— Огден мне показывал, но у меня не получается, — ответил Лучесвет.

— И не получится, — однозначно сказал Эмбервинг, — потому что, не считая этой хрустальной чешуи, которой ты почему-то оброс, ты человек, а не дракон.

— Нужно подождать и посмотреть, что из этого получится, — предложил менестрель. — Хрустальная шкурка отрастёт снова, или ты её окончательно сбросил?

— А может, мне его укусить? — предложила Сапфир, которая тоже была тут. Эмбервинг посадил её под домашний арест, когда узнал о её самоволке в Извечный лес (почуял), и запретил выходить из башни даже во двор.

— Зачем? — разом спросили все, и только Нидхёгг промолчал, но белые глаза его оживились вниманием.

— А вдруг, если я его укушу, он всё-таки превратится в дракона? — сказала Сапфир. — Вот если волченька человека укусит, то человек волченькой станет.

— То волки, — покачал головой Голденхарт и тут же спохватился: — А ты откуда об этом знаешь?

В библиотеке Дракона, он знал, книжек с подобным содержанием не было.

Об этом Сапфир в деревне услышала, пастухи рассказывали друг другу страшные истории, а она подслушала, когда пришла подбивать подпасков на очередное сражение с деревенским быком. Мальчишки в россказни поверили безоговорочно и тряслись от страха. Она сомневалась, а чтобы развеять сомнения — пошла и изловила в лесочке, что за деревней, волка и притащила его к костру, за которым сидели и пустозвонили пастухи. Ей хотелось проверить, правда ли от укуса волка люди сами превращаются в волков, но ничего из этого не вышло. Пастухи перепугались и ни за что не хотели совать руку волку в пасть, о подпасках и говорить нечего: сделали ноги. Ей, впрочем, удалось поймать одного из беглецов, но волк наотрез отказался его кусать. В общем, полный провал.

— Ещё не хватало! — строго сказал Эмбервинг. — Не вздумай никого кусать! Драконами от этого не становятся.

Нидхёгг подумал, что предложение малявки не лишено смысла и стоило бы попробовать. Разумеется, когда они с Лучесветом вернутся в Волчебор. Эмбервинг бы и на него напустился, вздумай он кусать юношу прямо тут.

— Лучше всего — подождать и посмотреть, что получится, — поддержал Дракон предложение Голденхарта. — Быть может, хрустальная шкурка больше не нарастёт.

И Нидхёгг утащил Лучесвета в Волчебор. Эмбервинг, конечно, предложил, чтобы юноша остался в башне, тогда легче было бы за ним присмотреть и удостовериться, что они правы или не правы, но Огден и слушать ничего не стал.

— Лучесвет — будущий король Волчебора, — важно объявил он, — значит, и жить должен в Волчеборе.

— Кто это решил? — удивился Голденхарт, памятуя о нежелании сына вообще становиться чьим бы то ни было королём.

— Я решил, — сказал Нидхёгг.

Менестрель вопросительно взглянул на сына. Тот смущённо повёл плечами, и всем стало понятно, что бесцеремонный Нидхёгг навязал ему трон упомянутого Волчебора. Правда, как показалось Голденхарту, мысль о грядущем воцарении у Лучесвета отвращения, как это было с Тридевятым королевством, не вызывала. «Надо бы наведаться в этот Волчебор, — подумалось менестрелю, — и глянуть, что там к чему!» Эмбервинга посетили те же мысли.

В общем, Нидхёгг вернулся в Волчебор вместе с Лучесветом, а потом и вовсе перетаскал его немногочисленные пожитки из Серой Башни к себе в логово. Лучесвет не так уж и возражал. Туманность собственного будущего пугала его даже больше мысли о смертности людей.

Выяснилось, что хрустальной шкуркой он покрывается дважды в год: к весне чешуя вновь наросла по всему телу и через несколько недель слиняла. Нидхёгг неохотно признал, что Лучесвет всё-таки не из драконов: те линяли исключительно осенью. Лучесвет опять приуныл.

— А давай всё-таки сами у русалок спросим, — предложил Огден, исчерпав способы его приободрить.

— Алистер сказал, что русалки ничего не знают, — возразил юноша.

— Мухлюет этот ушастый, — уверенно заявил дракон. — Нутром чую! И вообще он мне не нравится.

