд, положил руку на рукоять меча и громко крикнул:

— Выходи, чернокнижник!

— «Чернокнижник»? — удивлённо переспросили друг у друга Дракон и менестрель.

Недоразумение было налицо: башню дракона приняли за башню чёрного мага. Поблизости, насколько Дракон знал, чернокнижников не водилось. Заблудились рыцари.

Эмбервинг чуть приоткрыл дверь и сказал:

— Это какое-то недоразумение. Вы башней ошиблись.

Рыцарь ухватился за рукоять меча ещё грознее:

— Ты нас не обманешь, чернокнижник! Выходи и ответь за свои злодеяния!

— Хм, — сказал Дракон, — предположим, был бы я этим самым чернокнижником… за какие злодеяния я должен был бы ответить, не потрудитесь уточнить?

Этот вежливый, но несколько витиеватый вопрос, очевидно, сбил рыцаря в золото́м с толку. Щетина копий тоже дрогнула.

— За все свои злодеяния! — крикнул наконец рыцарь в золотых доспехах. — А самое тяжкое из всех ты совершил против Тридевятого королевства: обольстил чарами принца Голденхарта и удерживаешь его против воли в башне!

— Меня? — удивился Голденхарт.

Дракон приподнял брови. Выходит, на родине принца каким-то образом проведали, что тот живёт в Серой Башне. Но откуда взялись эти «чернокнижники» и «злодеяния», коих, по уверениям рыцарей, у владельца башни непременно должно быть превеликое множество?

— Выходи по-хорошему! — ободрившись, крикнул золотой рыцарь. Видно, счёл молчание за смятение или даже испуг.

— Хм, и что же будет, если я выйду «по-хорошему»? — поинтересовался Дракон, раздумывая, как бы разрешить эту непростую, но явно ошибочную ситуацию.

— Ты по справедливости получишь, — заявил рыцарь в золото́м, — а принца мы заберём с собой в Тридевятое королевство.

Глаза Дракона нехорошо вспыхнули. Менестрель беспокойно ухватил его за рукав. Ничего хорошего этот блеск в глазах не сулил. Эмбервинг отвёл руку Голденхарта и вышел из башни к рыцарям.

Те явно смутились его появлению, щетина копий опять дрогнула. Ожидали, верно, увидеть бородатого старика в чёрной хламиде — так обычно в сказаниях описывают чернокнижников, — а вышел к ним блистающий красотой юноша, волосы которого были тронуты янтарём, а из одежды была только белая рубаха поверх тёмных штанов да высокие сапоги с золотыми пряжками.