— Надо бы принести немного золота комнату, чтобы он там с ним играл. В другой раз он может на самом деле затеряться в катакомбах!

— «Играл»? — растерялся Эмбер.

— Ну конечно, посмотри сам, он же играет.

Дракон уставился на отпрыска. Пожалуй, менестрель был прав. Дракончику несомненно нравилось золото, как и всякому дракону, но привлекали его исключительно золотые статуэтки и всё, что более менее походило на игрушки. Он вцепился всеми четырьмя лапками в золотого слона и катался с ним по куче, вероятно, представляя, что сражается с ним. Изо рта дракончика вырывались переливчатые трели, он был бесконечно доволен.

Эмбервинг несколько огорчился тому, что ошибся, но к совету юноши прислушался и натаскал в тронную комнату целую кучу золотых фигурок. Дракончик был в полном восторге и целый день гонял «игрушки» из угла в угол лапами.

— Уф, — с облегчением сказал Дракон, — теперь, когда ему есть чем заняться, и нам будет полегче.

— Если только игрушки ему быстро не надоедят, — заметил Голденхарт, пытаясь припомнить себя в детстве.

Но дракончик превзошёл все ожидания. Он вдруг стал стаскивать все золотые фигурки в кучу: в пасти или подталкивая мордой.

— Что он делает? — удивился Голденхарт.

Дракон озадаченно следил за отпрыском, потом лицо его просияло.

— Драконьи инстинкты! — ещё торжественнее, чем в сокровищнице, объявил он.

Дракончик стаскал всё золото в кучу и улёгся на него спать, свернувшись клубком. Правда, спал он буквально минут десять, потом полез на виноградное ложе и растормошил прикорнувшего там менестреля, прыгая на нём, как заведённый, и издавая не то фырканье, не то рычание.

— Пора кормить, — сонно пробормотал Голденхарт, садясь. Глаза у него всё ещё были закрыты.

Унять дракончика не получилось и Эмберу со всеми его драконьими чарами. Кажется, дело было не в голоде: дракончик требовал внимания. Он, похоже, вообще мнил себя центром мироздания и полагал, что мир крутится исключительно вокруг него. К объятьям он относился очень ревностно: стоило Дракону обнять юношу, не говоря уж о том, чтобы поцеловать, и дракончик устраивал настоящую истерику. Он влезал между ними, всячески стараясь перевести внимание на себя, Эмбервинга при этом ещё бессовестным образом тяпал за палец, если тот не успевал руку отдёрнуть. Кажется, он полагал, что менестрель должен принадлежать только ему и никому больше. Он даже ворчал на Дракона, всем своим видом выказывая возмущение.

— Ах ты ж… — задохнулся Эмбервинг, в очередной раз выдёргивая палец, защемленный крепкими челюстями. Он всего-то и хотел, что обнять юношу, когда ложился рядом, чтобы немного поспать, но дракончик случая не упустил: втиснулся между ними, а потом и вовсе пустил в ход лапы и хвост, пихаясь и царапаясь. Дракон не сдался, и тогда дракончик тяпнул его за палец, показывая, кто тут менестрелю хозяин! Голденхарт тихо покатывался со смеха.

— Арргх! — не сдержался Эмбервинг, и дракончик тут же притих. Ненадолго, но притих, словно бы раздумывая, что значило это «арргх».

Они блаженствовали в тишине добрых двадцать минут, юноша успел задремать, Эмбер благополучно обвил его талию рукой и притянул к себе, шумно вдыхая запах его солнечных волос, и тут почувствовал, что в башню снова явились гости. Эльфы. Кажется, и дракончик их почувствовал. Он выбрался из-под руки Голденхарта, сел, чешуйки на его ушах смешно встопорщились, драконий глаз чуть засиял янтарём.

— Любопытно, кто это? — спросил Эмбервинг, поднимаясь с ложа и беря дракончика на руки.

Дракончик был слегка озадачен и на этот раз не вырывался. Явно, это незнакомое присутствие — эльфийские чары драконы за версту чувствовали — его заинтересовало. Он как-то совсем уж серьёзно взглянул на Эмбервинга и неуверенно выговорил: «Арргх?» — первое слово, первое слово на драконьем языке! Эмбервинга прямо-таки распирало от гордости.

— Ещё какой арргх, — подтвердил он, — эльфы — они такие… Ну вот, и Голденхарт проснулся.

— Что? — встрепенулся менестрель.

— Эльфы, — коротко сказал Дракон и отдал дракончика юноше. — Кажется, Талиесин, если чутьё меня не подводит.

— Так пригласи, пусть войдёт, — пожал плечами Голденхарт. — Алистер, вероятно, умирает от любопытства.

