— Честным?! — вскричал мастер Глаас. — Да это собачье отродье обокрало меня!
— Разве тут было что-то, принадлежащее тебе? — демон спросил это, какой-то особой интонацией выделив последние слова, и разбойник умолк, видимо, ощутив крайне непривычное для себя смущение. Хорвек поднялся, показывая, что собирается уходить, а я в растерянности смотрела на него, не веря что так бессмысленно закончится эта встреча. Разве стоило выслушивать истории мастера Глааса, чтобы потом просто уйти?.. Неужели равнодушие Хорвека было непритворным?
Глааса одолевали, судя по всему, те же мысли.
— Господин, — нерешительно промолвил он. — Господин мой покойник!..
— Чего тебе, разбойник? — холодно отозвался Хорвек, оглянувшись.
— Высшим силам, мертвым душам — но кому-то было угодно, чтобы я вас встретил здесь и сейчас! — промолвил мастер Глаас отчаянно и решительно, как это бывает с людьми, цепляющимися за последнюю соломинку. — Вы можете найти того проклятого. Чарами ли, чутьем, но можете, я знаю. Не за себя прошу, мне милости не положено ни от вас, ни от кого другого. Но спасите мальчишку!.. — тут он впервые за долгое время перевел взгляд на меня. — Ты!.. Ведь ты любила этого паренька, как и он тебя. За тобой он ушел из дому, не отпирайся. И ты за него в ответе. Проси за него у господина покойника, если уж моей просьбы недостаточно...
Я не была столь искусна в словесных хитростях, как демон, и на меня эта речь произвела именно такое впечатление, которого добивался разбойник. Харль страдал сейчас из-за меня, не было ни дня, когда бы я не вспоминала мальчишку и не корила себя за то, что втянула его в эту историю. А теперь, когда я знала правду... ох, все сложилось даже хуже, чем я могла вообразить!..
— Хорвек! — я не находила слов, видя, как далек демон сейчас ото всей этой истории. — Я так виновата!.. Сколько зла я совершила, скольким людям принесла горе... И мне не по силам хоть что-то исправить — о, как ты был прав, когда смеялся когда-то над моей глупостью и над тем, что я не вижу дальше собственного носа. За мои ошибки расплачиваются другие люди, а я могу только плакать и причитать, да просить тебя в очередной раз помочь. Но если ты можешь помочь — прошу тебя, помоги. Харль не должен умирать из-за моей глупости!..
Он наверняка ждал моих слез, потому лишь вздохнул и промолвил:
— Бедная маленькая Йель. Ты коришь себя за то, что не выдерживаешь ношу, которая с самого начала была тебе не по силам. Но не жалеешь, что взвалила ее на себя, а злишься, что переоценила свои силы. И старый разбойник тебя не жалеет, когда пытается использовать в своих целях. Ты, пройдоха, слышишь меня? Девочка видела много горя и увидит еще больше, ей не уйти от судьбы — и судьба эта горька, хоть она не нарушала никаких клятв и не желала никому зла. А ты, клятвопреступник и злодей, от своего наказания пытаешься улизнуть, да еще за чужой счет.
— Но я не за себя прошу...
— Судьба изобретательна, — Хорвек остановился около камня, положил на него ладонь, словно пытаясь почувствовать что-то, кроме холода. — Отнимать у тебя было нечего, поэтому она сначала подарила, а теперь отбирает, да так, чтобы ты наконец-то проклял свою жадность и изменчивость. Но ты прав в том, что судьбе угодно было нас для чего-то свести. По дороге сюда я колдовал для каждого, кто просил меня о помощи. Попробую помочь и тебе.
Глаас, не веря в то, что Хорвек так легко согласился, упал на колени, сбивчиво благодаря за милость, но Хорвек не слушал его, знаком показывая мне, чтобы я поторапливалась.
— Не ходи за нами, — только и сказал он на прощание разбойнику. — Где ты остановился?.. Я приду туда и посмотрю, чем можно помочь мальчику.
— Спасибо! — торопливо повторяла я, захлебываясь на бегу, ведь шел демон быстро, словно мы куда-то опаздывали. — О, спасибо, Хорвек!.. Мы пойдем к Харлю и...
— И, возможно, после этого нам придется уносить ноги из города, так и не найдя художника, — буднично сказал он, не дав мне договорить.
