Алистер, скривив губы, посмотрел на него и нарочито печально вздохнул.
— Талиесин, Талиесин, — проговорил он, покачивая головой, и из его цветочной короны посыпались лепестки, — у меня сердце разрывается, когда я вижу тебя таким.
— Сомневаюсь, что оно вообще у тебя есть, — мрачно отозвался Талиесин. — Ты нарочно меня мучаешь.
— Иди и скажи Лучесвету, чтобы он подошёл ко мне, — велел король эльфов, делая вид, что не расслышал.
— Почему бы тебе его просто не подозвать?!
— Не спорь со мной. Делай, что я тебе говорю.
— Когда откроешь портал, я уйду и никогда не вернусь! — вырвалось у Талиесина. Он был так раздражён, что не сдержался.
— Не сомневаюсь, — с улыбкой кивнул Алистер и, прикрыв губы рукавом, засмеялся.
Его реакция Талиесина насторожила. Когда отец пребывал в подобном настроении, ничего хорошего ждать не приходилось. Он определённо что-то задумал! Талиесин уже не раз видел это выражение на его лице, так что совершенно точно знал: что-то грядёт!
— Что ты задумал? — нахмурился Талиесин. — Ведь ты что-то задумал, так?
Алистер сделал удивлённое лицо. Идти за Лучесветом Талиесину не пришлось: тот сам подошёл, будто почувствовав, что говорят о нём. Лук он повесил на плечо, совсем по-эльфийски, и придерживал тетиву большим пальцем, чтобы не впилась в одежду.
— Ты хорошо стрелял, — похвалил король эльфов, поднимаясь с трона и кладя руку юноше на плечо.
Лучесвет радостно покраснел. Талиесин сделал страдальческое лицо и отвёл взгляд.
— Сколько тебе лет, Лучесвет? — поинтересовался между тем Алистер.
— Шестнадцать, — недоуменно ответил юноша. Как будто король эльфов сам не знал, сколько ему лет!
— Как летит время! — патетически сказал Алистер, разводя руки в стороны, будто дирижировал невидимыми музыкантами. — А я уж и забыл совсем, что тебе пора возвращаться.
— Куда? — насторожился Лучесвет.
— В Серую Башню, — ответил король и с удивлением заметил, что вздрогнули оба при этих словах: и его сын, и воспитанник. — Лет десять там прошло уж точно. Как знать, какие сюрпризы могут нас там поджидать!
— «Нас»? — тут же очнулся от оцепенения Талиесин.
— Ну разумеется, я бы такое представление не пропустил, — со смехом отозвался король эльфов.
— Какое представление? — насторожился Талиесин. И этот смех тоже ничего хорошего не предвещал.
— Трогательное воссоединение… Да, я непременно должен быть там, — словно бы сам с собой говорил Алистер, продолжая улыбаться. — Должен же кто-то помешать Эмбервингу оторвать тебе уши, Талиесин?
Приведя таким образом сына в замешательство, Алистер развернулся к Лучесвету. Тот выглядел потерянным.
— Кажется, слова мои тебя не обрадовали? Разве тебе не хочется вернуться домой и всех увидеть? — спросил король эльфов, кладя руку воспитаннику на плечо.
Лучесвет не ответил. Его раздирали противоречия. Несомненно, он хотел вернуться в Серую Башню. Он так долго их всех не видел и страшно по ним соскучился, по всем ним, даже по бабке-сказительнице, даже по тем мальчишкам, что его дразнили. Но, пожалуй, ему было страшно возвращаться. Десять лет! В Серой Башне прошло уже десять лет, если не больше. Что он там увидит, когда вернётся? Он невольно прикрыл глаза, вспоминая Голденхарта, каким он его видел в последний раз. Как он изменился за десять лет? Дракон, уж верно, не изменился, и Нидхёгг не изменился, но отец…
Алистер прекрасно знал, о чём Лучесвет думает, но решил не вмешиваться: всех ждут сюрпризы, так пусть сюрпризы сюрпризами и остаются. Он повертел кольцо на пальце и поинтересовался:
— Ну что, отправимся прямо сейчас? Куда ты хочешь попасть прежде всего, Лучесвет: в башню или к твоему дракону?
Лучесвет сглотнул и произнёс едва слышно:
— В башню.
— Ты, разумеется, тоже можешь пойти, Талиесин, — помахал рукой Алистер, видя, что сын стоит как вкопанный. — Чары я снял, можешь приходить и уходить, когда вздумается и куда вздумается.
