— Давай поплаваем, — сказал он, когда очередной вой эхом огласился вдалеке.

Он потянулся и снял свободную мантию с её тела.

Она позволила ему раздеть себя, и секундой позже он тоже разделся, и они побежали в прибой, держась за руки, и нырнули в холодную солёную воду, ярко освещённую луной. Она выплыла на поверхность, в полной уверенности, что он сможет доплыть до неё в мгновение ока, и как только преодолела накатывающиеся волны, она легла на спину, позволив волосам дрейфовать вокруг неё. «Офелия», — подумала она. Он должен суметь отпустить её.

Он всплыл рядом с ней, и она поцеловала его в рот, холодный, влажный и солёный. Обвилась вокруг него, умиротворённо держась на поверхности. Им немного было отведено подобных моментов, и она была жадной, она хотела всего, что могла получить.

Он улыбнулся ей в губы.

— Давай вернёмся в наши покои? Или мыльная опера Разиэля вновь потребует твоих услуг сегодня ночью?

— Ты единственный, кто получит мои услуги сегодня ночью, — пробормотала она, позволив ему нести себя в сторону далёкого берега.

Они вернулись в свои покои, открытые двери впускали ночной воздух, когда она вновь услышала крики Нефилимов.

— Закрой окна, любимый, — тихо произнесла она, скользнув под прохладные простыни.

Он сделал, как она просила, не задавая вопросов, а потом пошёл в кровать.

— ЧТО ТЫ СКАЗАЛА?

Я в ужасе уставился на женщину. Я и так с трудом старался не думать о том, чтобы уложить её в кровать, но её беспечное заявление полностью прогнало эти мысли из моей головы.

— Я знала о чём ты думал, — самодовольно сказала она. — Это потому что у нас был секс? Ранее я знала, что ты направлялся сюда задолго до того, как ты появился. Я посчитала это странным из-за реакции Сары, и теперь я отчасти могу улавливать твои мысли.

— На самом деле можешь? — спокойно спросил я, гадая, смогу ли я уйти от наказания, если сброшу её с балкона, а всем скажу, что она выпала. «Нет, не смогу, но мысль была замечательная».

Да и к счастью, она не смогла уловить эту мысль. Значит, её способности читать меня не были столь хорошо развиты. Пока что.

Чёрт. При обычных обстоятельствах, женщина могла бы меня читать только по одной причине — потому что она была моей кровной парой. Но у меня никогда больше не будет кровных пар. Это просто аномалия.

— Конечно же, не сейчас, — сказала она, нахмурившись. — Только что случайная мысль как бы пронеслась в моей голове. Это ты делаешь?

— Позволяю тебе читать свои мысли? Нет, — ответил я, сдержав инстинктивное вздрагивание. Я не мог позволить ей понять, насколько она влияла на меня.

— Это случайность… к завтрашнему дню это должно пройти. Не переживай.

— А я и не переживаю. Мне это нравится. Это даёт мне кое-что, чтобы дать тебе отпор, — сказала она.

Интересно.

— И зачем тебе надо давать мне отпор? — спросил я.

На несколько минут это озадачило её, и я попытался прикоснуться к её разуму. Это было огромной ошибкой. Она хотела меня, я мог ощутить её желания довольно явно. Это было подобно физическому прикосновению, даже если она усиленно пыталась подавить его. Так вот чему она хотела дать отпор.

— Я чувствую себя бесправной здесь, — наконец ответила она.

— Ты бесправна здесь.

Я отошёл к ряду окон, которые выходили на океан. Они были открыты, лёгкие белые портьеры трепетали на сильном ветру. Я слышал успокаивающие звуки океана, когда он бился о песчаный берег. Они почти — чуть — поглотили крики потустороннего мира. Я оглянулся на женщину, свернувшуюся на софе — пятно цвета на белоснежной софе. Мне было проще сопротивляться ей, когда она была одета во всё белое. И зачем я заказал для неё всю эту одежду? Цвета бросались в глаза, атаковали моё восприятие. Они притягивали меня.

— Чего ещё хотела Сара?

— Пригласить меня в загон секс-рабынь Шеола.

Она пыталась разозлить меня, как обычно, и преуспела в этом, как обычно.

— Здесь нет никаких секс-рабынь.

