— Само провидение привело меня в этот лес!.. Но давайте поскорее из него выбираться. Не нравятся мне эти ёлки. В такой глухомани могут водиться не только лесовики, которые относительно безобидны.

— Какая-то опасная нечисть? — невольно поёжился Рэдвальд.

— Нет. Волки или медведи, — ответил Херзингер, пугливо озираясь по сторонам. — Знаете ли, одно дело — извести ведьму и совсем другое — попасть в лапы к хищным зверям.

— Это уж точно, — согласился бывший паж, и они оба, как могли, ускорили шаг и через полчаса выбрались из леса на дорогу, широкую, изъезженную колёсами и истоптанную скотом. Людского жилья видно не было, но на все четыре стороны простирались засеянные пшеницей и рожью поля.

— Если мы пойдём по этой дороге, — важно объявил мэтр, — то непременно отыщем какое-нибудь поселение. Глядя на эти поля, я бы предположил, что это большая деревня или небольшой посёлок, которые так и ждут, чтобы светоч знаний осветил их беспросветную жизнь. Пойдём неспешно, друг мой, ведя беседу. Опасность миновала.

Рэдвальд был настроен не столь радужно. Из того, что он знал о разбойниках, а сказок с Голденхартом они начитались порядочно, следовало, что те непременно должны пуститься в погоню, так что он всё время был настороже, готовый, если что, пуститься наутёк.

— Вы, друг мой, верно, уже немало постранствовали? — спросил Херзингер. — Если так, то не встречалось ли вам что-нибудь этакое? Видите ли, я составляю ведьмарь…

— Что-что? — не понял Рэдвальд.

— Над названием тоже поработать надо. Ведьмарь — это тот же словарь, только исключительно про нечисть, — объяснил ведьмоловец, а Рэдвальд понял, что у мэтра пунктик насчёт выдумывания новых слов (не всегда удачно). — Назвать его просто словарём значило бы умалить его важность и монументальность. Мой ведьмарь меня прославит. Так, друг мой, не встречалось ли вам по дороге ведьм или колдунов?

— В королевстве, откуда я родом, была ведьма, — сказал Рэдвальд, — но от неё уже избавились

— О? — оживился Херзингер и ловко извлёк из кармана плаща кусок пергамента и склянку с чернилами, а перо вытащил из шляпы. — И как определили, что она ведьма?

— Да она этого и не скрывала, — ответил бывший паж.

Херзингер нахмурился:

— Непорядок. Ведьма непременно должна всячески исхитряться, чтобы скрывать истинную личину.

— Ну, — добавил Рэдвальд, видя, что мэтр огорчился, — она притворялась невестой принца. Это считается?

— Конечно! — обрадовался ведьмоловец. — Так и запишем… И как эта ведьма выглядела?

— Настоящая красавица была, — вздохнул Рэдвальд, — просто до омерзения прекрасна!

— Красавица? — воскликнул Херзингер, едва не выронив перо. — Вы что-то путаете, друг мой! Ведьма непременно должна быть старухой с крючковатым носом и с бельмом на левом глазу.

— Хм… должно быть, истинное обличье она так умело скрывала, что никто его не видел, — вывернулся Рэдвальд.

— Ага! — возликовал мэтр и заскрипел пером по пергаменту. — И как её извели?

— А как вообще изводят ведьм? — спросил Рэдвальд, который понятия не имел, как удалось избавиться от Хельги: он-то отсиживался в подземелье!

— О, друг мой, — завопил Херзингер в восторге, — сейчас я вам расскажу! Ведьму легко можно отличить от обычных людей: у каждой ведьмы есть хвост.

— Хвост? — поразился Рэдвальд.

— Да, смотрите, — сказал ведьмоловец и извлёк из очередного кармана кусок кожи с прибитыми к нему гвоздиками высушенными хвостами (как показалось Рэдвальду — крысиными), — вот хвосты тех ведьм, что извёл лично я.

— Так ведь вы же говорили, что извели добрую сотню? — думая, что прищучил мэтра, спросил Рэдвальд. Ему отчего-то начинало казаться, что почтенный ведьмоловец не совсем почтенная личность.

Херзингер нисколько не смутился:

— Это хвосты верховных ведьм, главенствующих в ковенах. Если бы я хранил хвосты всех ведьм, мне бы пришлось нанимать повозку.

Рэдвальд понял, что мэтра на мякине не проведёшь. Да у бывшего пажа и не было цели разоблачать его, если он на самом деле обманщик: Херзигнер спас ему жизнь, и он готов был ему подыграть.