— Нравится или нет, а к нему за помощью обратиться придётся, — заметил Лучесвет, невольно улыбнувшись. — Только он сможет портал открыть в Русалочью заводь.

— Полетим, — сказал Нидхёгг и хлопнул себя по груди, — по-настоящему.

— А как ты дорогу отыщешь? — удивился Лучесвет. — Если наобум лететь, так это лет сто займёт!

— Легко! — фыркнул дракон и, порывшись в складках медвежьей шкуры, достал хрустальную шкурку, с которой начались все злоключения. — Достаточно разок нюхнуть (он так и сделал) — и я по запаху найду кого угодно даже за тысячу земель! Ну что, летим?

Предлагал это Огден ещё и потому, что путешествие, а наверняка и сопряжённые с ним приключения, поможет юноше развеяться. Лучесвет как-то обмолвился, что хотел бы постранствовать по белу свету, как делал его отец, Голденхарт, до встречи с Драконом. Почему бы тогда, решил Нидхёгг, не постранствовать к компании дракона? И быстрее, и безопаснее, да и вообще вдвоём веселее искать приключений на ту часть тела, что не вслух будет помянута.

Лучесвет подумал хорошенько, прежде чем ответить.

— Ладно, — согласился он, — полетим и глянем на русалок, а когда вернёмся, то Голденхарту расскажем, какие они. И почему Эмбервинг ему запретил на них смотреть? — недоуменно добавил он, пожимая плечами. — Странные всё-таки эти драконы…

Собирались в дорогу недолго. Нидхёггу нужды не было, драконы налегке путешествуют, потому что пропитание всегда можно по дороге изловить, если внимательно под ноги смотреть, когда летишь. Правда, он приоделся: вместо медвежьей на плечи повязал соболью накидку, поскольку слышал, что на юге нестерпимо жарко, а лететь им как раз на юг надо было, если верить драконьему носу. И гребешок, утащенный им из Серой Башни, прихватил. Лучесвет обошёлся эльфийским плащом (Нидхёгг, поворчав, всё-таки припрятал за пазуху волчью накидку, что смастерил для Лучесвета на досуге), а в дорожный мешок запихал кое-какой снеди и, с позволения Огдена, пару горстей монет. Лук и стрелы он тоже решил взять с собой — мало ли что!

— А в Серой Башне нас не потеряют? — спохватился Лучесвет. — Вдруг заглянут, а нас нет?

— Я им записку накарябаю, — сказал дракон и накарябал когтем на камне возле шеста с черепом пещерного медведя: «Скора вирномси, нитэрять. Агдэн». Писать толком он так и не выучился: не нашлось подходящего пера, способного сдюжить хватку драконьих пальцев, — но мог когтем накарябать что-нибудь, если приспичит. Правда, он нетвёрдо знал, как пишется то или иное слово, но надписью всё равно остался доволен.

— Теперь не потеряют, — сказал Нидхёгг.

Лучесвет сильно сомневался, что каракули на камне читабельны, поэтому потихоньку, чтобы не обидеть Огдена, начиркал записку и приколол её стрелой к дереву, что росло рядом с входом в логово дракона. Написал, чтобы их не теряли, потому что они отправились путешествовать.

— А сокровищницу твою не разорят, покуда тебя нет? — спохватился юноша.

Нидхёгг призадумался. Местные бы нипочём не стали, но заезжие мародёры могли бы. Он недовольно заворчал и завалил вход в пещеру огромным валуном — его и сто человек с места не сдвинули бы, только дракону под силу поднять такую тяжесть. Дракон удовлетворёно повёл плечами и похлопал по валуну ладонью.

— И мышь не проскользнёт! — горделиво сказал он. — Можно лететь.

Но с отправлением всё же вышла заминка. Лучесвет заметил, что к логову дракона шествуют едва ли не все волчеборцы. Предводительствовал старик-библиотекарь. Он шёл впереди толпы и торжественно нёс на вытянутых руках небольшой сундучок.

— Рановато для приношений, — заметил Нидхёгг. — Опять чего удумали?

Волчеборцы подошли, растянулись полумесяцем, все разом поклонились сначала Нидхёггу, потом Лучесвету. Юноша юркнул за спину дракону. Он обычно в логове отсиживался, когда приходили волчеборцы: они непременно начинали упрашивать его стать королём и каждый раз придумывали что-то новенькое, чем пытались его прельстить. Огден их обычно вытуривал — до следующего раза.