— Вы хотите сказать, что финансируете предвыборную кампанию, которую проводит Папян?

— Конечно, — Саша, похоже, был удивлен нашей наивностью.

— Но ведь это, наверное, большие деньги…

Саша Крашеный, как я прозвал его мысленно, обвел взором деревянный стол, за которым сидела наша компания. Длина его была метра четыре.

— Приставьте с того края столешницы спичечный коробок, — сказал он, — такое количество денег мы потратим на эту кампанию — из той прибыли, что получаем.

Саша собирался купить николаевцев за «спичечный коробок».

— У нас много денег, — продолжал он. — Но деньги сами по себе значат немного. Я живу в Москве, в квартире площадью сто пятьдесят метров, а мог бы иметь триста. Но зачем мне это? Вы знаете, сколько я получаю?

Мы опять промолчали, не выказав никакого желания знать, сколько тысяч получает наш «благодетель» в месяц — в долларах, конечно. Очень ему хотелось сказать, но не удалось. С досады Саша Крашеный выпил.

«Теперь, знаете, всюду наши», — вспомнил я его слова. А что он имел в виду?

Мы попрощались с московским финансистом — и свалили в сторону своих клеток, переполненных злыми мухами.

Утром признались друг другу, что спали плохо — мне блазнились стада крашеных медведей и стаи голодных мух зверофермы, в которую превратили бывший профилакторий заводчан. Может, это был просто голодный обморок, и никакого Сашу Крашеного мы не встречали?

Но нет, через пару часов он подошел к нам в заводоуправлении попрощаться — с кругами под глазами, опухший от радостей нелегальной жизни.

А еще через час Нина узнала его полное имя, а также название финансовой компании, которую он возглавляет. Она развела господина Плотникова, как базарную торговку. Оказывается, это был не сон: на самом деле Сашу Крашеного звали Александр Николаевич Коровников, и возглавлял он московскую финансовую фирму «СК-БИС».

За обедом, в банкетном зале Папяна, Нина Петрова высказала еще одну гениальную догадку.

— Я думаю, у него не крашеные волосы, а парик…

Мы были ошарашены смелостью гипотезы. Впрочем, почему бы и нет?.. Штирлиц. Полковник. Тайный агент и кавалер всех орденов. Сотрудник спецподразделения, выполняющий задание в глубоком тылу врага…

А может быть, это была проверка? Перед тем как дать нам ответственный заказ на проведение предвыборной кампании в городе Николаевске? Родина на нас рассчитывала — факел вам в руки! А вдруг мы не оправдаем надежд столичного разведчика?

— Я думаю, Саша Крашеный — это симфора нашего времени, — сказал поэт-метаметафорист Владислав Дрожащих.

— Это обыкновенная метонимия! — возмутился я. — Почему симфора?

— Потому что Саша несет характерные признаки времени: благополучие, лживость, дурную наследственность…

— Тогда это симфора социального класса, но не времени!

— Я согласна со Славой, — вмешалась Петрова, — наше время принадлежит классу лохотронщиков.

Я обиделся и не разговаривал с товарищами до ужина.

Но в тот день мы хорошо попахали. Осмотрели помещение будущего штаба, объяснили, какое необходимо оборудование: два компьютера, один с интернетом, принтер, ксерокс, факс, диван для отдыха — ну и так далее.

— Необходимо постоянно проверять помещение на «жучки», — сказал я директорам.

— Обязательно, — кивнул Николай Викторович, — у нас есть необходимая аппаратура.

А в это время первые перья Перми работали с кандидатами в депутаты городской думы Николаевска — начальниками заводских корпусов. С каждым — по несколько часов: интервью и портретный очерк.

Кроме того, выяснилось, что господин Папян решил сменить не только законодательный состав, но и главу местной администрации.

Правда, кандидатуру на должность мэра от PR-команды пока скрывал.

Если уходить, то откуда?