— Чтобы извести ведьму, — продолжал мэтр, — всего-то и нужно, что плюнуть ей на хвост. Тогда она лишится колдовских сил.

— Плюнуть? На хвост? — переспросил Рэдвальд.

— Да, друг мой, запоминайте хорошенько, — закивал Херзингер. — Неизвестно, какие мерзостные создания могут встретиться вам в ваших странствиях, так что вы должны быть готовы ко всему. Вы могли бы даже записывать, если бы у меня нашлась лишняя чернильница.

— Я запомню, — уверил его Рэдвальд. — Такое и хотел бы, да не забудешь. Вероятно, кто-то плюнул и нашей на хвост, раз уж от неё отделались.

— Так и запишем… А что, друг мой, не встречалось ли вам по пути старух с бородавкой на носу и с бельмом на левом глазу? Или колченогих стариков в шапках на кошачьем меху? Или одноглазых котов с пятью лапами?

На все вопросы мэтра Рэдвальд отвечал отрицательно, но сообщил:

— Я видел дракона. Правда, мельком.

— Дракона? — удивился мэтр. — Друг мой, драконов не бывает, вам почудилось. Некоторые, правда, до сих пор в них верят, но драконы давно вымерли. Знаете ли, я читаю лекции и о драконах. Рыцари охотно приходят послушать, поскольку надеются отыскать и убить дракона, чтобы прославиться или впечатлить даму сердца, но я ещё ни разу не слышал, чтобы кто-то убил.

— Ещё бы, — фыркнул бывший паж, — такого убьёшь… Один взгляд на него, а вернее, один взгляд его на тебя — и ты готов забиться в лисью нору до конца своих дней. Драконы непобедимы.

— Ну, друг мой, — снисходительно сказал на это мэтр, — и тут вы заблуждаетесь. Слышали ли вы когда-нибудь легенду об алом стяге?

— Это ту, где рыцарь помахал перед мордой дракона красной тряпицей, а тот издох? — уточнил Рэдвальд.

— Очень утрированная версия событий, — поморщился Херзингер. — Не тряпица, а боевое знамя доблестного рыцаря, имя которого ныне утрачено. Как бы то ни было — дракон издох, так что алый стяг с вышитыми золотом письменами — самое верное средство против огнедышащего чудовища! Какого дракона вы видели, вернее, какой вам почудился?

— Сияющий золотом. Кстати я знаю, откуда он родом, потому что он представился. И если хотите, то мы могли бы отправиться туда и вы… сразили бы его, — предложил Рэдальд. Он подумал, что неплохо бы наведаться в гости к Голденхарту, который наверняка до сих пор живёт у дракона. А за самого дракона беспокоиться не стоит: как будто какой-то самопровозглашенный ведьмоловец сможет его сразить.

— Что вы, что вы, — поспешно сказал Херзингер, — драконы — это не по моей части. Я ведьмоловец, а не драконоборец. Одно дело плюнуть ведьме на хвост или поймать за упомянутый хвост кота, в которого превратится загнанный в угол колдун, и совсем другое — дракон. Масштабы, понимаете ли, не те. К тому же… что за чудные видения вас посетили! Говорящий дракон?

— Он в человечьем обличье был, — пояснил Рэдвальд, — когда разговаривал.

Херзингер тут же оживился:

— В человечьем? Тогда всё понятно, друг мой! Это был вовсе не колдун, а чародей, принявший обличье дракона! Колдуны могут превращаться в кого угодно, дабы смутить людей. У него был хвост?

— В драконьем обличье?

— Да нет же, в человечьем!

— Кажется, нет. Мэтр, а нельзя ли плюнуть колдуну на хвост, когда тот в обличье дракона? Тут уж не промахнёшься, а эффект, я полагаю, будет тот же, — сдержанно рассуждал Рэдвальд, одновременно представляя, что бы сделал Эмбервинг, если бы кто-то осмелился подойти и плюнуть ему на хвост. Думается, одним ведьмоловцем на свете стало бы меньше.

— Друг мой, — поразился Херзингер, — да вы прирождённый ведьмоловец! Мне бы это и в голову не пришло. Надо записать, непременно надо записать.

Он долго скрипел пером по пергаменту, записывая, а Рэдвальд удивлялся, как тому удаётся писать на ходу.

— И где обретается этот колдун? — между делом осведомился мэтр.

— Королевство в восточных землях, — ответил Рэдвальд, — называется Серая Башня.