— Подойди поближе, если сможешь встать на ноги, — приказал Хорвек-Эдарро.

— Отчего же не смогу? — отозвался Глаас, по голосу которого я поняла, что его дела плохи. — Переломать мне кости вы обещали сегодня поутру.

— А отрезать длинный, но бесполезный язык — в полдень, — рассмеялся Хорвек. — Поднимайся, падаль. Я хочу взглянуть на тебя еще раз.

Что-то в его голосе заставило меня забыть о страхе: то, как демон произнес последние слова, было настолько непохоже на прежнюю его манеру говорить, что я догадалась: он вот-вот окончательно превратится в Эдарро. Я не знала, где Хорвек допустил ошибку — быть может, переоценил свои силы, или же недооценил силу покойника, — но сейчас, в подземелье, рядом со мной стоял королевский племянник — и никто иной.

— Ты обещал отпустить его, — сказала я, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно и уверенно.

— Обещал? Я? — Хорвек резко повернулся ко мне. — С чего бы мне отпускать этого предателя?

И вправду, я сплоховала — такого обещания Хорвек не давал. Происходящее стало чуть яснее: он не потерял память, нет, — просто теперь все свои поступки демон оценивал с точки зрения Эдарро. А королевский племянник был куда менее милосердным существом, нежели дважды переродившееся создание тьмы.

— Не обещал, но собирался, — я не сдавалась. — Разве не ты сказал, что утром мастер Глаас придет за Харлем?..

— Йелла… — услышала я слабый голос разбойника. Он с трудом стоял, цепляясь за решетку. — Ты тоже здесь… Я слышу твой голос!..

— Отпусти его! — почти выкрикнула я, увидев, как скривились красивые губы лже-Эдарро. — Ну же!

— Да как ты смеешь приказывать мне?! — прошипел он, отпрянув. — Почему я должен слушать тебя? Почему?!

Хотела бы я сама это знать! Но у меня не было времени на раздумья — я понимала, что Хорвек задает эти вопросы самому себе, и, не получив ответа, окончательно забудет, каково это — быть прежним.

— Смею! — сказала я с дерзкой надменностью, которой раньше в себе не знала. — Потому что не боюсь. Если ты забудешь о Йель — для меня это та же смерть, так чего мне бояться? Во всем мире у меня нет никого ближе Хорвека-демона. И пока он помнит меня — помнит и себя настоящего, — удивительно, но все то время, что я говорила, лже-Эдарро нерешительно пятился к решетке, словно каждое мое слово ударяло его как маленький, но острый камень. — Если ты не отпустишь мастера Глааса, то проиграешь тому, кого ты так ненавидел. Тоже мне еще месть! Превратиться в безумца, которого ты же сам и прикончил!

— Йелла, — бормотал осевший на пол Глаас, вряд ли разбирая что-то из нашего разговора. — Йелла…

— Освободи его!.. — я, обретя бесстрашие в отчаянии, схватила Хорвека за руку, и он едва не выронил фонарь, освобождаясь от моего прикосновения.

— Я… не хочу… больше тебя слышать, — прошептал он яростно и сбивчиво, как будто что-то мешало ему дышать. — Освободить его? Ладно! Пусть уходит! Но ты… Ты займешь его место! Согласна?

Не успела я ничего ответить, как он, выпрямившись, расхохотался, и ответил вместо меня:

— Согласна!

Не успела я ничего ответить, как с решетка с лязганьем отворилась — сработал хитрый тайный механизм, — и Хорвек-Эдарро пинком отшвырнул Глааса в сторону лестницы, ведущей на свободу. Затем он схватил меня за руку, преодолевая слабое сопротивление, и на несколько мгновений замер, глядя мне в лицо, словно ища там ответ на какой-то вопрос.

— Нет! — вскрикнул он вдруг, словно обжегшись. — Не хочу тебя видеть! Не хочу знать!..

Я дернулась в сторону, но он с силой толкнул меня назад, к решетке. Последнее, что я запомнила, перед тем, как все заполонила тьма — резкая боль в виске: упав, я ударилась головой и потеряла сознание.

Пробуждение оказалось мучительным: боль билась внутри меня, словно птица, пойманная в силки. На мгновение мне показалось, будто голова у меня раскололась надвое, как тыква, которую переехало колесо телеги. Не решаясь встать на ноги, я неловко перекатилась на бок и скрючилась, на всякий случай прикрыв многострадальную голову руками. Мысли путались и единственное что я помнила точно — мне могли причинить куда более страшную боль, опасность была здесь повсюду.