— Но почему...
— Потому что в этом городе нельзя колдовать, — ответил он. — Можно притворяться, что колдуешь, можно болтать о магии, можно солгать и заморочить голову тщеславным глупцам, но настоящие чары в Астолано под запретом, нарушать который не стоит.
— Но кто узнает? — мне казалось, что Хорвек выдумал невесть что и поверил в то, чего нет. Магия была запрещена повсюду, но раньше он, не задумываясь, нарушал этот запрет.
— Узнает, — уверенно сказал он. — И придет. А мы так и не узнали имени художника. Тайна рыжей ведьмы остается тайной... Быть может, это расплата за то, что мы сегодня узнали тайну Белой Ведьмы?.. Может, судьба вела нас сюда совсем не затем, чтобы ты, Йель, спасла своего прекрасного герцога от ведьмы, а лишь для того, чтобы ты выбирала между Харлем и дядюшкой, между Харлем и тем, другим... мальчиком, что остался в руках ведьмы. Тебе полагалось узнать, каков на вкус этот выбор... А я... что ж, мой выбор тоже горек. Но судьба, знаешь ли, любит такие шутки.
— Нет! — вскричала я, не желая признавать, что он может быть прав.
— Так что же — мне не колдовать? — с насмешкой спросил он.
— Колдовать, — со злостью сказала я. — Ты все выдумываешь. Никто не узнает о том, что ты колдовал, как это было раньше. Ты спасешь Харля. Или найдешь те кости... — тут я поперхнулась, сообразив, что говорю об останках покойной матушки демона, не проявляя при этом никакого почтения. — Ох, прости, прости меня... Эта история была самой ужасной из тех, что я слышала. Но Харль не виноват... Ничего ведь не исправить в прошлом, а нынешнее... — я запуталась и растерянно умолкла, задыхаясь от слабости и быстрой ходьбы. В чем я хотела убедить Хорвека? В том, что жизнь Харля имеет хоть какую-то ценность? В том, что ради нее стоит чем-то рискнуть?.. Осквернить кости его матери?..
— Пожалуйста, — выдохнула наконец я. — Ради меня, прошу...
И я запнулась, подумав с горечью: «Что ему моя благодарность?.. Я не имею права думать, что представляю какую-то ценность в его глазах!».
Но он спокойно сказал:
— Я дал свое согласие, зачем ты снова просишь меня?
И вправду — зачем я снова взялась его умолять? Должно быть, я просила сейчас не столько помощи для Харля, сколько помощи для себя: я устала бояться и сомневаться, и хотела, чтобы демон успокоил меня, взяв свои слова о выборе обратно. Я не желала верить в то, что смогу спасти только одного, оставив погибать других.
Но он не сделал этого.
Кучер дожидался нас, как ему было приказано, от страха и холода спасаясь при помощи фляжки с горячительным. Я с некоторой завистью посмотрела на его румяные щеки и осоловевшие глаза. Всю дорогу мне думалось только о том, как бы побыстрее очутиться у огня и согреть руки. Признаться честно, на время я позабыла даже о мастере Глаасе и Харле — так мучителен был для меня теперь холод, от которого темнело в глазах. Прогулка к дому Белой ведьмы оказалась слишком серьезным испытанием для моего измученного тела — Хорвек на руках внес меня в дом, на ходу приказывая слугам разводить огонь в большом камине. Я едва разбирала его голос — в ушах шумело от слабости.
— Господин, — робко позвал его старик-слуга. — Вас дожидаются... в саду...
— Я же сказал, что сегодня не принимаю гостей, — раздраженно ответил Хорвек, укладывая меня в то самое кресло, где я обычно грелась вечерами.
— Но господин, к вам пожаловал сам... — слуга запнулся, не в силах вымолвить титул гостя. Эта запинка была столь красноречива, что Хорвек понял, чей визит переполошил слуг, да и мне не составило труда догадаться.
— Хорвек!.. — я схватила демона за руку, не зная что сказать. Тревога, которая охватила меня, была сродни страху перед ночной темнотой. Что-то страшное надвигалось на нас: злая могущественная воля, подкрепленная силой, знакомо отзывающейся в моей крови. Похожий страх у меня вызывала раньше только рыжая колдунья. Но спутать магию, исходящую от двух разных людей, невозможно — теперь я это поняла.
