— Это нелепо, — слабо сказала я. — Теперь мы оба умрём, плохие из нас Ромео и Джульетта…

— Мы не умрём, — я услышала боль в его голосе, и мне захотелось закричать на него.

Он прижал руку к моей груди, и внезапная боль была ослепляющей, такой сильной, что моё тело выгнулось дугой, резко дёрнулось, а затем снова рухнуло в его объятия. Кровотечение остановилось, и я поняла, что он исцелил меня — каким-то образом сумел закрыть рану, запечатать разрыв.

Но я умирала. Он не мог этого остановить.

— Нет, — ответил он. — Я не потеряю тебя. Я не могу.

Он притянул меня к себе, и его лицо было жёстким, холодным, мрачным. Он протянул руку и нежно погладил меня по лицу, и я поняла, что он прощается. А потом он распахнул свою собственную рубашку и разодрал кожу, разрывая плоть так, что брызнула кровь.

Я поняла, что он собирается сделать за секунду до того, как он это сделал, и открыла рот, чтобы возразить. Я открыла рот, а он прижал его к своей ране, и кровь потекла в мой рот, горячая и насыщенная, и моё холодное, холодное тело превратилось в огонь, пока я пила из него, глубоко глотая сладость жизни, кровь его жизни становилась моей.

Он дрожал, его рука горела под моей головой. Он отстранил меня, и я почувствовала влагу его крови на своих губах. Он наклонился и поцеловал меня, полным, твёрдым и глубоким поцелуем, кровь смешалась между нами, и последний барьер исчез.

— Я люблю тебя, — сказал он, слова вырвались из него.

— Я знаю.

Затем он поднялся одним плавным движением, но я смогла разглядеть в нём слабость.

— Если я не выкарабкаюсь, — тихо прорычал он, — обещай мне, что будешь жить. Падшие будут нуждаться в тебе. Ты Источник, даже без меня.

— Нет. Ты живёшь или я не буду, — сказала я упрямо и сердито.

Он не стал спорить. Его крылья расправились, великолепно переливаясь иссиня-черным, и мгновение спустя мы уже вылетели из пещеры, поднимаясь всё выше и выше в ночное небо. Я чувствовала, как его силы покидают его, пока он нёс меня. Впереди был океан — ему надо было только долететь до него, но жар распространялся гораздо быстрее, чем в ту первую ночь, и я знала, что, дав мне своей крови, он ускорил отравление, и мне хотелось ударить его.

Я сделала единственное, что могла.

— Не смей меня ронять, — предупредила я его. — Мы прошли через всё это не для того, чтобы меня размазало по скалам, как пьяную чайку.

Он рассмеялся. Это была лишь слабая дрожь звука, но этого было достаточно. Он оттолкнулся, сумев подняться выше, и тут последние силы покинули его, как и сознание, и я поняла, что мы слишком далеко от океана, мы разобьёмся, как современный Икар.

Я хотела умереть, целуя его прекрасные губы. Его руки обмякли, и я прильнула к нему, прижавшись губами к его губам, и это движение развернуло его окрыленное тело навстречу ветру.

Ветерок подхватил нас, скользнул под нами, и внезапно мы заскользили, двигаясь всё быстрее на ветру, пересекая ночное небо с кошмарной скоростью, а затем падали, падали, кружились, мои руки обвились вокруг него, мой рот на его, кровь между нами, когда мы стремительно погрузились в…

В океан. Мы погрузились глубоко, ледяная вода была шоком, оторвавшим меня от него. Было так темно, так холодно, и я потеряла его, скользя вниз по бурлящей воде. «Только так можно обмануть смерть», — ошеломлённо подумала я, и на этот раз закрыла глаза от жжения солёной воды, выдохнула, зная, что мне больше не с чем бороться. Разиэль выживет, океанская вода исцелит его, и он найдёт то, что ему нужно.

Глубоко там отец лежит,

Кости стали как кораллы,

Жемчуг вместо глаз блестит,

Но ничего не пропало.

По-морски лишь изменилось,

В чудо-клады превратилось.

На этот раз я утону. Я уже пережила кардинальную перемену такой значимости, ничего не осталось, и мои кости станут кораллами, а глаза-жемчужинами. Шекспир в моих ушах.