Территория Чечни и Ингушетии к 1917 году уменьшилась в два раза по сравнению с 1827 годом, Адыгеи — в три раза по сравнению с 1857-м. Потом Южная Осетия и Абхазия оказались в Грузии, северный Дагестан — в Чечне, Пригородный район Ингушетии — в Осетии, пограничный с Россией район Адыгеи включен в РСФСР…

Указ ПВС СССР 16 июля 1956 года снимал вайнахов с учета спецпоселенцев и освобождал из-под административного надзора, и только. 17 октября председатель Совмина СО АССР запрещает продавать ингушам дома в присоединенном к СО Пригородном районе (примыкает к Владикавказу) или сдавать в аренду. В этом клочке, в полтора раза меньшем, чем Москва, свет и впрямь сошелся клином. Это причина массовых беспорядков в Грозном в январе 1973 года и в октябре 1981-го. Осенью 1992 года новая трагедия: войска фактически выступили союзником осетин, после этнической чистки — колоссальный отток ингушей из Пригородного района в нищую Ингушетию, которой в какой-то мере помогла братская Чечня. С началом войны в Чечне ингушам снова пришлось потесниться. Самое удивительное, что, живя в запредельных условиях, зачастую под бомбами, падающими на приграничные села, ингуши умудряются не озлобляться. Российскую власть ругают на каждом шагу, но никто не заикается об отделении.

А. Тавризов. «Общая газета».

Мы вернулись в Пермь и сели за работу. Через неделю треть основных текстов была готова. Но машину за нами не присылали. Сам Папян, как всегда, работал за границей, а Николай Викторович, смущаясь, утверждал по телефону, что все машины поломались. Сначала было смешно… Но через неделю мы смеяться перестали. Потом вышли на генерального директора.

— Дело в том, что Папян решил сменить команду, — ответил Петр Васильевич.

Я так растерялся — обиделся на «земляка», что даже не стал уточнять, на каком основании он это сделал.

После поездки мне пришла в голову мысль о том, куда пропали десять лет из биографии Папяна.

За дело взялась Нина Петрова — она достала Папяна, приехавшего из Европы в первый город материка. О, она устроила ему материк… Но Папян подтвердил свое решение, без объяснений — они уже к этому привыкли — к абсолютности своего бытия.

Потом позвонил я. И мне, зэмляку, он ответил также — спокойно, лениво, мне даже показалось — с равнодушной усмешкой.

Все рушилось.

— Тогда оплатите ту работу, которую мы уже сделали, — вежливо сказал я. — Те материалы, которые мы уже написали.

— Но я нэ видэл их… Пришли — почитаю.

«Сейчас, — подумал я, — пошлю, а ты используешь, но не оплатишь. Кто обманул один раз, тому обмануть во второй — еще легче, чем в первый…»

— Нет, — ответил я, — пусть ко мне приедет представитель новой команды, почитает и оплатит.

— Харашо, — согласился земляк.

Через пару дней у меня появился глава новой PR-команды, некто Владимир Панченко, известный в Перми по ряду скандалов, связанных с нарушением предвыборного законодательства. Он почитал тексты и задумчиво почесал свою небольшую тыковку.

— Это не то, что нам надо, — оценил он очерки.

Я понял: человек не собирается платить за нашу работу. Я не спорю с убогими. Но Нина Петрова — это то, что надо. Она снова позвонила Папяну и поинтересовалась, почему нам не оплачивают работу.

— Так решил Панченко, — ответил Армен Григорович, — он теперь главный…

— Тогда мы перейдем на сторону ваших конкурентов, — пригрозила Нина.

— Пэрэходите, — равнодушно согласился армянин.

Когда она мне это пересказала, я решил пойти к Ирине Каслинской, чтобы похоронить предвыборную кампанию Папяна на Николаевском кладбище за церковью с новым золотым куполом. Кроме того, я должен был товарищам за работу — я их пригласил, а не Папян, они честно сделали, что было надо, а денег не получили. Хотя ребята мне и слова не сказали, но я то знал, что за все надо платить. Поэтому я сел за компьютер и за пять часов написал материал о том, кто является реальным владельцем Николаевского машиностроительного завода.

— Сколько тебе нужно за этот текст? — спросила Каслинская.

— Тысячу долларов, — скромно ответил я, потупив взор своих ослепительно честных глаз.