Он вытянул руку, начертил перед собой круг, который тут же вспыхнул эльфийскими письменами и превратился в портал. Из него потянуло одуряющим запахом свежескошенного сена и солнца.
— А, так у них уже лето, — сказал Алистер, понюхав воздух у портала. — Замечательно! Просто лучше некуда! Лето! Солнце! Одуванчики!
«К чему он приплёл ещё и одуванчики?» — растерялся Талиесин.
Король эльфов опять издал нарочитый вздох, подхватил и сына и воспитанника за шиворот и втащил их за собой в портал. «Ну прямо как дети, честное слово!» — кажется, пробормотал он при этом.
Они очутились у подножия холма, на котором стояла башня Дракона. В небе ослепительно сияло солнце. Пожалуй, такого яркого ни эльфы, ни Лучесвет в Серой Башне прежде не видели. Ни единого облачка на небе! А вот над холмом было: воздух был полон чего-то белого, воздушного…
— Одуванчики! — в голос воскликнули Лучесвет и Талиесин.
Ветерок дунул, белое облако заколыхалось, и до них донёсся отголосок смеха, звонкого, как весенний ручей. Смех был многоголосый, и Талиесин, услышав его, невольно прижал ладонь к груди, потому что сердце забилось в два раза быстрее обычного. Среди тех, кто смеялся, был и Голденхарт. А Лучесвет, услышав смех, как-то разом успокоился, но подумал, что среди этого журчания определённо не хватает раскатистого грохота Нидхёгга: вот уж тот смеялся так смеялся!
— Живо, к башне, — скомандовал Алистер, подталкивая юношей вперёд, — не то самое главное пропустим.
Не дав им опомниться и всё время бесцеремонно подталкивая их в спину, король эльфов быстро поднялся на холм, и все трое окунулись в царящее на холме одуванчиковое безумие.
По лугу носилась девочка с золотистыми, как спелая пшеница, волосами, затянутыми в тугую косу, хватала одуванчики и подкидывала их в воздух.
— Вот я тебя, негодница! — со смехом грозил ей златокудрый юноша, усыпанный одуванчиковым пухом с ног до головы.
Он тёр губы, к которым прилипло порядочно пушинок, и делал вид, что собирается схватить её, но она всякий раз удачно пробегала мимо, визжа и заливаясь смехом.
Дракон стоял чуть поодаль, прислонившись к изгороди, и улыбался, изредка отмахиваясь от докучливых пушинок, которые так и норовили насесть на его сияющие янтарём волосы.
— Не поймаешь! Не поймаешь! — заливалась смехом девчушка, то и дело оборачиваясь, чтобы поглядеть, далеко ли её «преследователь».
— Сапфир! — разом вскрикнули Дракон и менестрель.
Но девочка уже со всего размаха врезалась в кого-то, пока ещё не знала только — в кого. Это был Талиесин. Алистер как-то ловко схватил Лучесвета под локоть и отпрянул с ним в сторону, а сына наоборот толкнул по направлению к башне, вот девчушка в него и врезалась.
— Арргх! — совершенно точно сказала она, отступая на шаг и задирая голову, чтобы посмотреть, что за препятствие едва не расквасило ей нос.
Талиесин, взглянув на неё, застыл. Сложно сказать, на кого она походила больше: на Дракона или на менестреля. У эльфа создалось впечатление, что он смотрит на обоих разом. Правый глаз у девочки был янтарный, как мёд, левый — сапфировый, в котором будто смешалось с ключевой водой небо. Вот волосы, пожалуй, были совсем как у Голденхарта: в них было больше золота, чем янтаря. В голове у Талиесина что-то щёлкнуло, мысли начисто пропали, и он вяло подумал: «Кто она и почему на них похожа?» Он почувствовал, что от кончиков пальцев пробежала по телу дрожь, забралась выше и трепетом отозвалась в ушах, которые, кажется, тоже начали подрагивать. Эти два водоворота, янтарный и сапфировый, будто затягивали и не давали ни единого шанса на спасение. А ещё он заметил, что оба зрачка вдруг стали драконьими, даже сферический в сапфировом глазу, и, кажется, вокруг начали разлетаться золотые искры.
— Нет! — рявкнул вдруг Дракон, в ту же секунду оказываясь возле эльфа.
Талиесин этого уже не видел: он грохнулся навзничь на траву, замороченный, в воздух полетели одуванчиковые пушинки, а на него сверху плюхнулся разноглазый золотой дракончик, размером — с корову.