— Пожалуй, — хохотнул Эмбервинг и пошёл на улицу.

Это действительно объявился Талиесин. Он потоптался возле башни, прислушиваясь, и совсем уже собрался возвращаться домой, как дверь распахнулась и на пороге появился Дракон.

— А, это ты? — сказал Эмбер, делая пригласительный жест. — Войдёшь?

— Отец прислал узнать, что там вышло из… того, что вышло, — смущённо ответил эльф.

Дракон выглядел помятым, уставшим, и Талиесин сделал определённые, хотя и неверные выводы, что в том вина менестреля. Войти сейчас туда… и неловко и… Эльф поёжился. Но ему отчего-то непременно хотелось войти. Будто что-то тянуло его внутрь, как магнитом, и он с изумлением обнаружил, что уже занёс ногу, чтобы переступить через порог, хотя даже и сам не понял, как это вышло.

— Алистер был прав, — сказал Эмбер. — Да входи, входи, я разрешаю. Алистер ведь от тебя подробного отчёта потребует, так что лучше, если ты увидишь всё собственными глазами.

— Что увижу? — полушёпотом спросил Талиесин. Голос у него отчего-то пропал и сердце замерло.

— Невиданное волшебство, — ухмыльнулся Дракон, пихнув эльфа в спину, чтобы тот шёл быстрее. — Такое и эльфам не снилось!

Талиесин перевалился через порог и, ошеломлённый, застыл. Дракончика он заметил не сразу, потому что, по обыкновению, потерялся, увидев менестреля. Он так долго его не видел, что, казалось, тот похорошел до неузнаваемости! Голденхарт сидел на виноградном ложе и улыбался.

— Давно не виделись, Талиесин, — проронил юноша.

Эльф ничего не смог сказать в ответ. Он наконец-то заметил, что в руках менестреля! Дракончик настороженно всматривался в незнакомца, чешуйки на его ушах продолжали топорщиться.

— Ч-что это? — выдавил из себя эльф, невольно протянув руку к ложу.

— Как грубо, — фыркнул Дракон. — Разумеется, это мой… наш… — Он запнулся, размышляя, и докончил: — Наследник.

Дракончик вдруг полыхнул огнём в сторону эльфа, рукав того задымился.

— Ой! — воскликнул Голденхарт.

— Ничего, ничего, я не пострадал, — поспешно сказал Талиесин, похлопав по рукаву.

Голденхарт его и не слышал.

— Ой, Эмбер! — восторженно воскликнул он, глядя на Дракона. — Он только что научился дышать огнём!

— А всего только четыре недели! — с тем же восторгом отозвался Эмбервинг.

Талиесин почувствовал себя лишним.

— Ну, — смущённо сказал он, — я пойду тогда… доложу отцу…

Эмбер пристально посмотрел на него, словно бы что-то обдумывая, потом вспыхнул озарением и сказал:

— Талиесин, сделай одолжение, присмотри немного за ним, а мы отдохнём. Выспаться хочется до смерти. С ним круглыми сутками приходится возиться, глаз не сомкнёшь!

— Но… — растерялся Талиесин, — что я буду с ним делать?

— Поиграешь с ним. Смотри, только и нужно, что раскидать золотые фигурки по комнате, а он начнёт их собирать в кучу. Ему эта игра нравится… Всего-то часок, часа хватит, чтобы набраться сил. Только пальцы береги: кусается.

Ошеломив эльфа этой тирадой, Дракон взял менестреля за руку и утащил из тронной комнаты.

Оставшись с дракончиком наедине, Талиесин почувствовал себя ещё неловче: дракончик смерил его долгим изучающим взглядом.

— Меня зовут Талиесин, — сказал эльф.

Дракончик изучал его с минуту, потом ловко спрыгнул с виноградного ложа и стал, как и говорил Дракон, стаскивать золото в кучу. Талиесин, поразмыслив, сел на пол. Дракончик покосился на него, выронил из пасти фигурку и, крадучись, переставляя лапу за лапой, как кошка, охотящаяся на мышь, направился к эльфу. Тот, предупреждённый, что дракончик кусается, невольно спрятал руки за спину, очень надеясь, что эльфийскую заговоренную одежду дракончику прокусить не удастся. Дракончик кусаться не стал. Он обошёл эльфа на несколько раз, то вытягивая шею, то пригибая морду книзу, — в общем, хорошенько разглядел и даже понюхал пару раз, фыркая и издавая глухие воркующие звуки. А потом бесцеремонно залез к эльфу на колени и свернулся клубком. Талиесин, в совершенном ошеломлении, непроизвольно сделал движение, чтобы погладить его, за что немедленно поплатился.