— Такое чувство, что женщинам тут больше заниматься то и нечем. Трахаться и давать пить свою кровь. Полагаю, всё работает только в этом направлении.

Я попытался сохранить отрешённое выражение лица.

— Конечно.

— Тогда почему ты не берёшь мою кровь?

Я отвернулся от неё. Ей будет тяжелее прочитать истину, если она не сможет видеть моего лица.

— Я взял достаточно, чтобы убедиться в твоей невиновности. Это единственное, чего я хотел. Падшие могут питаться только от кровных пар или Источника, а ты ни то, ни другое.

— Тогда кто я? Помимо помехи, — добавила она, тут же прочитав мои мысли.

Это нервировало меня, но я был решительно настроен не показывать никаких реакций.

— Не знаю.

Ничего не сказав, она поднялась с софы, и платье закружило вокруг её голых щиколоток, когда она пошла мимо меня на кухню. Подол платья слегка задел мои ноги, подобно ласке тёплого бриза и, не подумав, я потянулся за ней.

Но она уже миновала меня и даже не заметила этого, слава Богу. Она повернулась, словно вспомнила, что что-то забыла, но к тому времени я уже небрежно прислонился к столешнице, сосредоточившись на почти незаметном узоре на белом Каррарском мраморе.

Она вытащила стеклянную бутылку молока, как вдруг громкий крик расколол ночь, и она уронила бутылку. Если бы я не был столь настроен на неё, я бы не смог поймать бутылку вовремя и поставить её на столешницу.

— Что, чёрт возьми, это было? — спросила она резким голосом.

— Нефилимы. Они подбираются всё ближе.

Она побледнела.

— Они же не смогут прорваться внутрь, так ведь?

— Предположительно, нет. На границы наложены всевозможные защитные заклятья и щиты. Единственный способ им попасть внутрь — если кто-то их впустит, и тот, кто это сделает, точно также умрёт.

— Что если кто-то готов умереть, чем провести вечное заточение здесь? — настойчиво спросила она, затараторив.

— Ты не пробудешь здесь вечность. Ты найдёшь способ выйти.

— Боже, надеюсь что так. Я не хочу жить до ста двадцати лет, так и не влюбившись, — сказала она, и я вздрогнул. — Но я говорю не о себе. Что если кому-то другому надоело здесь жить?

Она задрожала, и мне захотелось обогреть её, успокоить её. Но я не сдвинулся с места.

— Здесь нет таких других. Падшие выбрали эту жизнь. Их пары выбрали Падших. Никто не будет тайком выходить за стену и впускать монстров, — я мог соврать насчёт моей реакции на неё. Но вот врать насчёт опасности было за гранью: — Правда такова, что я не знаю, — продолжил я. — Они обозлено бьются об стены, потому что не могут проникнуть внутрь. Им ни за что не прорваться сквозь ограждающие это место стены, невозможно, чтобы кто-то смог прорваться. Это неизменно.

Она не поверила мне. Мне и слов не требовалось, чтобы понять, что она полна сомнений. Если бы я знал, как уверить её, я бы это сделал. Я даже не знал, как себя обнадёжить.

— Вряд ли молоко справится, — сказала она.

— Прошу прощенья?

— Я подумала, что немного тёплого молока успокоит мои нервы, но сомневаюсь, что это сработает, пока продолжается этот пронзительный концерт. Полагаю, это место не располагает виски? Нет, я забыла… виски же не белые.

— Есть водка, — сказал я.

— Ну, конечно же, есть, — она открыла холодильник, чтобы поставить молоко обратно, и вынырнула оттуда с охлаждённой бутылкой «Столичной». — Тебе, и правда, надо впустить в свою жизнь немного цвета, Разиэль.

Я посмотрел на неё в ярко окрашенном платье, которое подобрал для неё. Всё в ней было бурлящим, пёстрым, разрушающим спокойную пустоту моего мира. Она аккуратно наполнила две стопки и подтолкнула одну в мою сторону по мраморной столешнице.

Это была плохая затея. Чтобы удержать свои руки подальше от неё, от меня требовалась каждая капля сосредоточенности. И даже немного алкоголя может стать достаточно, чтобы ослабить мою непоколебимость.

Опять же, напоить её будет отличной идеей. Я считал пьяных женщин совершенно непривлекательными. И если она отрубится, меня не будет подмывать обхватить руками её лицо и притянуть к себе, поцеловать её…