Грязные каменные плиты, на которых я лежала, едва ощутимо подрагивали в такт далекому подземному гулу. Поначалу я решила, что мне мерещится — у кого бы не зашумело в ушах после такого удара? Но чем дольше я вслушивалась в монотонный глухой рев, тем беспокойнее становилось на душе. Казалось, глубоко под землей проснулось и беснуется какое-то исполинское чудовище, разрушая своими огромными рогами стены своей темницы… Должно быть, у него она была куда просторнее моей!.. Все еще лежа на полу, я осторожно обвела взглядом темный каменный закуток, стараясь не шевелиться — отчего-то я была уверена, что за мной кто-то наблюдает, хотя не вполне понимала, где нахожусь и отчего со мной приключилось подобное несчастье.

Рассматривать здесь было особо нечего — голые стены, цепи, гнилая солома, зловонные лужи — в них отражались едва заметные блики красноватого света: где-то за моей спиной все еще горел фонарь. Отчего именно фонарь?.. Я не знала, но перед глазами пронеслось смутное видение: я спускаюсь по лестнице вниз, вслед за Хорвеком, освещающим наш путь.  Мало-помалу обрывки воспоминаний соединялись между собой. «Мастер Глаас… он был здесь, но ушел, — сказала я себе, пытаясь собраться с мыслями. — Ты, Йель, заняла его место, и осталась.  Так решил Хорвек. Ну что ж, хоть для кого-то эта история может окончиться хорошо, а вот тебе не стоит рассчитывать на добрый исход».

Выждав еще немного, я все-таки решилась приподняться и повернуться к решетке. Красноватый свет, исходивший от упавшего на пол фонаря, едва не выжег мои глаза, уже привыкшие к темноте.

Шестое чувство не обмануло меня — я была здесь не одна.

С другой стороны решетки, привалившись к ней и обмякнув, лежал Хорвек — я сразу узнала его, хотя не могла рассмотреть лицо, полностью скрытое в тени. Он был жив — я слышала его хриплое дыхание. На мгновение показалось, что память в очередной раз подводит, и вовсе не я сейчас пленница, а он: голова бессильно склонилась, руки просунуты сквозь прутья решетки, словно в отчаянной попытке выбраться, или же — добраться до меня?.. Вновь время обратилось вспять — повторялось то, что я видела в подземельях Таммельнского замка. Черные руки точно так же отчаянно тянулись ко мне — но тогда я была с другой стороны решетки, где свет и свобода. Странная мысль пришла мне в голову: что, если для судьбы нет разницы, кто из нас пленник? Я все равно была нужна Хорвеку — даже теперь, когда он обрел силу и не нуждался в моей помощи.

Мне было сложно судить, сколько времени я провела в беспамятстве. Поначалу я решила, что Хорвек никуда не уходил. Мне так хотелось верить, что чары, превратившие его в Эдарро, развеялись в тот самый миг, когда я лишилась чувств! Это означало бы, что демон не совершил больше ничего ужасного, непоправимого…

Но я уже видела, что это не так.

Руки Хорвека были почти черны от крови — недаром мне вспомнились времена, когда он был настоящим демоном, покрытым гадючьей кожей.

Я подползла чуть ближе, пытаясь рассмотреть, не ранен ли он, и одновременно с тем страшась того, что Хорвек очнется. Что-то поблескивало в его руке — он сжимал этот предмет даже сейчас, лишившись всяких сил.

Красивой вещице, изготовленной искусным ювелиром, было не место здесь, в грязном зловонном подземелье. Я никогда не видела королевскую корону, но сразу поняла, что это она: изящный золотой ободок, украшенный несколькими крупными камнями, которые казались в полумраке мутными и черными. Сама не осознавая, что делаю, я потянулась к ней, но пол дрогнул особенно сильно и я, тут же придя в себя, отдернула руку.

— Белая Ведьма торжествует, — сказал Хорвек, не поднимая головы и не шевелясь. — Сегодня воцарилась справедливость и смерть ее отомщена.

Голос… я не могла понять, кому он принадлежит — слишком глухо и монотонно он произносил эти слова. Со мной мог говорить сейчас лже-Эдарро!.. Я, стараясь двигаться как можно тише и незаметнее, подалась назад — в этом не было смысла, но мне хотелось, чтобы нас с Хорвеком разделяло как можно большее расстояние.