Кто-то был там, чья-то рука коснулась моей и, открыв глаза, я увидела Сару, безмятежную и красивую, улыбающуюся мне. Всё, что мне нужно, это яркий свет, подумала я, улыбаясь ей в ответ. На той стороне не было никого, с кем я хотела бы встретиться, и я потянулась к ней.

Она покачала головой. Её губы не шевелились, но я отчётливо слышала её слова.

— Пока нет, — ответила она. — Ещё не скоро.

Я покачала головой. Я так устала от борьбы.

— Подожди его, — сказала она. — Он стоит ожидания.

Сильная рука схватила меня за запястье, дёрнула вверх, и после бесконечно долгого мига я поднялась, вырвавшись на холодный воздух, кашляя и задыхаясь в руках Разиэля, когда он направился к берегу.

Мы в изнеможении рухнули на берег, оба задыхаясь. Разиэль перекатился на спину, и я увидела кровь на его мокрой одежде. Моя кровь.

Я лежала лицом вниз на песке и знала, что должна перевернуться, но у меня не было сил ничего делать, кроме как лежать и бороться за дыхание.

Его руки на моих плечах были нежными, когда он повернул меня лицом к себе. Он смахнул мокрый песок с моего лица, волос и посмотрел на меня сверху вниз с нетерпением, с досадой. С любовью.

— Первое, что ты сделаешь, — сказал он грубым голосом, — это научишься плавать.

И поцеловал меня.

Глава 25

ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ Я ПОНЯЛА, ЧТО САРА СОЛГАЛА. Клянусь Богом, я каким-то образом сделала невозможное и сумела набрать десять фунтов с тех пор, как начала жить в Шеоле, и большая часть этих фунтов оказалась в моей заднице. К счастью, у Разиэля была слабость к женщинам эпохи Возрождения, и он всё ещё находил моё слегка перезрелое тело неотразимым.

Нефилимы ушли, побеждённые, по крайней мере, с этого континента. Некоторые укрылись в дикой природе, но так как они выживали, питаясь мелкими животными и плотью Падших, в конечном счете, они изголодаются. К сожалению, Разиэль сказал мне, что они могут прожить столетия без еды, так что это займёт некоторое время. Я отказывалась думать о том, что это объясняет их мерзкий, ненасытный голод.

Небольшие группы останутся на других континентах — горстка в Азии, большая группа в Австралии, посланная туда Уриэлем в поисках Падших ренегатов, а затем брошенная. Это не моя забота. У меня не было ни малейшего желания покидать Шеол.

Разиэль научил меня плавать. Конечно, с исчезновением Самаэля и эффективным разгромом Нефилимов мне не нужно было лезть в ледяной океан, но у Разиэля была властная жилка. Не то чтобы я мирилась с этим, но если я могла видеть здравый смысл за его автократическими заявлениями, я склонна была сдаваться после того, как столько откладывала, сколько могла, даже если это была моя идея в первую очередь. Разиэль лучше справлялся, когда люди не кланялись ему, и я считала своим долгом вывести его из равновесия.

Ему не нравилось быть Альфой. И он ненавидел, что я была Источником, хотя после первых нескольких кровопролитий ему удалось сдержать ревность. Первые два раза Тамлел и Гадраэль садились на него, просто чтобы убедиться, что он никому не оторвёт голову. Я могла читать его мысли, и знала, что он был близок к тому.

Я понятия не имею, облегчал ли ему жизнь тот факт, что мне нравилось быть Источником или наоборот всё усложнял. Раз уж у меня не могло быть детей, по крайней мере, я могла кормить и лелеять Падших, и я приветствовала этот шанс как способ облегчить часть моего горя. Я никогда не говорила о своей тоске по детям с Разиэлем, и он никогда не говорил об этом со мной. Но мы знали мысли друг друга и разделяли боль.

От Азазеля не было никаких вестей. Большинство думали, что он мёртв, включая и меня, но Разиэль считал иначе. «Он вернётся, — сказал Разиэль, — когда придёт время. Будет знак, и он вернётся».

Может, я и растолстела, но не стала старше. Моё лицо не изменилось, ни морщинок в уголках глаз, ни морщинок от смеха, хотя я обнаружила, что могу много смеяться в скрытом тумане Шеола. Я больше никогда не кормилась от Разиэля, хотя он знал, что я этого хочу. Вместо этого я отдала ему своё тело, свою кровь, а он дал мне экстаз, раздражение и глубокую неизменную любовь, которая вряд ли существовала в простой жизни.